Читать интересную книгу ВАЛИС. Трилогия - Филип Дик

Линда с улыбкой сообщила:

– Мы тут сами делаем вино. Из собственного винограда.

Ясное дело, подумал я.

У одной из стен громоздился гигантский комплекс стереооборудования, весьма напоминающий «миксер» Николаса Брейди. Сразу стало понятно, откуда взялся этот образ.

– Сейчас поставлю одну из наших последних записей, – сказал Эрик, подходя к аудиокрепости и щелкая тумблерами. – Музыка Мини, слова мои. Я здесь пою, но мы не собираемся выпускать запись в свет – это просто эксперимент.

Как только мы расселись по местам, в гостиной, отражаясь от стен, загрохотали несусветные децибелы.

Я хочу увидеть тебя,

Хочу увидеть поскорей.

Дай мне свою руку, эй!

Не за кого уцепиться мне,

Я стар, ужасно стар, йе–е–е!

Что ж ты не посмотришь на меня?

Не дрейфь, это всего лишь я.

Раньше или позже

Я к тебе приду.

Так или иначе я тебя найду!

Господи, подумал я, слушая слова. Мы попали именно туда, куда нужно, нет сомнений. Получили что хотели. Кевин может сколько угодно развлекаться, разбирая слова песни, но они не нуждаются в анализе. Лучше обратить внимание на электронные шумы Мини.

Линда приблизила губы к моему уху и прокричала:

– Эти резонансы открывают высшие чакры.

Я кивнул.

Когда песня закончилась, мы наперебой стали говорить, какая она классная, даже Дэвид. Дэвид словно пребывал в трансе, глаза его затуманились. С ним так случается всякий раз, когда он сталкивается с чем–то, что ему трудно выносить. Церковь научила его отключаться на время, пока не пройдет стрессовая ситуация.

– Хотите познакомиться с Мини? – спросила Линда Лэмптон.

– Да! – воскликнул Кевин.

– Он, наверное, спит наверху. – Эрик Лэмптон направился к выходу из гостиной. – Линда, принеси из погреба «каберне–совиньон» семьдесят второго года.

– Хорошо. – Линда кивнула и направилась к другой двери. – Будьте как дома, – бросила она через плечо. – Я скоро.

Кевин в полном восторге разглядывал стереоаппаратуру.

Ко мне подошел Дэвид – руки в карманах, на лице странное выражение.

– Они…

– Они психи, – сказал я.

– Но в машине мне показалось, что ты…

– Психи, – повторил я.

– В хорошем смысле? – Дэвид придвинулся ко мне, словно ища защиты. – Или… по–другому?

– Не знаю, – честно ответил я.

Жирный стоял рядом, внимательно слушая, очень серьезный и молчаливый. Кевин продолжал разглядывать стереосистему.

– Думаю, нам следует… – начал Дэвид, однако тут в гостиную вошла Линда Лэмптон, неся серебряный поднос с шестью бокалами и запечатанной бутылкой.

– Не откроет ли кто–нибудь из вас вино? – попросила Линда. – У меня всегда пробка проталкивается внутрь, даже не знаю почему.

Без Эрика она сделалась застенчивой, совсем непохожей на женщину, которую сыграла в «ВАЛИСе».

Кевин взял бутылку.

– Штопор где–то на кухне, – сказала Линда.

Над нашими головами послышался скрежет, как будто по полу тянули что–то тяжелое.

Линда пояснила:

– У Мини – мне следовало вас предупредить – обширная миелома, он передвигается в инвалидной коляске.

Кевин в ужасе проговорил:

– Клеточная миелома – неизлечимая болезнь!

– Можно протянуть около двух лет, – сказала Линда. – Диагноз поставили совсем недавно. На следующей неделе Мини ложится в больницу. Мне очень жаль.

Жирный спросил:

– Разве ВАЛИС не в силах исцелить его?

– Кому суждено исцелиться – исцелится, – сказала Линда Лэмптон. – Кому суждено погибнуть – погибнет. Но время нереально – ничто не погибает. Все это лишь иллюзия.

Мы с Дэвидом переглянулись.

Бум! Бум! Что–то огромное и неуклюжее начало спускаться по ступенькам. Мы застыли в ожидании, и наконец в гостиную вкатилась инвалидная коляска, из которой нам с любовью и теплом узнавания улыбнулось что–то маленькое и бесформенное. Из обоих ушей свисали проводки. Мини, создатель синхронической музыки, был почти глух.

По очереди подойдя к Мини, мы пожали его дрожащую руку и представились – не в качестве «Рипидонова общества», а лично.

– Ваша музыка имеет огромное значение, – сказал Кевин.

– Верно, – кивнул Мини.

Было видно, что он испытывает сильную боль. Не оставалось сомнений: Мини долго не протянет. Однако, несмотря на страдания, мы сразу почувствовали, что в нем нет злобы по отношению к миру – Мини ничуть не походил на Шерри. Я посмотрел на Жирного и понял, что, глядя на развалину в инвалидной коляске, он тоже вспоминает Шерри. Забраться в такую даль, подумал я, и вновь столкнуться с тем, от чего бежал.

