— Может, присядете? Нам с вами совершенно необходимо поговорить.
— О чем?
— Я все расскажу…
Недоуменно пожав плечами, Егор скользнул внутрь. Мужчина обошел капот и сел на место водителя. Машина медленно отъехала от крыльца. Они остановились через два квартала, возле непритязательного ресторанчика с крикливым названием «Сорочинская ярмарка», но внутрь заходить не стали, устроились на довольно удобной скамейке возле входа.
— Так что вы мне хотите сказать? — неторопливо поглядывая на часы, поинтересовался Егор. Подходя к дому, он уже предвкушал обещанный Леной вкусный ужин с ее фирменным мясным хлебцем, и появление неожиданного собеседника было ему явно в тягость.
Мужчина быстро уловил настроение партнера.
— Я буду краток. Так вышло, Егор Александрович, что я в курсе пропажи денег из кабинета вашего отца. Могу даже назвать купюры — итальянские лиры, три банкноты по пятьдесят тысяч.
На лице Егора отразилось явное удивление.
Собеседник довольно ухмыльнулся:
— Вас удивляет, откуда мне известен этот факт? Ведь обратиться в милицию академик не мог, хранение валюты в нашей стране является уголовно наказуемым преступлением. Это я, как честный гражданин, должен был бы пойти в соответствующие органы и сказать, что многоуважаемый Александр Николаевич Иванов совершил такое нелицеприятное деяние, как провоз и последующее хранение вывезенной из капиталистической страны наличности… Я прекрасно вижу иронию на вашем лице, Егор Александрович, мы с вами оба прекрасно знаем, что даже там, где обитают люди с «холодным сердцем и чистыми руками», определенный субъективизм тоже имеет место. За спекуляцию валютой сажают зеленых несмышленышей, а академика разве что немного пожурят и отпустят. А если учесть тот факт, что в настоящее время местонахождение денег вообще неизвестно, то состав преступления и вовсе отсутствует…
— Если вы все так хорошо понимаете, зачем пришли ко мне? — удивился Егор.
— Затем, многоуважаемый товарищ Иванов, что на этом история не заканчивается. Вчера некто Георгий, точнее Жора… Да, да, тот самый парикмахер, у которого вы любите стричься, помог вам обменять три купюры по пятьдесят тысяч лир. Не правда ли, интересное совпадение? А еще интереснее то, что вы вдруг именно вчера пожелали купить билеты в Крым, взяв на работе небольшой отпуск… Не менее занимательно и то, что покупать новый купальник и летний сарафан пошла вовсе не ваша жена, а некая сотрудница вашего института по имени Татьяна. Что вы думаете о женской логике? К чему бы девушке летние вещи в начале весны? Про запас?
Егор промолчал, но его ерзанье по скамейке сказало собеседнику больше, чем любые красноречивые тирады.
— Я догадываюсь, Егор Александрович, что вы обещали жене вернуться к ужину, поэтому, как и обещал, буду краток. Я мог бы рассказать вам немало деталей, интересных вам, но еще более интересных Александру Николаевичу. Но я ограничусь вопросом: вы хотели бы сохранить это происшествие в секрете от вашего отца?
Егор с интересом посмотрел на говорившего:
— Удивительная штука жизнь. Никак не ожидал, что такой, как вы, может выступить в роли вульгарного шантажиста…
— Жизнь вынуждает, — казалось, собеседник совсем не обиделся на колкую реплику…
— Чего надо? — по-деловому поинтересовался Егор.
— Копии чертежей проекта «Олимпия». На один день. С возвратом, — так же по-деловому отчеканил блондин.
Казалось, услышав такой ответ, Егор вздохнул облегченно. Копии «Олимпии» представлялись ему не такой неприятной вещью, как, к примеру, необходимость платить шантажисту.
— Надеюсь, вы не собираетесь продавать их на Запад?
— Упаси Боже, — рассмеялся собеседник, — я хочу получить за них звездочку здесь, в родном отечестве…
К ужину Егор не опоздал и неприятный разговор его не слишком расстроил. Иванов-младший был уверен, что, получив чертежи, блондин оставит его в покое. А кража бумаг в родном отечестве, безусловно, не являлась уголовным преступлением. Предателем по отношению к отцу Егор тоже себя не чувствовал. Александр Николаевич так часто выходил победителем в самых разных ситуациях, что его ревнивому сыну казалось вполне справедливым отрезать кусочек от славы отца и отдать другому, более нуждающемуся в ней человеку. То, что за спиной академика не за страх, а за совесть работал целый коллектив, тоже мечтавший о премиях и повышениях, Егор в расчет не принимал.
Максим блаженно пил пиво, глядя в окно и наслаждаясь приятной расслабленностью. Банная простыня закрывало его тело почти до груди, ноги покоились в уютных махровых тапочках. Из парной доносился упоительный аромат березовых веников и дорогого мыла, а стоящий перед Максимом стол украшали разнообразные закуски и напитки, достойные самого взыскательного вкуса. Но превыше физического удовольствия для него было чудесное ощущение причастности к новому, ранее не известному ему кругу людей. Максим знал, что одно это посещение бани в компании партийных монстров могло значить в его судьбе больше, чем все институтские экзамены, вместе взятые. Душу приятно согревали мысли о возможных перспективах повышения, а сердце было наполнено горячей благодарностью к самому верному из друзей — Олегу Баженову. Человеку, решившемуся ввести его в этот замкнутый мирок и тем самым давшему новый толчок партийной карьере Максима Куликова.
За столом почти никого не было, большинство гостей не вернулись из парилки, только напротив Максима два взлохмаченных партийца активно обсуждали какие-то свои дела, не забывая дегустировать отменный армянский коньячок. Точнее, лишь один из них отдавал должное коньячку. Второй же, сославшись на застарелую язву, потягивал минералку, правда, не абы какую, а и в помине неизвестный в Советском Союзе «Эвиан».
Отдавшись своим мечтам, Максим до поры до времени не прислушивался к их беседе, как вдруг звук собственного имени заставил его навострить уши.
— Слушай, я все же не могу понять, какого черта ты позволил своему Пашке работать на Сушко. Безнадежный дурак, и все его конструкторское бюро на ладан дышит. Со дня на день закроют. Пристроил бы его в какую-нибудь солидную контору. Вот, — говоривший кивнул в сторону Максима, — попроси Куликова, чтобы перед Александром Николаевичем за твоего сына похлопотал. Иванов — это фирма: премии, зарубежные командировки…
Максим сделал вид, что не слышит, о чем говорят на другом конце стола, но его щеки невольно зарделись от удовольствия. Приятно было сознавать, что эти высокопоставленные товарищи считают его человеком, способным оказать услугу, а значит, и сам он, став со временем своим в их кругу, сможет обращаться к ним с просьбами и небрежно сказать знакомым: «Да, я поговорю о вас с Петром Михайловичем…»