Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кажется, это к тебе, – отпуская руку противника (хотя какой это противник?! "Мясо"...), сообщил Василий Анне. Женщина покраснела и почти что с ненавистью посмотрела на того, кто сейчас валялся у них под ногами.
От иномарки уже бежали охранники – омоновцы с автоматами в руках. Впереди, как ему и положено, – старший.
Лежащий незнакомец заворочался на асфальте, оперся на руки, пытаясь подняться, но подбежавший омоновец с ходу, как хороший футбольный форвард, врезал ему ногой в бок.
– Лежать, не дергаться, лежать, сука, твою мать! – Все три ствола подбежавших охранников смотрели теперь в лицо перевернутого на спину довольно симпатичного мужчины.
– Подождите! – Аня осторожно коснулась рукава старшего. – Это – не то, что вы думаете.
– Не понял?! – озадаченно посмотрел старший. Но только не на Анну, а на индифферентно стоящего немного в стороне Скопцова.
– Это хороший знакомый дамы, – пояснил Скопцов.
– Да?! – удивился омоновец.
– Да, – подтвердил Василий.
– Но я же не знал, – осторожно сказал старший.
– Я – тоже! – развел Василий руками.
Его, откровенно говоря, немного забавляла сложившаяся ситуация. Анна стояла красная, распаренная, вроде как только что из бани. И при этом злая как черт. Ее... кхм... знакомый валялся на земле, выпученными от страха глазами глядя на направленные ему в лицо автоматные стволы, и боялся не то чтобы протестовать – вдохнуть лишний раз.
– Ну, извините. – Старший охраны сделал шаг назад и знаком показал своим, что оружие можно убрать. Бойцы послушно забросили автоматы за спины и тоже отошли от лежащего. Но помочь ему подняться с земли никто не спешил. Сам он тоже подниматься не торопился, круглыми испуганными глазами глядя на всех собравшихся вокруг него.
– Извините, вы не могли бы мне помочь? – решительно шагнула Аня к старшему омоновцу.
– Почему нет? – спросил тот сам у себя, немного подумав.
– Тогда пожалуйста, я очень вас прошу, уберите это, – тонкий пальчик с ярко-красным лакированным ноготком недвусмысленно уткнулся в лежащего. – ...отсюда! И будет очень хорошо, если оно больше никогда здесь не появится!
Омоновец еще немного подумал, покряхтел, покосился на Скопцова. Тот, отвернувшись, молчал. Чертил носком кроссовки какие-то узоры на асфальте.
– Эх, ладно! – Старший махнул рукой. – Сделаем!
– Спасибо! – многообещающе глядя на старшего, сказала Аня и, подхватив Скопцова под руку, потянула его в сторону ближайшей остановки. – Пошли!
– Кто это такой? – спросил Василий, когда они отошли немного.
– Никто, – ответила Аня. И в голосе ее прозвучала нешуточная злость. – В самом деле – никто.
Так что Василий решил расспросы не продолжать – отложить до лучших времен.
Оглянувшись на ходу, он еще успел увидеть, как омоновцы направляли "это" прямо в противоположную от них с Аней сторону и придавали ему ускорение с помощью собственных ботинок и прикладов автоматов.
"Не перестарались бы ребятишки", – подумал Василий.
– Вася! – Скопцов тряхнул головой, поднял глаза. Перед ним стоял Валера. – Ты чего это, уснул, что ли?
– Нет, – ответил журналист. – Просто задумался.
"Хотя и поспать бы сейчас не мешало..." – это он уже вслух говорить не стал.
– Что там у нас? – Василий с ходу включился в работу конце концов, ведь не для совершения моциона они сюда тащились через полгорода!
– Пошли, сам посмотришь! – Программист поманил его за собой.
Вообще-то Скопцов никогда не был большим знатоком компьютеров. Так, в разумных, необходимых для его работы пределах. И все то, что сейчас увлеченно объяснял Валера, тыча пальцем в экран монитора, было ему по большей части просто непонятно.
– Слушай, а нельзя ли по-человечески? – наконец не выдержал и взмолился он. Наткнувшись на непонимающий взгляд Валеры, пояснил:
– Так, чтобы хоть что-то понятно было.
– Да-а... – Программист только покачал головой. – Попробую. Хотя и не обещаю. Смотри сюда.
Он опять ткнул пальцем в какую-то змею, пересекающую экран.
– Вот это – голос основного, кавказца.
– Он не кавказец, – зачем-то поправил его Василий.
– Не суть. Так вот, это его голос. Понимаешь?
– Понимаю, – признался Василий. А чего тут не понять?
