Успокаивающе бормоча, я обернула левую руку в льняную салфетку, твердо взялась ею за подбородок раба и, ткнув лезвием в ноздрю, ловко разрезала полип. Разрез сильно кровоточил, кровь обильно пропитала ткань на моей руке, но очевидно рабу не было больно. Он выглядел удивленным, но не испуганным.
Железка для прижигания представляла собой тонкий металлический прут с деревянной ручкой, его противоположный конец был расплющен в виде лопатки. Лопатка нагрелась в огне до покраснения. Я взяла прут за деревянную ручку, на мгновение прижала к носу мужчины кусочек ткани, чтобы приостановить кровотечение, и в долю секунды прежде, чем кровь хлынула снова, прижала горячее железо к перегородке в носу, отчаянно надеясь, что попала в нужное место.
Раб издал задушенный звук, но не двинулся, хотя слезы текли по его щекам, орошая теплой влагой мои пальцы. Запах жженой крови и плоти напоминал аромат, поднимающийся из ям с барбекю. Мой живот громко заурчал. Выпученные налитые кровью глаза раба с удивлением встретились с моими; я усмехнулась ему, и он тихонько сквозь слезы хихикнул.
Я вынула железку, держа наготове салфетку, но кровь больше не текла. Задрав голову мужчины далеко назад, я заглянула ему в нос, чтобы с радостью увидеть маленькое чистое пятно на слизистой оболочке. Я знала, что ожог должен быть ярко-красного цвета, но без риноскопа он выглядел, как черная короста, напоминая клеща среди темных волос носа.
Мужчина не понимал по-английски. Я улыбнулась ему, но обратилась к его подружке, молодой женщине, которая держала руку мужчины во время операции.
— С ним все будет в порядке. Скажите ему, чтобы не трогал коросту в носу, и если она загноится, или начнется лихорадка, — я замолчала, поскольку далее должно было последовать «обратитесь к своему врачу», совершенно бесполезные слова, так как это было невозможно.
— Обратитесь к хозяйке, — неохотно сказала я вместо этого. — Или найдите женщину-травницу.
Нынешняя миссис Кэмпбелл, насколько я знала, была молода и довольно бестолкова. Однако у любой хозяйки плантации должны быть знания и необходимые средства от лихорадки. А если разовьется сепсис… ну что ж, тогда вряд ли кто-нибудь сможет ему помочь.
Я похлопала раба по плечу и отпустила его, подозвав следующего пациента из очереди.
Гнойник. Именно с ним можно сравнить нынешнюю ситуацию, с назревающим гнойником. Внешне все казалось спокойным, корона даже отзывала свои войска! Но дюжины, сотни и тысячи крошечных семян раздора оставались, формируя очаги конфликтов в колониях. Регуляторство было одним их них.
Рядом со мной на земле стояло маленькое ведерко с очищенным спиртом, в котором я дезинфицировала инструменты. Я опустила туда лопаточку для прижигания, потом толкнула ее назад в огонь, и спирт вспыхнул с коротким не дающим света шипением.
У меня было неприятное чувство, будто послание в спорране Джейми было таким же огнем, направленным к одному из множества запалов. Некоторые из них можно было затоптать, другие, пошипев, угасли бы сами, но достаточное количество могло разгореться и вспыхнуть, проложив свой разрушительный путь через дома и семьи. В конце концов это станет полезной хирургической операцией, но прольется слишком много крови, пока раскаленный ружейный металл не прижжет открытую рану.
Неужели для нас никогда не будет мира, для Джейми и меня?
— У Дункана МакЛеода триста акров земли возле реки Ядкин, но на ней живут только он и его брат.
Джейми провел рукавом по лицу, вытирая влагу, потом мигнул, стряхивая капельки воды с ресниц, и встряхнулся, как собака, разбрызгивая воду, собравшуюся в волосах.
— Но, — продолжил он, указывая на струйку дыма от костра МакЛеода, — он родственник старого Рэбби Кохрейна. Рэбби не приехал на сбор — я слышал у него водянка — но у него одиннадцать взрослых детей, рассеянных по горам, словно семена. Так что поговори с ним, пусть он пошлет слово Рэбби. Скажи ему, что мы собираемся во Фрейзерс-Ридже через две недели.
Он замолчал, положив ладонь на руку Роджера, чтобы тот не ушел, и прищурился, вглядываясь в туман и просчитывая возможности. Они побывали в трех лагерях и заручились обещанием четырех мужчин. Сколько еще мужчин можно было завербовать на сборе?
— После Дункана перейди через ручей к овечьим загонам. Там будет Ангус Ог. Ты знаешь Ангуса Ога?
Роджер кивнул, надеясь, что он вспомнил того самого Ангуса Ога. За прошедшую неделю он встречал, по крайней мере, четырех мужчин с этим именем, но только за одним по пятам ходила собака, и только он сильно пах сырой овечьей шерстью.
— Кэмпбелл? Согнутый, как рыболовный крючок, и немного косит?
— Да, это он, — Джейми одобрительно кивнул, отпуская его руку. — К тому же он не сможет воевать сам, но он заставит приехать своих племянников и расскажет о наборе в милицию в поселениях возле Хай-Пойнта. Значит, Дункан, Ангус… о, да, Джоани Финдли.
— Джоани?
Фрейзер усмехнулся.
— Да, ее называют старой Джоан. Ее лагерь возле палатки моей тети, ее и ее брата, Иэна Мхора.
Роджер с сомнением кивнул.
— Да. И я должен поговорить с ней, не так ли?
— Да, — сказал Фрейзер. — Иэн Мхор не разговаривает. Хотя у нее два брата, которые говорят, и два взрослых сына, пригодных для войны. Она отправит их с нами.
Джейми поднял глаза вверх. День стал немного теплее, и дождь почти прекратился; в воздухе висела туманная дымка, которую в Шотландии называют моросью. Облака стали менее плотными, и сквозь них просвечивал солнечный диск, бледное размытое пятно, все еще высоко над горизонтом, но уже спускающееся к закату. Возможно, еще часа два будет светло.
— На этом все, — решил он, вытирая нос рукавом. — Как поговоришь со старой Джоан, возвращайся к костру, поужинаем перед твоей свадьбой, да?
Он задрал одну бровь, глядя на Роджера, и слегка улыбнулся, потом развернулся, но прежде чем Роджер отошел, он снова повернулся к нему.
— Говори прямо, что ты капитан МакКензи, — посоветовал он. — Они станут лучше слушать тебя.
Он снова развернулся и зашагал прочь к более упрямым клиентам из своего списка.
Костер МакЛеода горел в тумане, словно дымокур. Роджер шел к нему, повторяя про себя, как молитву. «Дункан МакЛеод, Рэбби Кохрейн, Ангус Ог Кэмпбелл, Джоани Финдли… Дункан МакЛеод, Рэбби Кохрейн…» Три раза, и он все запоминает, независимо, были ли это слова новой песни, правила в учебнике или указания по психологии рекрутов, вербуемых в милицию.
Он понимал, что необходимо поговорить как можно с большим числом шотландцев прежде, чем они рассеются по своим далеким фермам и хижинам. И он был рад, что мужчины, с которыми Фрейзер разговаривал, встретили призыв в милицию лишь с умеренно сердитыми взглядами и неловким покашливанием.