— В ложу взял? — я просила туда, очень хотелось.
— Нет, прошу прощения у своей тайной девушки. Но в ложе места были заняты.
Наехать не могу, ведь он извинился. Для Евсея это как моему гусю в оперетте выступать. Ну и что тут поделать, если людям раньше приспичило? Придем в театр, и я посмотрю, кто такой наглый, что ложу у нас отобрал.
Начало свидания выходит неожиданным даже для меня, ровно таким, как мы и планировали. Серьезная парочка идет по ступенькам к входу в театр. Мы невозмутимо держимся. Не сбиваемся. Сомов не просит попкорн. Правда, косится на мое декольте, когда снимаю куртку в гардеробе. Но я не ору, за нос не хватаю. Леди же, что тут поделать еще.
Занимаем места в центре партера. С первого этажа обзор на все балконы и ложи хороший. Я осторожно поглядываю по сторонам в ожидании начала представления.
Звучит последний звонок, что вот-вот артисты оперы выйдут на сцену. Свет еще не погасили, и постепенно зрители занимают места.
— Мне очень нравится музыка и опера, — молчать надоедает, и я хочу блеснуть своей светскостью.
— Как я тебя понимаю, — важно кивает Евсей. — Спать не могу без оперы, только сюда и мечтаю попасть.
— Да вы что? — подключается дама с соседнего места возле Евсея. — Надо же, как вы любите искусство, молодой человек. Все реже встретишь в наше время таких…
И бла-бла-бла… понеслась ему лить в уши сироп.
А ничего, что я первая придумала оперу хвалить?
Обиженно поднимаю глаза в сторону ложи. Ну и пожалуйста.
Ой-ой! Не может быть… Почудилось?
Закрываю глаза — открываю — ничего не пропало. Все там же.
— Евсе-е-ей, — дергаю развесившего уши возле дамы парня. — Посмотри, кто нашу ложу занял! Узнаешь?
— Да чтоб меня! — он бьет себя по лбу.
Там сидят и болтают с улыбками наши родители. Мило и весело время проводят.
Всем попадосам попадос!
Помню, что мама говорила о встрече с Сомовыми. Пойдут гулять, какие-то билеты папа взял. Но я же вникала вполуха. Все мысли занял тот, кто тянет меня на пол.
— Здесь пересидим, пока выключат свет.
— Только я серьезная буду прятаться, — предупреждаю, что не сдамся.
— Думаешь, я несерьезный? Мне, между прочим, под сиденьем лучше настрой на искусство приходит, — и глазищами темными блеснул деловито. Вроде как — я круче, малявка.
Фр-р… Все сложней мне сдерживаться. Весь язык искусала. Так и тянет парочку словечек мастеру искусства зарядить.
В зале гаснет свет, и мы возвращаемся на места. Всего лишь временно становимся невидимыми для знакомых (уж слишком!) зрителей из ложи.
Евсей
Я, вообще-то, далек от оперы, как баскетбольный мяч от балерины. Но вот, сижу здесь с видом большого ценителя и пытаюсь разобрать смысл слов среди высоких нот оперных артистов.
А они завывают дай боже! Из них бы отличные вышли болельщики.
Искоса поглядываю на притихшую Лизу. Бровями пораженно двигает, глазами часто хлопает. Зная малявку, для себя отмечаю, что тоже старается вникнуть: зачем царевну лесоруб уволок?
— И как тебе, тайная девушка, нравится наше свидание?
Шепчу ей на ушко с проверкой.
— Лучшего и быть не могло. Сбылась мечта, — с придыханием произносит, складывая скромно руки на коленях.
Во дает! Ничего себе малявка в леди превратилась. Хоть бы огрызнулась разок. Тогда бы я сказал ей, кто виноват в сорванном серьезном свидании. Это буду точно не я.
— Согласен с тобой, Елизавета. Опера хотела, чтобы я к ней пришел. Идеальная встреча!
Закинуть руку на сиденье девчонки мешает договор вести себя прилично. Только мне же трудно долго усидеть. Особенно понимая, что где-то поблизости есть ложа. И не простая, а с целым отрядом родителей.
Сдуреть можно, как их сюда занесло?!
Хотя нет, с ними еще простительно. Это нас кидает из стороны в сторону. И в итоге до театра добрались. А дальше что? В библиотеке книгами шуршать?
Снова отвлекаюсь на тайную девушку.