– А вот это, – теперь программист указывал на какие-то неровные, ломаные кусочки, – голос второго. Ну, который о помощи просит.
При этих словах он виновато покосился в сторону Анны – перед тем как приступить непосредственно к работе, Скопцову пришлось посвятить Валеру в суть возникшей проблемы и некоторых, хотя и не особенно подробных объяснений избежать не удалось.
– Ну и что? – поторопил отвлекшегося программиста Василий.
– А то, что его голос идет в записи!
– Как в записи?! – переспросили и Скопцов, и его спутница в один голос.
– Обыкновенно... – Валера даже слегка растерялся. – Записали несколько фраз, а потом делали из них нарезку, меняли слова местами, создавая иллюзию того, что он каждый раз говорит по-разному. А на самом деле эти его фразы были записаны в течение трех-четырех минут.
– Ты уверен в этом? – уточнил Василий.
– Я разложил звукоряд на составляющие. Отсеял все лишнее, усилил фоновые шумы. И получилось, что человека, который просит о помощи, записывали в помещении в то время, когда где-то неподалеку играла музыка. И запись длилась ровно столько, сколько шла одна песня. Вот, слушай.
Валера что-то включил, два раза щелкнул "мышкой", и из колонок пошла музыка. Михаил Круг пел свой "Владимирский централ".
– В среднем обычная песня звучит три – три с половиной минуты. Вот и думай, – добавил Валера. – И еще одно...
– Что? – вскинулся Скопцов.
– Запись явно сделана на очень хорошем специальном оборудовании, а не на дедушкином кассетнике. И делал ее специалист. Возможно, профессиональный оператор – вон как четко сумел "нарезку" сделать.
Вот оно! Теперь все стало на свои места! Определилась природа и этого шума "за кадром". Кроме того, теперь Василий совершенно точно знал, почему вся эта история с заложником с самого начала вызывала у него сомнение.
Возня с заложником – дело муторное, неблагодарное и... затратное. Его надо похитить, отвезти и спрятать в отдаленном месте, где нет любопытных соседей, всюду сующих свой нос, и куда не заявится неожиданно кто-нибудь из близких друзей похитителей, не посвященных в подробности проводимой акции.
Его надо кормить и охранять. При этом неминуем личный контакт похитителей и их жертвы. А это тоже чревато. Между похитителем и похищенным возникает какая-то ментальная, что ли, связь. Они как бы оказываются в одной лодке, их связывает общий интерес. Оба хотят быстрее получить деньги, если, конечно, само похищение было затеяно не с далеко идущими политическими целями. Один – для того, чтобы немного или много обогатиться. Второй – чтобы выйти на свободу.
Но вот здесь и наступает самое главное. Чем дольше заложник находится в плену, тем больше он узнает о своих похитителях. Вольно или невольно, но у него в памяти откладываются или имена, или клички, или он запоминает место, откуда его вывозят и куда привозят. Вообще, появляется масса мелких и на первый взгляд несущественных деталей, которые позволяют специалистам в ходе допросов после освобождения со стопроцентной уверенностью "вычислить" преступников.
Таким образом, заложник изначально обречен. Он нужен только до тех пор, пока не решен вопрос с выкупом. Принять участие в переговорах, разумеется, по телефону. Подстегнуть неповоротливых родственников. А потом его заставляют замолчать навсегда...
Современная криминальная статистика бесстрастно свидетельствует – если заложника не удалось освободить в процессе спецоперации правоохранительных органов, он обречен. Разумеется, если похищение изначально не было инсценировано самим похищенным для повышения собственной значимости в глазах окружающих.
В этом случае, когда в акциипринимал участие специалист звукозаписи со своей аппаратурой, не было необходимости держать заложника вообще. Его достаточно было просто похитить, в течение нескольких минут сделать звукозапись, а потом... устранить... В том самом смысле, в котором обычно употребляется это слово авторами детективных романов.
Значит... Василий посмотрел на Анну. И, наверное, было в его взгляде что-то такое... Женщина встрепенулась.
– Что-то не так? – встревоженно спросила она.
– Да нет, – отозвался Скопцов, переглянувшись с Валерой. – Все идет как раз так, как и должно.
– Вася, не темни! – требовательным тоном сказала Анна. – Что-то случилось?
Ну что же... Рано или поздно, но только ей все равно придется об этом сказать. И, сделав глубокий вдох, как перед прыжком в воду, Василий произнес:
– Аня, твой муж... Он мертв.
Она поверила сразу. Василий видел это по глазам. Не потому, что хотела в это верить, а потому, что сама ожидала чего-то подобного.