– Что случилось? – выпалил Вернон. – Где она?
– Постой, сынок. У твоей… хмм… невесты выкидыш. – Врач ухватил молодого человека за локоть и чуть ли не силой заставил присесть на ступеньку. – Когда такое происходит на ранней стадии беременности, это значит, что сама природа решила исправить ошибку. Да ты же имеешь дело с племенными кобылами…
– Лаура никакая не племенная кобыла!
– Конечно нет. Сейчас она убитая горем женщина, хрупкая, беззащитная и слабая. Но ты пойдешь к ней и скажешь, что все в порядке. Ты ее любишь, и у вас еще будут дети… целая орава, не меньше.
Да, с этим я определенно справлюсь, подумал Вернон.
– А потом ты заберешь ее домой, уложишь в постель – и пусть она отдохнет как следует. Поначалу она будет плакать целыми днями, но это нормально.
Нормально, недоуменно повторил про себя Вернон. Потерять ребенка – это нормально? Ощущение было такое, словно у него заживо вынули из груди сердце.
– А на следующей неделе пусть придет на осмотр. И со следующим ребенком лучше вам повременить, – многозначительно произнес доктор Кранст, швыряя недокуренную сигарету в урну.
– Спасибо, док.
Краем глаза Вернон заметил, что на углу притормозила темно-синяя машина. Это подъехали его мать с Джозефом. Оба выглядели перепуганными до смерти, и он шепотом попросил доктора занять их разговором и успокоить по возможности.
– А мне нужно к Лауре.
– Нет проблем. Только помни: ей необходим отдых и еще раз отдых.
Отдых. Слезы. Все нормально. Природа так решила. Вернон прокручивал в уме слова доктора Кранста, мысленно готовясь к невероятно трудной задаче – утешить Лауру. Медсестра провела его по длинному коридору и открыла дверь палаты. Лаура лежала на кровати с закрытыми глазами, лицо ее казалось белее больничных простыней. Рядом дежурила Кэрол.
Кэрол поднесла палец к губам, тихонько потрепала вновь вошедшего по плечу и вышла, оставляя Вернона наедине с женщиной, которая к этому времени уже должна была стать его женой. Радуется ли она нежданному избавлению? Довольна ли, что не придется возиться с еще одним младенцем? Нет. На щеках Лауры виднелись следы слез. Словно почувствовав чужое присутствие, она открыла глаза.
– Мне страшно жаль, – прошептала она.
– Знаю. – Вернон ласково убрал с ее лба влажный локон.
– Все закончилось еще до того, как я сюда приехала. – Карие глаза снова наполнились слезами. – Врачи оказались бессильны.
– Все в порядке, родная. Я отвезу тебя домой, ты отдохнешь хорошенько… – Вернон поцеловал ее в лоб.
– Только не на ферму, – проговорила она, зажмуриваясь, словно для того, чтобы сдержать непрошеные слезы. – Куда угодно, только не на ферму.
Вернон попытался смахнуть с бледной щеки слезинку большим пальцем, но Лаура поспешно отстранилась.
– Кэрол отвезет меня, – с трудом выговорила она, снова открывая глаза и глядя куда-то в сторону. – А ты поезжай. Можешь обо мне больше не тревожиться.
Отчуждение, отразившееся в бездонных карих глазах, потрясло Вернона едва ли не сильнее, чем случившийся выкидыш.
– Как скажешь, родная, – нехотя выдавил из себя он, памятуя о советах доктора Кранста. – Что бы ты ни решила, меня все устроит.
Уже гораздо позже, объяснив недоумевающим гостям, что свадьба, к сожалению, откладывается, заехав в кондитерскую, доставив своих крайне разочарованных родных на ферму и подкрепившись несколькими порциями виски, Вернон осознал, что, собственно говоря, теперь в женитьбе необходимость отпала. Тогда-то он и заперся у себя в спальне с бутылкой доброго крепкого «Баллантайнз».
Все к лучшему, твердила Лаура. Жизнь и без того полна и событийна: для еще одного ребенка и еще одного мужа места в ней просто нет. Молодая женщина даже почти убедила себя, что вообще не желает видеть Вернона Паркинсона – никогда, ни за что.
И пять бесконечно долгих дней с замирающим сердцем ждала его прихода. Разумеется, только затем, чтобы отдать кольцо, подаренное в знак помолвки. Но Вернон так и не появился. Назовите это трусостью, но Лаура втайне этому радовалась. Ей не хотелось видеть, как на лице Вернона отразится несказанное облегчение, едва последний, осязаемый символ взаимных обязательств перейдет из рук в руки и последняя связь между ними оборвется навсегда.
Да, она его любит… Но сие вовсе не значит, что нужно терзаться и мучиться по этому поводу.
– Нам нужен торт, – сообщил Джозеф по телефону, и Лаура от изумления едва не выронила трубку. – На сегодняшний вечер. Я понимаю, такие штуки в последнюю минуту не заказывают, но, может, все-таки получится?
– Джозеф, – твердо начала молодая женщина, зная, что должна отказаться, – это вы зря затеяли, честное слово.
– Видишь ли, деточка… – Паркинсон смущенно откашлялся, – я и сам понимаю, что вел себя как дурак. Но мы с Гермионой тут поговорили начистоту… слово за слово… В общем, она согласна принять меня таким, каков я есть. И чего я ждал столько лет, спрашивается? Так вот мы сегодня помолвку празднуем.
– Я… вас поздравляю, – задохнулась от удивления Лаура. – И конечно же торт испеку. Но я не могу приехать на ферму…
– Еще как можете, – решительно сказал старик. – Моего дурацкого внука не будет. Он в Оттаву укатил с утра пораньше.
– Во сколько у вас вечеринка? – деловито осведомилась Лаура, извлекая из ящика книгу заказов и ручку. – И на сколько человек вы рассчитываете?
Вопрос явно поставил старика в тупик.
– Э-э-э… человек на двадцать, наверное. Приезжайте вместе с тортом часам к пяти, когда с работой управитесь. И детишек привозите. Лошадки по ним соскучились. А вам, я слышал, уже лучше?
– Гораздо лучше, – заверила молодая женщина, глотая слезы.
– Ну, до вечера? – И, довольно хихикнув себе под нос, Джозеф Паркинсон положил трубку на рычаг.
Конечно же позже обнаружилось, что старик бессовестно солгал.
– Извини, что дед тебя так «подставил», – удрученно сказал Вернон, переступая порог кухни. Вид у него был усталый и измученный, под глазами пролегли тени. – Я ничего об этом не знал.
– Верю каждому слову, – саркастически отозвалась Лаура, извлекая торт из коробки.
– Это еще зачем? – подозрительно осведомился молодой человек.
– Твой дедушка заказал для сегодняшней вечеринки.
– Сегодня нет никакой вечеринки.
– Я уже догадалась.
Лаура с сожалением оглядела творение рук своих. Целый сад из кремовых роз и лилий и крохотных глазурованных лошадок – специально чтобы порадовать жениха. Трех из них, уступая настойчивым просьбам дочери, она сделала фиолетовыми. Вот уж странный каприз!
– Расскажи, как поживаешь, – помолчав, проговорил Вернон, по-прежнему стоя в дверях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});