— Хорошо-с, — пошел на попятную полицейский. — Можете и не отвечать на этот вопрос. Мы ведь так, беседуем, по простому-с, без протокола.
Клим Пантелеевич слегка поморщился, но промолчал.
— Итак, вы изволили заметить, что посоветовали вызвать дух Анны Извозовой?
— Да нет же! Анна жива. Я хотела, чтобы медиум поговорил с ее матерью, то есть с духом ее умершей матери, и выспросил, кто совершил это преступление. Ну надо же, в конце концов, узнать злодея!
— И что же вам ответили?
— Эразм Львович сказал, что понадобится фотографическая карточка умершей. А Фаина пообещала отыскать ее и принести к следующему сеансу.
— Это когда же?
— В пятницу, тринадцатого февраля… — сказала, замерла на миг и тут же проронила испуганно: — Господи, вот ведь какое страшное число!
— Простите, — полицейский покачал головой, — но неужто вы верите во все эти, с позволения сказать, небывальщины?
— Да нет же! До вчерашнего дня я относилась к спиритизму с недоверием, но когда под потолком появилось синее облачко, а потом Эразм Львович завещал чужим голосом, упомянул некоего Леонида, причастного к смерти Саввы Тимофеевича, да назвал его адрес, я, право, растерялась… Кстати, — оживилась Вероника Альбертовна, — а вы проверьте, не проживает ли на Екатерининском канале в доходном доме № 25 этот самый Леонид. И если такой есть, то потом хорошо бы выяснить, был ли он во Франции в день убийства господина Морозова.
— Проверить список жильцов — пара пустяков. Только вот надобно ли заниматься этой фантасмагорией? — Сыщик улыбнулся и, делая пометку в блокноте, добавил: — Однако вы меня заинтриговали. Что ж, я развею ваши подозрения.
— Простите, Петр Михайлович, а каков был характер ранений, повлекших смерть потерпевшей? — осведомился Ардашев.
— Летальным оказался один из двух ударов в сердце. Но потом, когда она уже умерла, — он извинительно посмотрел на Веронику Альбертовну, — ей изрезали живот.
— Зверь! — одними губами прошептала хозяйка.
— А вы не связываете это убийство с преступлением на Болотной? — спросил Клим Пантелеевич.
— Не думаю, — замялся Игнатьев. — Если даже сопоставить способы насилия и характер увечий, то они, как видите, разнятся. На Болотной преступник выжег белошвейке серной кислотой глаза. Опять же, непонятно, что было орудием преступления, если поврежденными оказались только глазные яблоки, а кожа лица не пострадала. Вчера же — грубое нападение на состоятельную даму, хозяйку модного салона; здесь применялся нож с длинным клинком или кинжал, поскольку сердце было пробито чуть ли не насквозь.
— Касательно орудия преступления на Болотной, тут все очевидно. Это был пузырек с серной кислотой и пипетка, — высказался Ардашев и закинул ногу на ногу.
— Да-да, — задумавшись, выговорил визитер, — по всей вероятности, вы правы.
— Безусловно! Здесь не может быть сомнений! — не удержалась Вероника Альбертовна. — Злодей усыпил Анечку хлороформом, а потом, дождавшись, когда она потеряет сознание, закапал глаза едкой жидкостью.
— Позвольте, — насторожился сыщик, поглядывая поочередно на супругов, — откуда вам это известно? Ведь в газетах этого не писали.
— Не писали, — подтвердил статский советник, — по крайней мере, в «Петроградском листке», который я читал во время вашего визита в салон «Мадам Дюклэ», об этом не было сказано ни слова. Однако в тот же день мы навестили Анну в больнице. Девушка поведала, что перед тем, как она погрузилась в беспамятство, она почувствовала запах или привкус чего-то сладкого. Как известно, такое ощущение бывает именно при использовании хлороформа.
— Верно-верно! — вымолвил Игнатьев, пытаясь изобразить удивление (но эта явная фальшь не ускользнула от внимания Клима Пантелеевича). — А я все никак не мог вспомнить, где же я вас видел.
— Не стоит также забывать, — продолжал статский советник, — что Анна Извозова и Фаина Вяземская работали в салоне «Мадам Дюклэ». И пусть первая была модисткой, а вторая — хозяйкой, это не меняет дела. Сдается мне, что ни в первом, ни во втором случае вам не удалось снять отпечатки пальцев. И все потому, что преступник, боясь обжечь руки серной кислотой, надел кожаные перчатки. Я прав?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— К сожалению, — с неудовольствием признал полицейский. — Однако кровяные следы остались. Убийца, судя по всему, вытирал руки о белье потерпевшей, но ясных отпечатков пальцев на нем нет.
