вожатую, не связывайся с хулиганами. Я приеду в средине смены, привезу тебе что-нибудь поесть.
Села, наконец, в вагон, поехала. До прибытия Верки еще два часа. Я поболтался немного по городу, полюбовался на Выборгский замок. Стоит себе на островке и дела ему нет до наших войн, до славных побед и поражений. Там, в замке уже отвоевались и воевать категорически не хотят.
И правильно, гады шведы, подумал я. Проиграли нам в Северной войне, а теперь самые богатые в Европе. Пьете кофе со сливками и плюете на наши беды и заботы.
Денег я перед отъездом еще немного насобирал. Шныряться по городам и весям теперь легче, пара лиц неславянской национальности пали жертвой моих порочных наклонностей. У одного, на удивление, в бумажнике оказалось только восемьсот рублей, зато другой одарил меня на целых четыре тысячи. Живем Вера!
Да вот и она. Вся изображающая из себя, что она не такая. Она только ждет трамвая. Точнее поезда Выборг Ленинград.
– Вера Михайловна! Вот удача. Хотел уж один в город ехать. А тут вы. Вы уже пошефствуйте над бедным пионером, довезите его до большого города, не дайте в обиду.
– Хватит паясничать Борька. Пойдем билет покупать.
– Я уже купил на нас двоих.
– Ох. Ну я тебе потом деньги отдам.
– Пошли садиться, товарищ пионервожатая.
Народу на этот поезд было немного. Все, кто хотел уехать, уехали с ранним поездом.
– А я ведь Боренька забыла еды с собой взять. Всю ночь пировали, заставляли водку пить. Ужасно её не люблю, водку.
– Так ты не пей, Верочка. А еды я тут в Выборге купил. Зашел в ресторан. Они уже открылись. На вынос, конечно, не продают, но я попросил.
Я очень хорошо попросил и мне вынесли и бутерброды с черной икрой, и куру гриль. И прочие мелкие, полезные в дороге штуки. Для питья я взял лимонад. Много в дороге не стоит пить. По понятным причинам.
– Пирожное слопаешь, Вер?
Она замотала головой в таком ужасе, что я понял, выпито было действительно много. Но мордочка свежая, синевы под глазами не замечается. Вот что значит молодость.
Поезд тронулся, загудел паровоз, заклубился дым из трубы. Удивительная реликтовая поездка. На стенах вагона висят картинки с сюжетами из русских народных сказок. Очевидно это детский вагон. Здесь запрещено курить. Через вагон иногда проходит милиционер, проверяет, все ли соблюдают правила.
– Ох, Боренька, даже не верится.
Я ласково треплю её по коленке.
– Дурак. Люди же смотрят.
Ну точь-в-точь моя Галка.
Глава 30
Через час моя Верка задремала. Бурно проведенная ночь и непривычка к крепким напиткам сказались. Паровичок, пыхтя, тянул наш состав к городу Петра, пассажиры, кто спал, кто ел, некоторые играли в карты. Хулиганов не было заметно, детский вагон их видимо не привлекал. Заглянуть что ли, пока время идет в мои пенаты. В халупу, в котором обитает моя мамаша и, где по её мнению, придется и мне обитать. Там, наверное, клопы и хорошие, сильно пьющие соседи.
Адрес я знал. Несколько неудавшихся попыток с последующим приближением к цели и вот эта улица, вот этот дом. Обшарпанная пятиэтажка. Не из хрущевских, явно дореволюционной постройки. И ремонтировалась тоже явно до революции. На плохо асфальтированной улице ребята играют в войну. Кого-то убили, кто-то взят в плен и сейчас отказывается давать показания. Жизнь бьет ключом, пара парней переростков готова дать ключом по голове в реале. Ножи в карманах, в глазах недовольство всем окружающим. Созревшая колония для малолетних преступников. Да, в Петербурге мне будет интересно.
– Боренька. Ты что, тоже задремал?
Вера треплет меня за плечо. Она уже проснулась и полна сил.
– Давай завтракать, пионер Смирнов. Где там твои пирожные?
Мы едим бутерброды с икрой и свежие парниковые огурцы. Мы пьем лимонад и снова едим. Мы счастливы и довольны. Верка потрясена, кажется, она в первый раз поверила, что у её кавалера есть деньги.
– Боренька. Ты ограбил банк.
– Тепло, но мимо Верочка.
– Ты американский шпион и продаешь секреты империалистам.
– Секрет манной каши в нашей столовой. Продал и дорого!!!
– Клоун. Тогда уж не знаю. Я беспокоюсь за тебя Боренька. Такие деньги у мальчика.
– Эти деньги никому не принадлежат. Они мои и только мои. И твои тоже, Верочка. На них мы немного погуляем и даже выпьем крымского муската.
– Только через мой труп, Боря.
– Хорошо, мускат будешь пить ты, а я буду на тебя смотреть.
Она закрывает глаза. Так ей хочется меня поцеловать, но стесняется пассажиров.
– Выйдем в тамбур, Вера.
– Зачем? А, понимаю.
Мы выходим в прокуренный холодный тамбур и там я её несколько раз нежно целую.
– С ума сошел. Потом Боренька, потом… Когда ж мы приедем?!
Чувствую, что по приезде в Ленинград, мы, прежде всего, наведаемся к ней домой.
Паровичок тянет, надрываясь, наш счастливый вагон к заветному городу Ленинграду. Здесь Ленин начал Великую Октябрьскую революцию, и мы теперь расхлебываем последствия.
Звучит гармошка, по вагонам идет, еще не сосланный на Валаам инвалид. Он играет что-то военное, типа “Выпьем за Родину. Выпьем за Сталина”. На святое дело, выпить и закусить, народ бросает ему денежку. Мы с Верой тоже бросаем по рублю. Скоро начнется цивилизация, скоро Зеленогорск.
А вот и они. Не к ночи будь помянутые, хулиганы. Как-то проскользнули мимо милиционера. Идут, гогочут на весь вагон, хозяева жизни. Пристать у нас вагоне особо и не к кому, ни красавиц, ни богатеньких Буратин. Не над кем покуражиться и схватить кайф. Впрочем, одна хорошенькая девушка в вагоне всё же есть.
Они подсаживаются к нам с Верой. Старший коротко командует: Пацан, встал и вышел. Освободи место дяде.
Вера испуганно хватает меня за руку. Я вырываю руку. Вступать в рыцарский бой с беспредельщиками я не собираюсь. Буду бить в спину, бить сильно и больно. Только бы не убить.
Главарь получает весомый удар в голову. Я бил в затылок. Вообще таким ударом можно и вырубить человека, но у главаря кость на голове метровой толщины. Сявки получают удары полегче, по почкам, под ложечку. Они ничего не понимают, катаются по заплеванному полу вагона и воют, отвратительно ругаясь. И тут, наконец-то, появляется милиционер.
Объяснения с товарищем милиционером занимают пол дороги от Зеленогорска до Питера. Все пассажиры нас оправдывают и ругают хулиганов. Одна только старушка начинает их жалеть: бедненькие,