по мнению экспертов, составляло примерно шестьдесят пять тысяч. Те же эксперты расходились в том, сколько раз всем этим можно уничтожить Землю: мощность у зарядов все-таки была разная. Пессимисты полагали, что от четырнадцати до шестнадцати. Оптимисты скорее склонялись к двум.
В то же число можно было включить ЮАР. И Израиль, хотя ни та ни другая страна не спешили объяснять, как так получилось. И Пакистан – он обещал создать собственную ядерную бомбу, едва Индия взорвала одну из своих.
И вот теперь Швеция. Пусть и не по своей воле. И без собственного ведома.
• • •
Хольгер и Номбеко, покинув китаянок, отправились на склад, чтобы переговорить наедине. Из заваленного подушками ящика с бомбой получился вполне уютный уголок, хотя ситуация не то чтобы располагала к уюту.
Оба влезли на ящик и уселись с двух его концов.
– Держать здесь бомбу… – начал Хольгер-2.
– …пока она не перестанет представлять общественной угрозы, невозможно, – продолжила Номбеко.
В душе номера второго шевельнулась надежда. А сколько времени это займет?
– Двадцать шесть тысяч двести лет, – ответила Номбеко. – Плюс-минус три месяца.
Разумеется, двадцать шесть тысяч двести лет – это слишком долго, даже если им повезет и погрешность окажется меньше. Далее номер второй объяснил, что бомба – это не просто бомба, а бомба политическая. Швеция – нейтральная страна, к тому же – по собственному убеждению – главный представитель сил добра на мировой арене. Страна, полагающая себя полностью безъядерной, к тому же не воевавшая аж с 1809 года.
По мнению Хольгера-2, бомбу, во-первых, следовало передать руководству страны, во-вторых, сделать это аккуратно, чтобы не вызвать никаких кривотолков. А в-третьих, провести эту операцию как можно оперативнее, чтобы брат номера второго и компания не успели смешать им карты.
– Так давай действовать, – предложила Номбеко. – Кто у вас глава государства?
– Король, – ответил Хольгер. – Хотя он ничего не решает.
Глава, который ничего не решает. Примерно как на базе Пелиндаба. Там инженер делал в основном то, что говорила ему Номбеко, правда, сам того не сознавая.
– А кто же тогда решает?
– Видимо, премьер-министр.
Хольгер-2 сообщил, что премьер-министра Швеции зовут Ингвар Карлссон. И что он стал им в ночь, когда его предшественника Улофа Пальме убили в центре Стокгольма.
– Звони Карлссону, – предложила Номбеко.
Хольгер так и сделал. Он позвонил в канцелярию правительства, попросил к телефону премьера и был переведен на его референтку.
– Добрый день, это Хольгер, – сказал Хольгер. – Я хотел бы переговорить с Ингваром Карлссоном по крайне важному делу.
– Вот как? А о чем именно?
– К сожалению, не могу вам сказать. Это секрет.
Телефон Улофа Пальме в свое время имелся даже в телефонном справочнике. Любой гражданин, которому что-то надо было от своего премьера, мог просто-напросто набрать его домашний номер. Если он в это время не укладывал детей или не ужинал, то запросто брал трубку.
Но это было в старые добрые времена. Которые закончились 28 февраля 1986 года тем, что Пальме, ходивший повсюду без телохранителя, получил выстрел в спину на выходе из кинотеатра.
Его преемника постарались защитить от всякого сброда. Референтка ответила, что господин Хольгер, вероятно, понимает: она никак не может допустить, чтобы с главой правительства беседовал незнамо кто.
– Но это важно!
– Это может сказать кто угодно.
– Страшно важно!
– Мне очень жаль. Если хотите, можете направить письмо на имя…
– Речь об атомной бомбе, – сказал Хольгер.
– Что? Это угроза?
– Да нет же, черт! Наоборот. Хотя нет, бомба – это угроза, и поэтому я хочу от нее избавиться.
– Вы хотите избавиться от атомной бомбы? И звоните премьер-министру, чтобы ее подарить?
– Да, но…
– Должна вам сказать, люди довольно часто пытаются делать премьер-министру подарки. Не далее чем на прошлой неделе нам звонил один навязчивый представитель некой фирмы-производителя, желавший прислать новую стиральную машину. Но премьер-министр не принимает такого рода подарков, это касается даже… атомных бомб. А вы точно уверены, что это не угроза?
Хольгер снова заверил референтку, что ни о чем таком и не помышляет. Поняв, что дальнейший разговор не имеет смысла, он поблагодарил собеседницу за неоказанную помощь и попрощался.
Затем по наущению Номбеко он позвонил королю и переговорил с гофсекретарем, который сообщил ему примерно то же самое, что и референтка премьер-министра, только надменнее.
В идеальном мире премьер-министр (или хотя бы король) ответил бы на звонок, принял информацию к сведению, тотчас отправился в Гнесту и забрал оттуда бомбу вместе с упаковкой. И все это прежде, чем брат Хольгера, потенциальный ниспровергатель устоев, успел бы заметить ящик, спросить о нем и – не приведи Господь – задуматься.
Но то в мире идеальном.
А в реальном на пороге склада возник номер первый вместе со своей юной злюкой. Они явились выяснить, как вышло, что кровяной пудинг, который они рассчитывали стащить из холодильника номера второго, оттуда исчез, а в квартире полно спящих китайцев. Затем последовали вопросы: что это за негритянка сидит на ящике в углу. И что это за ящик, на котором она сидит.
По жестам вошедших Номбеко поняла, что речь идет о ней и ящике, и сказала, что с удовольствием поучаствует в беседе, если есть возможность продолжить ее по-английски.
– Американка, что ли? – поинтересовалась юная злюка, добавив, что ненавидит всех американцев.
Номбеко ответила, что она южноафриканка и что, на ее взгляд, ненавидеть всех американцев – дело хлопотное, с учетом их количества.
– А что в ящике? – спросил Хольгер-1.
Хольгер-2 отвечать не стал. Вместо этого он сообщил, что три китаянки в квартире и женщина рядом с ним – политические беженки и что какое-то время они пробудут в этом доме. В этой связи номер второй выразил сожаление, что они съели кровяной пудинг прежде, чем первый номер успел его стащить.
Да, брат находит такой поступок возмутительным. А что за ящик? Что в нем?
– Мои личные вещи, – сказала Номбеко.
– Твои личные вещи? – повторила юная злюка таким тоном, словно ожидала уточнений.
Заметив, что любопытство крепко угнездилось в глазах номера первого и его сердитой подруги, Номбеко решила, что пора обозначить границы.
– Мои личные вещи, – повторила она, – прибывшие сюда из Африки. Как и я сама. Характер у меня добрый, но непредсказуемый. Как-то я всадила ножницы в бедро одному деду, который не умел себя вести. В другой раз… всадила их снова. Тому же деду, кстати, – правда, другие ножницы и в другое бедро.
Хольгер-1 и его подруга растерялись. Женщина на ящике говорила любезным тоном, но в то же время давала понять, что может наброситься с ножницами,