14. (1) Итак, гневливость недопустима ни при каких обстоятельствах; иногда приходится притвориться разгневанным, когда нужно разбудить лениво дремлющие души слушателей, как упрямых и ленивых лошадей мы заставляем сдвинуться с места с помощью палки или факела. Иногда нужно пронять страхом тех, на кого не действуют разумные доводы. Однако по-настоящему гневаться не полезнее, чем горевать или бояться.
(2) «Что же, разве не бывает случаев, возбуждающих в нас гнев?» — Вот именно в этих случаях и нужно решительнее всего подавлять его. Одержать победу над своей душой совсем нетрудно: ведь даже атлеты, упражняющие лишь низшую часть своего существа, спокойно переносят боль ударов — ведь им надо изнурить противника; и сами наносят удары не тогда, когда велит им гнев, а когда диктует удобный случай. (3) Пирр, знаменитейший наставник в гимнастических состязаниях, всем, кого тренировал, давал, говорят, одно и то же наставление: не поддаваться гневу. Ибо гнев нарушает все правила искусства, и все его помышления сводятся к одному — как бы навредить побольше. Нередко бывают обстоятельства, в которых разум советует набраться терпения, а гнев — добиваться возмездия, и, послушавшись его, мы запутываемся в новых бедах, гораздо страшнее первых. (4) Случалось, что люди, не пожелавшие спокойно снести одно-единственное слово, отправлялись в изгнание, а на тех, кто не пожелал молча снести легкую обиду, обрушивались тяжелейшие бедствия; кто возмущался малейшему ущемлению своей неограниченной свободы, те навлекли на себя рабское ярмо.
15. (1) «И все-таки в гневе есть что-то благородное. Ты сам признаешь это: посмотри на германцев и скифов — племена, более других склонные к гневу». Верно, мужественные и крепкие от природы характеры бывают склонны ко гневу до того, как их смягчит дисциплина. Есть прирожденные качества, которые бывают свойственны лишь более благородным характерам, как пышная растительность признак тучной, хотя и невозделанной земли, как высокий лес вырастает лишь на плодородной почве. (2) Точно так же и мужественные от природы характеры — подходящая почва для гневливости; огненно-кипучие, они не терпят ничего мелкого и низкого; однако их жизненная энергия требует обработки и совершенствования, как все, что произрастает лишь по милости природы без участия искусства; если такой характер быстро не укротить, все, из чего могло бы получиться мужество, превратится в опрометчивую дерзость. (3) А что? Разве более мягким душам не сопутствуют и более мягкие пороки, как чрезмерная сострадательность, любвеобильность, застенчивость? Таким образом, даже по недостаткам человека я могу показать тебе его превосходные природные задатки; и тем не менее, даже будучи признаками лучшей природы, они не перестают от этого быть пороками.
(4) Кроме того, все эти племена, свободные благодаря дикости, как львы или волки, так же неспособны к рабству, как и к господству над другими. Ибо сила их характера не столько человеческая, сколько дикая и неуправляемая. Но никто не может повелевать, не умея подчиняться. (5) Вот отчего власть всегда оставалась в руках народов, живущих в умеренном климате. Жители холодного севера отличаются неукротимыми характерами, как говорит поэт: «Своего подобие неба»[179].
16. (1) «Однако животные, более других подверженные гневу, считаются самыми благородными». Ставить их в пример человеку было бы заблуждением, потому что у них вместо разума — порыв, а у человека вместо порыва — разум. Но даже и среди животных, что одним хорошо, нехорошо другим: львам помогает гнев, а оленям страх, коршуну — нападение, голубке — бегство. (2) Более того, неверно даже и то, что всякое животное тем лучше, чем больше склонно ко гневу. Я согласен, что это верно применительно к хищникам, питающимся своей добычей: тут чем гневливее зверь, тем он лучше. Но быков и лошадей я стану хвалить не за гневливость, а за выносливость и терпение: они должны слушаться узды. Ну и наконец, ты выбрал крайне неудачный образец: зачем призывать человека подражать животным, когда есть вселенная и есть бог, которого одному лишь человеку из всех животных дано понимать — для того, чтобы подражать ему.
