В конце июля войска 3-го Белорусского фронта перешли в наступление на каунасском направлении. Гитлеровцы оказывали упорное сопротивление, часто предпринимали контратаки. Вражеская авиация группами по пятнадцать-двадцать самолетов бомбила советские войска и переправы через Неман. Особенно напряженной была обстановка на правом фланге. Фашистское командование подтянуло резервы и бросило их в бой. На помощь нашим наземным войскам пришли бомбардировщики и штурмовики.
Наша эскадрилья сопровождала полк штурмовиков, который должен был нанести удар по колонне вражеских танков юго-западнее Шауляя. Вместе со своим ведомым Казаком я находился сзади и выше группы. Отсюда хорошо было видно, как штурмовики, устремляясь один за другим в пикирование, сбрасывали бомбы и вели огонь реактивными снарядами. Попытки фашистских истребителей помешать им ни к чему не приводили: наши летчики надежно прикрывали боевых друзей. Закончив работу, штурмовики взяли курс на свой аэродром. Мы шли рядом с ними.
До линии фронта оставалось километров восемь, когда на нас с Казаком свалились сверху две пары "фокке-вульфов". Имея преимущество в скорости и высоте, они стали поочередно атаковать нас. Мы еле успевали отворачивать от пушечных трасс, ища выхода из тяжелого положения.
- Уходим на вертикаль! - кричу Казаку и тяну ручку на себя. Расчет прост: нужно использовать преимущество наших истребителей в этом виде маневра.
Но беда, как говорится, не приходит в одиночку. Едва мы оторвались от "фокке-вульфов" и облегченно вздохнули, как попали под атаку "мессершмиттов". Первая же вражеская очередь перебила у моего "яка" трос руля поворота. Самолетом стало трудно управлять. А фашисты продолжают наседать. Ну, думаю, все, конец. Сейчас "мессершмитты" подойдут поближе и в упор расстреляют подбитый самолет. И вдруг мелькнула мысль: а не попытаться ли использовать огонь своих зенитчиков? Это единственная надежда на спасение.
- Пикируем к рубежу отсечения! - командую по радио ведомому.
С большим трудом я довернул самолет и направил его к земле. "Мессершмитты" бросились за мной, ведя огонь короткими очередями. Один из снарядов угодил в бронеспинку, и его разрыв оглушил меня. Осторожно вывожу "як" из пикирования и вижу, как с земли устремились вверх трассы зенитных автоматов. Они пересекают путь вражеским истребителям. Спасибо, друзья! Оглядываюсь, но вижу лишь одного "мессершмитта", уходящего на запад. Как потом выяснилось, второй был сбит зенитчиками.
Подойдя к аэродрому Шяуляй, пытаюсь выпустить шасси. Не получается. Видимо, повреждена воздушная система. Вот оказия! Что же делать? Садиться на бетонку с убранными шасси? Опасно. Самолет может загореться, и не успеешь выскочить из него. И бросать его жалко - из такого переплета вместе выбрались, да и пригодится он. После небольшого раздумья решаю садиться на грунт, параллельно бетонной полосе. Еле-еле разворачиваю "як" и плюхаюсь на землю. От резкого торможения бронеспинка срывается с кронштейна и бьет по спине. В глазах темнеет, позвоночник пронзает тупая боль. Меня вытаскивают из кабины, сажают в машину и отправляют в медсанбат.
Ночью медсанбат, расположенный на окраине Шауляя, подвергся жестокой бомбардировке. Около трех часов, с небольшими перерывами, фашистские самолеты висели над городом и методически бросали бомбы. Яркие вспышки и грохот разрывов, объятые пламенем дома, проклятия раненых - все это жутко действовало на психику. Хотелось сорваться с койки, бежать, зарыться глубоко-глубоко в землю. Но я не мог сдвинуться с места и покорно отдался в руки капризной фронтовой судьбе. И, к счастью, она оставила меня в живых наполовину оглохшего и охваченного нервной лихорадкой. Да, это страшно: чувствовать опасность и не иметь сил для борьбы с ней. Лучше любой бой, пусть самый безнадежный, но не пассивное ожидание решения своей судьбы...
Через несколько дней в медсанбат заявился Пасынок. С большим трудом нам удалось уговорить врачей отпустить меня в полк. Мне пришлось заверить медсанбатовское начальство, что буду обходить все противопоказанное...
- Как дела в полку? - спрашиваю Пасынка.
- Нормально, - отвечает он и улыбается. - Генерал Савицкий справлялся о твоем здоровье и сказал, что можешь принимать эскадрилью.
- У кого?
- У самого себя...
Хорошо возвращаться в полк в веселом настроении!
2
1 августа 1944 года советские войска освободили Каунас. Еще над одной столицей Советской республики взметнулось алое знамя свободы. Дальнейшее наступление наших частей натолкнулось на упорное сопротивление врага. Гитлеровцы цеплялись за каждую деревню, за каждую складку местности, пытаясь оттянуть час вторжения Советской Армии в Восточную Пруссию.
В это время резко активизировалась вражеская авиация. Фашистские истребители, действуя небольшими группами, стали наносить штурмовые удары по боевым порядкам наших войск. Бороться с ними было трудно. Они появлялись на большой скорости, малой высоте и, сбросив бомбы, быстро уходили. Командование корпуса решило уничтожать вражеские самолеты на аэродромах. Но для этого необходимо было их найти.
Меня снова вызвал в штаб дивизии майор Цыбин. Я, конечно, знал зачем и, хотя любил разведывательные полеты, побаивался, как бы без меня в эскадрилье опять не случилась неприятность. Но Цыбин, не придав значения моим сетованиям, сказал:
- Командир корпуса приказал вести разведку наиболее опытным летчикам. Кстати, и Федоров получил такую же задачу...
Мы подошли к карте. На ней в полосе наступления нашего фронта не значилось вражеских аэродромов, если не считать хорошо известных стационарных. Начальник разведки провел ладонью по участку местности между нижним течением Немана и Шауляем:
- Вот ваш район разведки. Нас интересуют полевые аэродромы. И не только где они находятся, но также количество и типы базирующихся на них самолетов.
- Когда вылетать?
- Завтра.
...Второй день утюжим с Федоровым воздух в намеченном районе. Внимательно осматриваем каждую мало-мальски подходящую для самолетов площадку. Но аэродромов нет. Майор Цыбин, разумеется, недоволен. Мы, конечно, его понимаем: на него давит корпусное начальство, - но ничего сделать не можем. А вдруг здесь вообще полевых аэродромов нет? Но откуда тогда налетают фашисты? Стационары далековато, очевидно, с них гитлеровцы перелетают на временные полевые площадки. Где же эти площадки?
Как-то утром мы пролетали над поселком Немокшты. Знакомое место, не раз над ним бывали. Вот дорога, хугорок, редкий кустарник и большое ровное поле. Но почему часть его вспахана? Это в августе-то! Снижаемся и видим трактор с прицепом, напоминающим тяжелый каток. Уж не готовится ли место для посадки самолетов? Но ничего другого поблизости нет - ни строений, ни машин. Может, все это делается для отвлечения нашего внимания от других мест? Такие вещи фашисты не раз проделывали. Все-таки завязываем узелок на память относительно Немокшты...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});