Хм-м… Что-то она подозрительно прикрыла рот ладошкой. Плечи слегка трясутся. Неужели показали смешное, и я пропустил?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Гляжу, гляжу… Принцессы молят о пощаде, царь выбирает казнь. Рыцари носятся рядом и подпевают хором. Даже мне вот вообще не смешно.
— Скажи, что там? — пристаю к малявке, пусть делится.
— Нет, сам смотри, — не хочет и прыскает снова от смеха.
Вот же зараза такая! Ну, я ей припомню.
— Хотя бы намекните, леди, — подвигаюсь ближе, сохраняя культурный тон. — У серьезных парочек очень важно всю правду рассказывать. Неужели не знала?
Лиза зависает в молчании, даже хихикает меньше. Думает, значит.
— Раз надо, тогда намекну, — наклоняется к моему уху с шепотом: — Ты видел, какие у рыцарей панталоны забавные?
Подаюсь вперед и, где только малявка взялась, теперь вместо оперы пытаюсь сдерживать смешки. Панталоны у всех полосатые разного цвета. И у каждого рыцаря на заднице прицеплена морда звериная. Лучше бы мои глаза не видели рыцарей. Особенно того, с конем из пятой точки.
Как вдруг все меняется. Обзор становится приятнее, светлее… кхм… прозрачнее.
На сцену выпорхнули нимфы. Закружились-завертелись. Что на них надето, непонятно. Короче некуда, всего лишь сетка. И я чуть не присвистнул, вовремя сдержавшись.
— Браво! Как сильно играют, — делюсь впечатлением с пожилой дамой, она с другой стороны сидит от малявки. — Дайте, пожалуйста, на минутку бинокль.
Дама меня сразу полюбила и тут же отдает.
Навожу прицел… Мне просто для проверки.
Ух, ни фига себе!
— Евсей, ты думаешь, я не знаю, на кого ты там уставился?! — сбоку прилетает сердитый вскрик малявки.
— На сцену, на искусство, куда же еще.
Чистую правду говорю. Нимфы, они ведь артистки.
— Меня не обманешь, то ли я вас, Сомовых, не знаю!
Вырывает у меня из рук бинокль и женщине обратно отдает. Вредина жадная. Взяла и лишила самой интересной части в опере. Как сама, так на задницы рыцарей пялится, а на меня уже ворчит с надутыми губами.
— Я даже на лица нимф не смотрел, просто проверил костюмы на прочность, — выговариваю ей, тайной заразе на месяц.
Сзади просят не мешать, возмущаются зрители. Куда ни пойдем, везде мы помеха.
— А может, это они нам мешают, — предполагаю я, оглядываясь назад.
— Конечно, они, — хоть в этом соглашается Лиза. — Специально преследуют и за нами места занимают, чтобы потом квакать: «Потише!»
Перевожу взгляд на сцену. Всей гурьбой, продолжая петь, артисты куда-то уносятся.
И тут вспыхивает свет. Начало антракта. Твою же дивизию.
— Прячемся!
Выкрикиваем одновременно.
Пригибаемся и ползем.
— Это я от впечатления встать не могу, — на ходу объясняю соседке, что давала бинокль. Жаль расстраивать женщину, что нашей паре и с оперой не везет.
— Ты думаешь, нас не заметили? — Лиза ползет за мной и волнуется.
— Нет у нас времени думать. Лучше смотаться заранее.
Так и лезем до конца нашего ряда на четвереньках, прямо по ногам обалдевших зрителей. Выскакиваем из зала и несемся до выхода.
— Знаешь, Лизок, в опере нам не дают оставаться серьезными.
— Оно и понятно, кому-то лишь бы на нимф поглазеть, — она сразу всю вину на меня перебрасывает.
— Первая ты сорвалась! — мне напомнить несложно: — Кто с рыцарей глаз не сводил?
— Чуть что, всегда я у тебя. Ты тоже смеялся над ними!
Взаимные разборки, кто подвел план по серьезности, нас могут далеко завести. Только виновники есть и другие.
— Началось-то все с родителей…
Вспоминаю я.
— Да, если бы не пришлось прятаться и сидеть в напряжении, то мы бы и не сорвались. Зрители в ложе, вот кто виноват.
— Значит, мы из-за них отвлеклись, — ничуть не сомневаюсь, ну не мы же.
Время раннее. До конца оперы не досидели. Решили, что туда возвращаться не будем. Тест на надоедание там не сработал. К малявке тянуло, и злился, что смотрит на рыцарей.