Перед тем, как покинуть Англию, Лиланд написал Грейс-Энн в Уорик, заверив вдову, что ее финансовое положение обеспечено в точности так, как они обсуждали. Поверенный герцога, Эрик Олмстед, будет приглядывать за ее счетами, а Мильсом, который теперь находился в Уэр-Хаусе на Гросвенор-сквер в Лондоне, всегда сможет передать сообщение Лиланду через Министерство иностранных дел, если возникнет крайняя необходимость.
И какую пользу это сможет ей принести, подумала Грейс-Энн, прочитав его письмо. К тому времени, когда Уэр получит хоть одно из ее посланий, Пру уже давным-давно уедет.
Глава 14
Дни были намного легче, чем ночи. Сумрачный январь уступил место более светлому февралю, и Грейс-Энн привыкла к новой, более комфортной жизни. Даже викарий неохотно согласился, что их положение улучшилось. В доме стало больше свечей, чтобы он мог читать допоздна, достаточно еды, чтобы у него в желудке неловким образом не ворчало во время проповедей, и довольно слуг и нянек, чтобы надоедливые внуки не болтались под ногами. Благодаря новой переписке с профессором Джорданом, Беквит сумел приобрети несколько современных, более скромных текстов, тем не менее, ставших достойным пополнением его коллекции.
При новом образе жизни миссис Беквит частично восстановила свое здоровье и воодушевление. Она даже начала наносить визиты, которыми ей теперь было не стыдно обмениваться с соседями, и посещать прихожан, так как хлеб, который она раздавала нуждающимся, теперь не приходилось отнимать у своей семьи. Грейс-Энн или кто-то из слуг – сейчас у них была кухарка, слуга-мужчина и три девушки, которые каждый день приходили из деревни, чтобы убираться, прислуживать и помогать Мэг в детской – отвозили ее на тележке, запряженной пони.
Поначалу Пруденс тоже пожинала плоды неожиданной удачи, выпавшей Грейс-Энн. Не то чтобы она когда-либо была загружена работой, но сейчас на плечах Пру лежало еще меньше обязанностей. Поэтому она могла проводить большую часть времени со своей закадычной подругой, Люси, в поместье сквайра, к всеобщему облегчению – от Грейс-Энн и детей до слуг, которые все до единого страдали от глумливых и требовательных придирок Пру. Пруденс заявляла, что помогает Люси планировать приданое, а Грейс-Энн надеялась, что это так, и что сестра не помогает Лайаму Халлорану присматривать за новой конюшней скаковых лошадей. Пру пополнела от простой, но вкусной пищи, которую готовила новая кухарка, с каждым днем становясь все более женственной, и Грейс-Энн беспокоилась, что молодой ирландец может найти ее сестру еще более привлекательной.
Так или иначе, дни Грейс-Энн были такими же заполненными, как и всегда, хотя ей не нужно было печь, ездить за покупками и заниматься делами прихода. Она все еще преподавала в воскресной школе и помогала отцу переписывать начисто его проповеди – большей частью для того, чтобы поддерживать с ним мир. Грейс-Энн продолжала управлять домашним хозяйством, чтобы сберечь силы матери, и все еще вела домашние счета. Вдобавок она уделяла много времени своим банковским выпискам, составляя сметы, вычисляя проценты, пытаясь спланировать расходы на непредвиденный случай, чтобы ей не пришлось обращаться к герцогу. Эти дополнительные деньги, остающиеся после каждого месяца, означали ее безопасность, так что Грейс-Энн осторожно обращалась со своими пенсами и фунтами и не превратилась в транжиру за одну ночь.
Все излишки времени, какие она могла найти, Грейс-Энн посвящала мальчикам. Она брала их на длинные пешие прогулки в ясные дни, чтобы выгулять собаку и детей. Пастушья собака, кажется, инстинктивно знала свою работу, приняв близнецов за собственное маленькое стадо. Герцог всегда держал Уилли и Леса в поле зрения и старался, как мог, не отпускать их друг от друга и не подпускать к опасности. К несчастью, пес решил, что пономарь ворует овец, а деревенские собаки похожи на волков, но Грейс-Энн работала над этим. Так же она занималась тем, что учила мальчиков алфавиту и счету, после того, как поклялась Лиланду, что дети слишком малы для формального обучения в школе. Единственный недостаток, который герцог смог бы обнаружить в подобных уроках – это отсутствие учебников. Дома они читали по книжкам с картинками, а на улице – по могильным памятникам в церковном дворе по соседству.
Ее дни были полны забот, но Грейс-Энн больше не падала на кровать сразу же после обеда, истощенная до крайности. Теперь у нее было время для чтения, штопки или написания писем – и на то, чтобы подумать о времени, которое ей еще предстояло заполнить. Бесконечные часы, бессчетные ночи.
А затем Лайам Халлоран пришел просить у викария Беквита руки Пруденс.
Викарий ответил отказом, чему никто не удивился, даже, как подозревала Грейс-Энн, сам Лайам. Она удивлялась только тому, что мистер Халлоран сумел покинуть дом целым и невредимым.
После этого в доме не было ни одной спокойной ночи, потому что Пруденс попеременно кричала, плакала и хлопала дверьми. В первую ночь близнецы проснулись и заплакали; во вторую ночь мистер Беквит перебрался с матрасом в церковь; на третью ночь дрожащая миссис Беквит упросила Грейс-Энн поговорить с сестрой.
– Ты что? – Грейс-Энн упала на один из стульев в комнате Пру. Пруденс вытянулась на матрасе, с головой накрывшись одеялом. Может быть, она неправильно расслышала. – Ты ведь не в самом деле…
Одеяло кивнуло в знак согласия.
– Господи Боже, как же это произошло? Нет, я знаю, как это случилось. Этот ирландский негодяй воспользовался тобой, не так ли? Да ведь этот подлец заслуживает того, чтобы его пристрелили. Если бы я была мужчиной, то вызвала бы его на дуэль, вот так-то.
Из-под одеяла послышалось какое-то бормотание.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что это не его вина? У тебя был кто-то еще?
Теперь Пруденс резко выпрямилась, на ее припухшем от слез лице было написано негодование.
– Конечно же, нет, простофиля. Я имела в виду, что Лайам не виноват. Это была даже не его идея. Я думала, что папа позволит нам пожениться, если я больше не буду… ну, ты знаешь.
– Но теперь ты ждешь ребенка!
– Что ж, я ведь не знала, что может это случиться, не так ли? Никто не сказал мне!
Никто и не подумал, что ей нужно это знать. Грейс-Энн не могла решить, что ей следовало делать: рвать на себе волосы – или вцепиться в локоны Пруденс.
– Ты должна была узнать, ради всего святого! И в первую очередь тебе не следовало так поступать. О чем ты только думала? – вскричала она, прекрасно понимая, что эти болваны не думали вовсе.
– Я думала о том, чтобы выбраться отсюда, вот так. Если бы я осталась здесь еще на один год, то состарилась и подурнела бы, так ни разу не побывав ни на одной вечеринке и не повеселившись. Я бы никогда не встретилась с подходящими молодыми людьми, осталась незамужней и вечно жила бы с родителями. Или все кончилось бы тем, что я вышла бы замуж за фермера и стала матерью его чумазых сопляков.