Что ж, как я уже говорил, не важно, какое направление вы выберете: если вы бежите, бог бежит вместе с вами, поскольку он везде – и внутри, и вне вас.

– С вами контактировал ВАЛИС? – спросил Мини. – Со всеми четырьмя? Вы поэтому здесь?

– Только со мной, – сказал Жирный. – Остальные – мои друзья.

– Расскажите, что вы видели.

– Огни святого Эльма. И информация…

– Когда имеешь дело с ВАЛИСом, всегда присутствует информация, – сказал Мини. – Он сам – информация. Живая информация.

– Он исцелил моего сына, – проговорил Жирный. – Точнее сказать, передал мне медицинскую информацию, необходимую для исцеления. И еще ВАЛИС сообщил, что Святая София, и Будда, и Аполлон вот–вот родятся, и что время…

– Время, которого вы ждали… – пробормотал Мини.

– Да, – сказал Жирный.

– Как вы узнали шифр? – спросил Эрик Лэмптон Жирного.

– Я увидел дорожку, ведущую к двери, – проговорил Жирный.

– Он увидел, – быстро сказала Линда. – Чему было равно отношение? Отношение сторон двери?

– Константе Фибоначчи, – ответил Жирный.

– Еще один наш шифр, – кивнула Линда. – Мы помещали объявления по всему миру. Один, запятая, шесть, один, восемь, ноль, три, четыре. Мы говорили: «Завершите последовательность: один, запятая, шесть». Любой, кто распознает константу Фибоначчи, способен закончить последовательность.

– Или мы использовали числа Фибоначчи, – вступил в разговор Эрик. – 1,2,3,5,8,13 и так далее. Это дверь на Другой уровень.

– Более высокий? – спросил Жирный.

– Мы называем его просто Другим.

– Через дверной проем я видел светящуюся надпись, – сообщил Жирный.

– Нет, не видели, – улыбнулся Мини. – За дверью – Крит.

После паузы Жирный проговорил:

– Лемнос.

– Иногда Лемнос. Иногда – Крит. Смысл тот же.

В спазме боли Мини весь изогнулся в коляске.

– Я увидел на стене надпись на иврите, – продолжил Жирный.

– Верно. – Мини опять улыбался. – Каббала. И буквы менялись, пока не получились слова, которые вы могли прочитать.

– ЦАРЬ ФЕЛИКС, – сказал Жирный.

– Почему вы солгали, что видели надпись через дверной проем? – спросила Линда.

Казалось, ей просто любопытно.

– Боялся, вы мне не поверите, – признался Жирный.

– Выходит, вы не слишком хорошо знакомы с Каббалой, – заметил Мини. – Это система кодировки, которую использует ВАЛИС. Вся его вербальная информация содержится в Каббале, так экономичнее – там гласные обозначаются точками. А вам предоставили распознающее устройство. Обычно невозможно отличить тропу от земли, на которой она находится. ВАЛИС дал вам распознаватель. Модулятор. Вы увидели путь как цвет, верно?

– Верно, – кивнул Жирный. – А земля была черно–белой.

– Значит, вы смогли разглядеть фальшивку.

– Простите?

– Фальшивку, наложенную на реальный мир.

– А, – сообразил Жирный. – Да. Мне показалось, что некоторые вещи исчезли.

– А другие появились, – подтвердил Мини.

Жирный кивнул.

– Вы сейчас продолжаете слышать голос? – спросил Мини. – Голос ИИ?

После долгого молчания Жирный, по очереди посмотрев на меня, Кевина и Дэвида, проговорил:

– Голос… какой–то неопределенный. Не мужской и не женский. Верно, он звучит так, словно принадлежит искусственному интеллекту.

– Это межсистемная коммуникационная сеть, – сообщил Мини. – Она простирается среди звезд, соединяя все звездные системы с Альбемутом.

Жирный вытаращил на него глаза.

– Альбемут? Это звезда ?

– Вы слышали слово, но…

– Я видел его написанным, – сказал Жирный, – но не знал, что оно значит. Подумал, что–то из алхимии, из–за «аль».

– «Аль» – приставка, – пояснил Мини. – По–арабски это то же самое, что у нас определенный артикль. Обычная вещь в названии звезд. То был ключ. Так или иначе, вы должны были видеть страницы с текстом.

– Верно, – кивнул Жирный. – Много страниц. Там говорилось о том, что произойдет со мной. Как, например… – он помедлил, – …о моей последней попытке самоубийства. Там было греческое слово «ананке», которого я не знал. И еще: «Мир постепенно погрузится во тьму; крайняя степень болезни». Позже я понял, что это означало: что–то плохое, болезнь, то ужасное, что мне предстояло совершить. Но я выжил.