– Тебе не в чем себя винить, девочка, – с жалостливым лицемерием произнес старый барон Брюгехоффен, подходя к постели. Его глазки жадно ощупывали полуобнаженное тело девушки, а слюнявые губки гадко облизывались. Увидев его, девушка мгновенно сообразила, кому обязана позором. – Тебя предала родная мать и соблазнил презреннейший из негодяев. Кто бы устоял против такого вероломства? Узнав о твоем падении, я не знал ни минуты покоя и твердо решил тебе помочь.
– И помощь выразилась в том, что вы опозорили меня перед моим отцом! – разозлившись, прошипела девушка. Если бы она могла, то вцепилась бы ногтями в мерзкое лицо противного старикашки. – В таком случае заявляю, что ваши побуждения были самыми низкими – вы отомстили мне за то, что я отказалась стать вашей любовницей! Да вы сами собирались лично заняться моим падением!
Князь в изумлении уставился на Брюгехоффена, а Фридрих едва сдерживался, чтобы не кинуться на старого барона с кулаками. Если бы они сейчас были одни, он попросту придушил бы негодяя. У Брюгехоффена испуганно заметались глаза, он, наконец, сообразил, что его положение в данный момент, пожалуй, худее, чем у Ауленберга.
– Это – презренная ложь! Да, я имел на вас виды, но не такие, о которых вы говорите. Я рассчитывал жениться на вас, фрейлейн Элиза. А вы мне отказали, хотя, видит бог, я желал обеспечить вам достойное будущее. Вместо этого вы решили стать… прошу прощения, ваше сиятельство… содержанкой этого развратника.
– Вы – жалкий лицемер! И я презираю вас! – смачно плюнула ему в лицо Элиза и, гордо приподняв голову, заявила: – Но в одном вы правы: я действительно сама решила стать любовницей барона Ауленберга. Это мой выбор, и никто меня не принуждал.
– Ты сама пожелала стать любовницей?! – ахнул князь. – Да как ты посмела?
– Я достаточно взрослая для того, чтобы решать за себя, – девушка смело посмотрела отцу прямо в глаза. – И я умею разбираться в людях. Во всяком случае, развратному старику – подлецу и негодяю я предпочла лучшего в мире человека.
– Не забывай, что ты – моя дочь! – рявкнул Рудельштайн, ошарашенный ее дерзостью. – И должна не забывать о фамильной чести!
– Успокойтесь, дорогой князь, – с гадкой улыбкой произнес Брюгехоффен, старательно вытерев лицо платком и небрежно отбросив его в сторону. – Разве вы не понимаете, почему она говорит все эти мерзости? Во всем этом чувствуются происки этого мерзавца. – Барон повернулся к Элизе и заговорил сладеньким голосом: – Тебя ведь предупреждали о том, что Ауленберг – подлец. А ты уверяла, что он – порядочный человек и, всего лишь опекает тебя по просьбе твоей матушки. Теперь ты видишь, дитя мое, – он окинул выразительным взглядом съежившуюся фигурку девушки, – его ложная забота обернулась для тебя трагедией. Можно ли после этого рассчитывать на почтенное супружество? Простите, князь, но даже я, такой старик, теперь не смогу назвать своей женой столь очаровательное, но падшее создание.
Элиза подняла на отца глаза, полные слез. Как лее доказать ему, что она и не думала порочить его имя? Как объяснить, что она ни о чем не сожалеет? Поверит ли он в то, что она была совершенно счастлива всего лишь четверть часа назад? А сейчас ее сердце кричит от горя и страха…
– Итак, сударь, вы запятнали мою честь и оскорбили мою дочь! – сурово провозгласил Рудельштайн. – Я вижу только один выход из создавшегося положения. – Он выдержал паузу и высказал приговор: – Как порядочный человек, вы обязаны на ней жениться.
– Жениться? – Ауленберг обернулся и сердито взглянул на Элизу.
Его даже передернуло от слова «жениться», но малышка с заплаканными доверчивыми глазами и губами, припухшими от поцелуев, выглядела такой беззащитной и, в то же время, соблазнительной, что слова возмущения застряли у него в горле.
– Разумеется, не приходится ожидать, что вы поведете себя достойно и возьмете на себя ответственность за этот позор, – язвительно заметил князь. – Поэтому я лично требую, чтобы вы женились на моей дочери.
Он заметил, с какой тоской Фридрих смотрит на Элизу, и истолковал его взгляд по-своему:
– О, понимаю! Вы решились соблазнить девушку, полагая, что за нее некому заступиться, считая ее незаконнорожденной. Так вот, прошу учесть, что я официально признал свою дочь. В Элизе течет княжеская кровь, и я никогда не согласился бы на брак своей дочери с таким подлецом, как вы, если бы не сегодняшний злосчастный вечер. Кстати, вам тоже не пришлось бы рассчитывать на это, – холодно заметил Рудельштайн барону Брюгехоффену.
Фридрих ошеломленно молчал. В голове у него творился полнейший хаос. Князь выжидающе уставился на Ауленберга.
– Прошу вас… отец, – прошептала Элиза. – Не заставляйте его. Фридрих вовсе не обязан на мне жениться. Между нами ничего не произошло.
– Искренне на это надеюсь, – хрипло проговорил князь, болезненно сморщившись. – Но честь твоя в любом случае пострадала.
– Вы правы, ваше сиятельство, – Фридрих с трудом шевелил губами. – Перед законом совести я должен исправить это прегрешение. Похоже, мой долг теперь взять вашу дочь в жены.
Ауленберг взглянул на Брюгехоффена, прячущегося за спиной князя, и в глазах старика прочел сияющее злорадство. Подлец весьма рад его унижению. В душе Фридриха забурлили злость и смятение. Зачем только он оказался в ту проклятую ночь возле дома своего брата! Зачем вздумал подобрать на улице эту взбалмошную девчонку, из-за которой так глупо влип! Подумать только, какая ирония судьбы: еще недавно он считал, что Верхоффен нанял Элизу, чтобы с ее помощью поставить в глупое положение Вильгельма, а вместо этого в совершенно идиотскую ситуацию попал он сам и не без участия дядюшки своего приятеля.
Он так долго жаждал назвать Элизу своей, и теперь его мечты исполнятся. Только вместо того, чтобы назвать ее своей любовницей, он обвенчается с ней. Какой позор! Конечно, удар смягчает тот факт, что князь Рудельштайн признал Элизу своей дочерью, но трудно представить, как отреагирует князь Вайер-Мюрау на столь щекотливый брак, да еще учитывая столь пикантную ситуацию.
– Что ж, Элиза, теперь ты получишь то, что хотела, – с горькой усмешкой проговорил Ауленберг, бросая на девушку злой взгляд. – Ты получишь статус замужней дамы.
Элиза с ужасом смотрела на него, а Фридрих, быстро натянув на себя брюки, саркастически обратился к Рудельштайну:
– Полагаю, вы окажете мне любезность и сообщите, где и когда состоится венчание.
С этими словами он подхватил свои рубашку и сюртук и, громко хлопнув дверью, вышел.
Вслед за ним покинули кабинет и князь с бароном Брюгехоффеном, чтобы дать Элизе возможность одеться. Сурово взглянув на барона, Рудельштайн мрачно заметил: