— Но ты же пришла!
— Не к тебе.
Она поскользнулась на комке глины. Риэган подхватил её под локоть, но Келликейт дёрнула плечом, высвобождая руку. Гость словно стал ниже ростом, он склонил голову и смотрел на Келликейт будто бы снизу вверх, вмиг растеряв внушительность и властность. Они скрылись за углом дома, голоса постепенно затихли.
Мартин вздохнул, вкладывая меч в ножны:
— Ну, может, хоть теперь она его выслушает. Вроде умная леди, но упряма порой, как ослица. Эй, а ты-то куда собрался? — он положил руку на плечо барда. — А ну стой!
А Элмерик едва не пошёл за Келликейт и Риэганом. Его мучили десятки вопросов, и все они теперь обрушились на голову Мартина.
— Что происходит? Откуда они вообще знакомы? Они в ссоре? Из-за чего? Риэган обидел её? Ничего, что Келликейт с ним одна? Кто он такой вообще? Зачем приехал? И почему не может остаться и учиться с нами — ведь хочет же? Он чародей? Воин? А что он будет делать во время битвы?
— Как много ты хочешь знать, — усмехнулся Мартин, но взгляд его был совсем не весёлым. — Слышал? Любопытство кошку сгубило…
— Вечно вы ничего не рассказываете, а потом удивляетесь, что мы везде лезем! — Элмерик не ожидал, что его слова будут полны такой горечи. — Конечно, мы ведь ещё не Соколы… Куда нам!
От неожиданных упрёков Мартин аж поперхнулся.
— Не в этом дело. Просто некоторые тайны нам не принадлежат. Я немногое могу рассказать, не нарушив слова.
— Тогда расскажи то, что можно!
— Не зря говорят, что все рыжие настырные и прилипчивые, как репей… — Вопреки ожиданиям, Мартин не рассердился. Может, потому, что сам был отчасти рыжий, а значит, сравнение про репей относилось и к нему. — То, что они знакомы, ты, думаю, и сам понял. И это не ссора, просто… сильная неловкость. Когда-то давно, можно сказать, в прошлой жизни Келликейт была дочерью знатного лорда и жила в замке. К ней приезжали женихи. Риэган тоже сватался, но получил отказ, с которым до сих пор не может смириться. Вот, собственно, и всё.
— А она любит не его, а того, кто спас её от костра… — Элмерик вспомнил историю, которую Келликейт рассказывала Орсону на Мабон.
Ему стало даже жаль Риэгана, как до этого было жаль Орсона. И что они все нашли в чернявой пигалице? Ты ей слово — она тебе десять, ещё и обсмеёт. Леди, называется! Сложно с такой жить! Такие женщины смелы и решительны, но попробуй их хоть в чём-нибудь убедить…
— Вот только ты не начинай, — устало и неожиданно резко произнёс Мартин. — Плохая тема.
— Ой… то есть… в смысле, хочешь сказать?… — Элмерик поймал на себе тяжёлый взгляд, не суливший ничего хорошего, и вовремя прикусил язык. Но куски истории наконец-то сложились воедино. Помнится, Келликейт сказала, что знает о безнадёжности своих чувств. Значит, проклятие королевы Медб и ей вышло боком. Как же причудливо складываются людские судьбы! Кажется, потянешь за маленькую нить, а размотаешь целый клубок.
Бард вдруг в полной мере ощутил всю тяжесть роковой предопределённости, о которой часто упоминалось в древнеэльфийских текстах. Будто бы чары, лежащие на Мартине, стали вдруг живыми и зримыми, похожими на шипастые ветви терновника. Им ничего не стоило оплести не только человека, но и весь мир: уничтожить радость, сковать и придавить к земле, пронзить плоть, уничтожить радость… От осознания хрупкости всего сущего он едва не задохнулся, и вынырнул из видения, лишь во второй раз услышав вопрос Мартина:
— Чего молчишь?
— Извини, задумался. Я вообще-то тебя искал. Мне мастер Каллахан велел.
— Ясно. Я сегодня у него, видать, вместо подорожника. Лечу от душевных ран и мрачных мыслей.
— А чем?
— Хорошими тумаками, — Мартин снова улыбался. — Риэган за этим же приходил, хоть и не признается никогда. Ну давай, становись в стойку.
— Погоди, я… — запротестовал Элмерик, но Мартин не дал ему договорить, кинув в руки тренировочный меч, который принёс с собой.
— Лови.
Вздохнув, Элмерик повесил куртку на ветку дерева, подвязал волосы, чтобы не мешались, подтянул потуже шнуровку на кожаных наручах и взял перчатки. Мастер Каллахан был прав: он и впрямь засиделся, задеревенел, извёл себя бессонницей и дурными мыслями. Хорошо, что можно вот так сходить к Мартину. Поговорить, подраться, потом ещё раз поговорить… Интересно, а к кому ходит Мартин, когда ему тоже приспичит выпустить пар? Не сам же к себе?
Мартин салютовал клинком и стремительно атаковал. Мечи встретились, сталь зазвенела о сталь. Сперва Элмерик бился вяло, мыслями возвращаясь то к Келликейт и Риэгану, то к ссоре с Джеримэйном, но, получив несколько не слишком болезненных, зато весьма обидных шлепков лезвием плашмя, собрался с силами и перешёл в решительное наступление. Конечно, он знал, что Мартина ему не победить. Но это было и не нужно. Главное — перестать думать о плохом и сосредоточиться на поединке. Почувствовать, как тёплая кровь быстрее бежит по жилам. Слушать, как поёт сталь клинков. Ощутить подзабытый азарт и вкус жизни. И, может, хоть на время перестать винить себя за всё подряд.
* * *
— То есть как, Самайн уже послезавтра? — не веря своим ушам, Элмерик вытаращился на Розмари.
Девушка держала в руках небольшой, но весьма увесистый гладко отполированный деревянный сундучок. Бард не успел предложить помощь — она с грохотом поставила свою ношу на пол и лихо вытерла руки о передник.
— Гляньте на него — всё проспал, а! В облаках весь витаешь. Смотри, не подведи нас! Будешь на Испытании ворон считать-та!
Бард проглотил заслуженные упрёки и обезоруживающе улыбнулся. Если бы он был внимательнее, то сразу заметил бы, что Розмари пошила себе к празднику новый передник, украшенный с шестью полосками красной, оранжевой и жёлтой тесьмы и надела узорный пояс с пышными кистями.
— Не беспокойся, не подведу. О боги, это же надо ещё подарки… —