Точно так же делается, как обыкновенное суфле, но вместо воды кладется шампанское.
Мороженое из ананаса пополам с малиновым
Десерт
и, наконец, чтоб возвысить вкус чудесного лафита, крутоны из белого хлеба с поджаренным на них красным английским сыром.
Гастрономический порошок делается так: возьмите по равной части: шампиньонов, трюфелей, белых грибов, опенок и, если можно, сморчков, изрубите, высушите на солнце, истолките и просейте. Этот порошок всю зиму сохраняется в бутылках и идет во все соусы.
Видите, все это незатейливо, и собственно дорогого — одни трюфели и уменье!
Лекция 30
Что такое хороший хозяин Скряжничество не хозяйство Не учи других обманывать, тебя не обманут
Что есть хороший хозяин или хорошая хозяйка? Вот вопрос, милостивые государи, над которым многие ломали себе голову и который до сих пор остается нерешенным. Одни говорят: хороший хозяин тот, у кого дом как полная чаша, у кого богатый дом, у кого много слуг, прекрасные экипажи, щегольские ливреи, кто дает большие балы, большие обеды; другие, напротив, утверждают, что хороший хозяин тот, кто умерен в желаниях, скупенек, рассчитывает каждый шаг, умеет из всего добыть копейку, у которого все в обрез, который балов не дает, обедов также; третьи говорят, у доброго хозяина и описи и ведомости и каждая копейка записана, куда и зачем она пошла.
Все это, милостивые государи, не имеет ни малейшего основания; можно быть весьма тороватым и даже мотоватым, и притом хорошим хозяином, и, наоборот, можно быть ужаснейшим скрягою и пренегодным, прерасточительным хозяином дома; есть люди, которые полдня проводят в записке и поверке домашних счетов, а между тем у них беспрестанно то того, то другого недостает; а между тем у них обед и самим мука, и гостям не утешенье.
В этих замечаниях нет противоречия, и вот тому доказательства.
Один мой знакомый, человек небогатый, славился своими обедами; он и сам ел хорошо, и других кормил, хоть изредка, но хорошо; он умер, и оказалось, что он не только ничего не прожил, но еще несколько увеличил свое имущество.
Другой мой знакомый, ужасный скряга и ростовщик, который дрожал над копейкою и не давал денег иначе как под ручной залог, разорился вконец; началось с того, что мыши съели все его движимое имущество: он их приманил в кладовую свечными огарками, которые скряга собирал, полагая со временем сделать на них спекуляцию. Дом его сгорел безвозвратно, ибо, по скупости хозяина, не был застрахован; по причине закладов, погибших частию от пожара, частию просто от мышей, скряга введен был в тяжбы с своими должниками; наконец, поверенным и подьячим досталось то, что уцелело от огня и от мышей.
Знаменитый экономист Сей (не ошибитесь: не Этот, а Сей[98]) приводит в пример семейство, которое вконец разорилось от того только, что дверь избы запиралась не щеколдою, а простою затычкою. Вот как случилось это замечательное происшествие: домашняя свинья, продажею которой должны были быть очищены годовые подати, выбежала чрез плохо припертую дверь; хозяин побежал за нею в погонку, на бегу истомился и простудился; болезнь отняла у него средства работать; время потерялось; пришел срок платежа — платить нечем; все, что было, — продали с аукциона.
Таких примеров можно набрать много; все они показывают, что доброе хозяйство не есть скряжничество, даже и не одна расчетливость.
У нас в старину была пословица «по одежке протягивай ножку» — и она долгое время считалась крайним пределом человеческой мудрости; но, кажется, и по одежке протягивать ножку надобно умеючи; иногда и по одежке протянешь, а ножка свихнулась.
В этой пословице, кажется, забыто многое такое, что с первого взгляда кажется посторонним, а оно-то и есть самое главное. Вот, например, говорят: первое дело для хозяина — иметь честных помощников или слуг, которые бы его не обманывали и не продавали. Безделица! Да это очень трудно! А может быть и очень легко! У меня был приятель — купец, человек очень порядочный, и в торговле аккуратный; бывало, не нахвалится своим артельщиком Данилычем.
«Ну уж, — говорит, — мой Данилыч не человек, а золото! Что за мошенник! За чем ни пошли, всякого надует и проведет; пронюхать ли что — пронюхает; купить ли — купит за полцены; продать ли — продаст втридорога. Такой оборотливый! Коли надо где комедь сыграть, так разыграет, что любо-два! А посмотреть на него, так плюнуть не на что: воды не замутит!»
Так хвастался купчина Данилычем не год и не два; а намедни встречаю моего купчину — идет сам не свой.