— Скажите, Петр Михайлович, а не было ли на стене дома, где проживала Вяземская, каких-либо надписей, нанесенных мелом на входную дверь или стену?
Полицейский насторожился, точно гончая, и тут же ответил:
— Да, такое имелось. Рядом с местом убийства на стене мы обнаружили непонятные сокращения, по всей видимости, стихотворного характера. Но, признаться, не придали этому особого значения. А вам, кстати, откуда это известно?
— Дело в том, что на Болотной, уже после нападения на модистку, на стене дома, в котором проживала Анна Извозова, я заметил три весьма странных слова: «Морок изведет порок». Все исполнено печатными буквами. Да вы можете сами в этом убедиться. Дворник вам покажет.
— Да? Отправлюсь туда прямо сейчас. А с чего это вы решили, что эта строчка — дело рук преступника? — не скрывая иронии, осведомился полицейский.
— В этой фразе первое и последнее слова — почти близнецы. Они различаются лишь по первой букве. К тому же «морок» имеет несколько значений, в первую очередь: мрак (туман, мгла, облачность, темнота, т. е. слова, относящиеся к природным явлениям) и во вторую: затмение сознания, а иногда, правда, очень редко, — человек с помутневшим рассудком, сиречь сумасшедший. Только вот надобно выяснить, о каком «пороке» идет речь?
— А вы, — он уставился на Ардашева, — рассуждаете точно судебный следователь или сыскной агент. Случаем, не доводилось служить у нас?
— Нет, Бог миловал.
— Ну да, ну да, — с обидой в голосе провещал Игнатьев. — Нас не очень-то жалуют, но как случится что — смертоубийство или кража, — так все к нам бегут, в сыскное.
— А куда же еще, — усмехнулся Клим Пантелеевич, — вы поставлены Государем блюсти закон и порядок.
— Именно так и поступаем, — поднимаясь, выговорил сыщик и тут же спросил: — Позвольте полюбопытствовать, в каком ведомстве вы служите?
— На Певческом мосту.
— В Министерстве Иностранных Дел?
— Именно.
— Понимаю. Интересная работенка. По заграницам вояжируете… за государственный, так сказать, счет. Пальмы, кенгуру, крокодилы, теплые моря… Хорошо-с! Завидую! — Он тряхнул головой и пригладил остатки жалких волос на лысине. — А тут по малинам да притонам с утра до глубокой ночи лазить приходится. Вчера, к примеру, весь день в Вяземской лавре в засаде просидел. «Сашку-Ангела» караулили. Так и не поймали. Ушел. Кто-то предупредил…
— Это уж, простите, как говаривал мой покойный родитель: suum cuique, — развел руками Клим Пантелеевич.
— Да уж, каждому свое, — перевел Игнатьев. — С этим трудно не согласиться. Позвольте откланяться.
Полицейский в сопровождении Клима Пантелеевича прошел в переднюю.
И уже одевшись и выйдя из квартиры, он бросил напоследок:
— И все-таки, Клим Пантелеевич, сдается мне, что вы не были со мной до конца откровенны. Уж больно хорошо вы осведомлены в следственных делах, терминологией владеете, в криминалистике, я вижу, разбираетесь. Ну да ладно, не хотите, не говорите…
— Честь имею, — изрек статский советник, пропустив реплику Игнатьева.
Он затворил за незваным гостем дверь и проследовал в столовую.
Остаток вечера прошел в почти траурном молчании. Несмотря на изысканный ужин, — а Варвара, надо признать, постаралась на славу: рассольник из потрохов и молодых почек, судак под грибным соусом, кулебяка, салат из редьки со сметаной и зеленым луком; моченая вишня, соленые рыжики, жареные молоки в сухарях и с перцем; на десерт — яблочный пирог без теста и мороженое с ромом, — разговор между супругами не клеился. И, главным образом, из-за Клима Пантелеевича, который погрузился в глубокие раздумья, что, однако же, совсем не мешало ему с аппетитом наслаждаться поданными блюдами и время от времени подливать супруге кларет, а себе — зорной водки. Когда горничная подала кофе по-турецки, Ардашев промокнул губы салфеткой и сказал:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})