(3) «Но гневливые люди считаются самыми простыми и искренними (simplicissimi)». Они кажутся простыми по сравнению с лжецами и притворщиками, потому что они действительно не притворяются. Однако я назвал бы их не простыми, а безалаберными: так мы называем дураков, расточителей и любителей роскошной жизни, да и вообще такое имя подходит к любому пороку, не соединенному с хитростью.
17. (1) «Иногда оратору полезно бывает разгневаться — он тогда говорит лучше». — Совершенно верно, но не разгневаться, а изобразить гнев. Так и актеры, произнося стихи, волнуют народ не гневом своим, а хорошим подражанием гневу. То же самое относится и к судьям, и к выступающим на сходках: повсюду, где нам нужно бывает направить чужие души туда, куда мы считаем нужным, мы изображаем то гнев, то страх, то сострадание, чтобы внушить эти чувства другим; и часто сыгранное чувство производит куда более сильное действие, чем подлинное.
(2) «Безгневная душа расслаблена». — Да, если в ней нет ничего сильнее гнева. Не следует быть ни разбойником, ни жертвой, ни сострадательным, ни жестоким. У жалостливого душа чересчур мягкая, у разбойника чересчур затверделая. Мудрецу же следует держаться умеренности и для совершения дел, требующих мужества, применять не гнев, а силу.
18. (1) А теперь, поскольку мы рассмотрели все вопросы касательно гнева, перейдем к средствам борьбы с ним. Их, по-моему, два: первое — не поддаваться гневу, второе — в гневе не совершать дурных поступков. Забота о теле тоже предполагает два рода наставлений: одни — как сохранить здоровье, другие — как восстановить его. Так и с гневом: одна забота — не допустить его, другая — подавить. Тому, как избежать гнева, нас научат наставления, относящиеся ко всему образу жизни; одна их часть относится к воспитанию детей, другая — к взрослым.
(2) Воспитание требует самой большой тщательности, которая потом окупится сторицей; легко придать правильную форму душе, пока она еще мягкая; трудно искоренить пороки, которые повзрослели вместе с нами.
19. (1) Возникновению гневливости благоприятствует горячая по природе душа. В самом деле, существуют четыре элемента: огонь, вода, воздух и земля, наделенные в разной степени такими свойствами, как жар, холод, сухость и влажность[180]. Смешение элементов создает разнообразие местностей, животных, тел и нравов; также и человеческий характер проявляет особые склонности в зависимости от того, какой элемент в нем окажется сильнее и обильнее прочих. Так, какие-то области или страны мы зовем влажными или сухими, жаркими или холодными. (2) Такие же различия существуют и между животными, и между людьми: важно, сколько в ком содержится влаги или жара; какого элемента окажется больше, таков будет и нрав. Гневливыми делает людей огненная природа души, ибо огонь деятелен и упорен. Холодное смешение делает людей трусами, ибо холод сжат и малоподвижен.
(3) Некоторые из наших[181] считают, что движение гнева происходит в груди человека, когда закипает кровь около сердца. По всей видимости, они указывают на это место как на самое вероятное вместилище гнева потому, что грудь — самое горячее место в человеческом теле. (4) В ком больше влаги, в тех гнев нарастает постепенно, поскольку в них нет готового жара и они раскаляются по мере волнения. Вот почему у детей и женщин гнев вначале всегда легкий, да и вообще у них он скорее бурный, чем тяжелый. У людей сухих возрастов гнев силен и неудержим, но он обычно не растет и намного не увеличивается, потому что жар в них уже склоняется к убыли, а на смену жару идет холод. Старики бывают тяжелого и сварливого нрава, так же как больные и выздоравливающие; исчерпывается жар и от переутомления или потери крови. (5) Сюда же относятся и все истощенные голодом и жаждой, малокровные, недоедающие и вообще слабые и изнуренные. Вино воспламеняет гнев, поскольку горячит; пьяные — а некоторые даже слегка навеселе, в зависимости от природы каждого — из-за любого пустяка вспыхивают гневом. Самые гневливые — рыжие и краснолицые, и я не вижу другой причины этому, кроме одной: у них от природы такой цвет лица, какой у других делается обычно во время вспышки гнева; видимо, у них всегда очень подвижная и беспокойная кровь.