— Что с тобой, Герасимыч?
— Ах, батюшка! беда неминучая! Обокрал, ограбил меня мошенник Данилыч!
— Как? твое нещичко? твой не человек, а золото?
— Ах, батюшка, и не говорите! Кто бы мог подумать! — такой был верный, преданный — душу бы на него отдал…
— Да что же такое с тобою случилось?..
— Да говорю, батюшка, ограбил Данилыч, разорил, мошенник…
— И на много?
— На полсотни тысяч — да так ограбил, что все концы в воду, и суда не найдешь… так ловко пружины подвел…
— Жаль мне тебя, Герасимыч, а скажу правду — сам ты виноват…
— Как, батюшка, я же сам виноват? Да я его, плута, лучше родного сына содержал, и истинно, по совести скажу, честно с ним поступал; бывало, какое дельце он мне ни очистит, десятый с прибыли процент ему, бездельнику, — и, кажется, доволен был, плут, да вот, видно, лукавый его попутал…
— Нет, Герасимыч, скажу тебе все правду, не сердись: не лукавый его попутал, а ты сам. Ведь ты сам его учил и лукавить, и проводить, и турусы на колесах подводить…
— Ну — не без того, — известно, торговое дело…
— Так знаешь, я тебе что скажу, Герасимыч, он на других-то учился, как бы тебя обмануть, а ты его еще подстрекал, да за грешную прибыль процент ему давал — вот и выучился малый бить на все руки, да и на тебе свое искусство попробовал. Знай, Герасимыч, коли хочешь, чтобы слуга твой не обманывал, — сам не учи его других обманывать, — даже и не лукавь при нем, чтобы не соблазнить, ибо на дурное человек скорей соблазняется, чем на доброе. Вот, примером сказать, хочется тебе лежалый товар продать, ты и говоришь сидельцу[99]: «Смотри, брат, не зевай, скажи, что-де новый товар только что привезен». Оно, может, и ничего; может быть, товар-то хоть и лежалый, да хороший, а надобно говорить, что новый, так, ради покупщиков; оно бы и ничего, да вот что худо: ты молодого сидельца научил солгать, а у него в голове-то и завертелось: «Стало быть, хорошо при случае неправду сказать, хозяин-то мой мужик не глупый, знает, как на свете жить». Что ж из этого выходит? У молодца эта мысль в голове и останется, да станет расти да цвести; а тут, смотришь, ты на лежалом товаре сто рублей барыша получил, а назавтра твой молодец на полсотни тысяч тебя самого обманет твоей же наукой — вот как Данилыч…
Герасимыч ничего мне не отвечал, а только рассердился.
А мало ли Герасимычей на свете!
В будущий раз посмотрим на другие причины, маленькие, незаметные, отчего люди разоряются, и применим их к кухне.
Лекция 31
Какой методе следует господин профессор Необходимость практических наблюдений Обед в Коломне
Вы, думаю, уже заметили, милостивые государи, что я в моих чтениях следую аналитической методе, то есть я не позволяю себе никакого умозрительного умствования, а все мои суждения извлекаю из прямых опытов, не примешивая от себя ничего; пусть дело само за себя говорит; и потому будьте уверены, что все мои теоретические положения суть чистые, опытные — прямо от очага, с плиты или из кастрюли. Если я в чем и ошибусь, то меня не вините, потому что я тут ни при чем; я держусь той методы, которая ныне признана за самую совершенную во всех науках, — спросите у кого хотите: что ощущаю руками, то и пишу, а от себя еще раз ровно ничего не прибавлю, — одним словом, я думаю руками, а отнюдь не головою. Я нахожу необходимым, чтоб вы убедились в этом, милостивые государи, для снискания полной вашей доверенности. Признаюсь вам, что я с большим удовольствием усмотрел в недавно вышедших сочинениях одного известного писателя[100], что он совершенно одинаких со мною мыслей по сему предмету; он приводит в пример весьма замечательное наблюдение одного медика, который, подобно мне, верил лишь чистому опыту, без малейшей примеси теории; вот оно:
«Медик лечил портного от горячки; больной при смерти просит напоследях покушать ветчины; медик, видя, что уже спасти больного нельзя, соглашается на его желание; больной покушал ветчины — и выздоровел; медик тщательно внес в свою записную книжку следующее опытное наблюдение: „ветчина — успешное средство от горячки". Чрез несколько времени тому же медику случилось лечить сапожника также от горячки; опираясь на опыт, врач предписал больному ветчину — больной умер; медик, на основании правила записывать факт как он есть, не примешивая никаких умствований, прибавил к прежней отметке следующее примечание: „средство, полезное лишь для портных, но не для сапожников"»[101].