не так затратно.
Я вернулся в хибару. Влада, что удивительно, уже полностью оправилась. Она сноровисто, будто всю жизнь этим и занималась, раздевала безглавого дворянина.
— Я нашла два кошелька, — сказала тигрица, протягивая мне два зеленых браслета. — Я такие и не видела никогда. А цифры девять, семь, семь и два с буковкой «л» — это много?
— Ты же помнишь, что я не местный? Но налоговик утверждал, что это большая сумма. Ты в порядке? — я взглянул на пустую склянку. Рядом стояла ещё одна, ополовиненная.
— В полном, — девчонка вскинула носик. — Я чувствую, что больше крови мне не надо. И ещё я будто стала сильнее и умнее, — она с легкостью перевернула покойника и отстегнула кирасу. — А что за циферки и буковки перед глазами? Я их почему-то понимаю, но не знаю, как именно понимаю. Это удивительно.
Вот ведь ещё одна печаль на мою голову! Ребенок, который заперт в теле красивой и молодой девушки. При этом ребенок говорит, что поумнел, но при этом не знает, как называются числа. Ну хоть цифры знает — и то хлеб.
Тигрица передала мне элемент доспеха. Он оказался намного легче, чем представлялось вначале. Я повертел предмет в руках. Десятки каких-то заклепок, цепочек и кнопок. Начал беспорядочно нажимать, тянуть и надавливать во все места. При очередном усилии кираса неожиданно лопнула посредине. Стальные пластины разъехались. В ранее цельной оболочке образовался зазор. Я согнул доспех в месте сгиба. Ну офигеть! Очень интересный механизм. Что-то я не припомню, чтобы на моей старой Земле был такой. Если кираса собирается в нечто компактное, то это просто замечательно. Легче будет спрятать. Сейчас светиться в этом доспехе не следует. Скоро местные безопасники прознают, что два их собрата отправились на вечный покой. Тьфу, блин. Не на вечный! Они же тут бессмертные и могут возрождаться. Но так или иначе, аристократы начнут рыть землю. А такой предмет — это очень большая зацепка. Светиться в нем нельзя.
Вполглаза я наблюдал за Владой. Девушка не могла усидеть на месте. Она расхаживала по хибаре, постоянно что-то трогала и раз за разом ощупывала своё тело. При этом детское выражение на лице сменялось вполне себе взрослой напряженностью.
— Чего мельтешишь? — спросил я с усмешкой. — И чего брови хмуришь?
— Вот! — вскрикнула она, водя руками во все стороны.
— Ну да, убитые благородные. И что с того? — я слегка удивился. Пытки налоговика показали, что для тигрицы дворяне больше ничего не значат.
— Я не могу владеть своим временем. Я даже огненный шарик создать не могу. Я помню, как это делать, но у меня ничего не получается.
— Не волнуйся, внучка, — я поднялся и притронулся к её плечу. — Так у всех благородных. Теперь твое тело само будет залечиваться, так что магия тебе не нужна. Ты мне вот что скажи. Ты зачем на вот этого, — я пнул безголовое тело, — всю свою энергию потратила? Я тебе благодарен, но ты чуть не умерла.
— А я потратила не всю энергию, а только год или два. Но этот, — тигрица скопировала мой жест ногой, — хоть и сдох, но продолжал тянуть из меня энергию. И я не могла остановить это.
Хм. Всё-таки хозяин кладбища в чем-то был прав: корму нельзя трогать игроков. Но ведь можно оказывать не прямо воздействие. Если люди мысленным усилием поднимут лопату и запустят ей в дворянина, то это будет считаться нарушением неписанного правила? Или если сделают яму в пару десятков метров, а благородный в неё провалится? Вопросов было много, а вот ответов — с гулькин хрен. Зато сейчас я понимал одно: мне очень нравится этот мир. Молодое и здоровое тело, много знаний из прошлой жизни, несоблюдение местных порядков и устоев (я их попросту не знаю) — всё это должно было помочь мне в реализации моего назревающего плана.
— Ты знаешь, где мне найти Павлу? — спросил я. — Да и мужики тоже понадобятся.
— Так у одного из костров должны сидеть. Мы их легко найдем. С ними же мои друзья из приюта.
Я не стал ей говорить, что друзья теперь и не признают в этой статной девушке прошлую шебутную тигрицу. Да и нельзя было, чтобы Влада сейчас выходила на улицу. Из простецкой одежды у меня были только мужской балахон и штаны, а щеголять сейчас в нарядах благородных — себе дороже. Сарафаны, платья и платки отсутствовали, так что я сказал:
— Ты остаешься здесь. Я скоро вернусь. Если увидишь, что приближается кто-то чужой, сразу же убегай.
— Хорошо, — не стала спорить Влада. — Только ты не очень долго ходи.
— Ты пока что собери все вещи, — решил я занять её делом.
Я быстро переоделся. Поверх тонкого камзола напялил безразмерный кафтан. Дворянский наряд заправил в такие же широкие штаны. Подпоясался веревкой. Шпагу, естественно, брать не стал, зато прихватил нож с кинжалом.
— Как я выгляжу? — спросил я.
— Корм, — односложно ответил Влада, мельком взглянул на меня. Сейчас она занималась более важным делом: усиленно мяла грудь.
Эх, внучка, сдается мне, что и физиология твоя поменялась. И начнешь ты скоро искать, с кем можно пошалить по-взрослому. Вот только не выйдет у тебя ничего, потому что я любому за тебя уши поотрываю. Ты ведь как была ребенком, так им и осталась. А педофилов я не люблю ещё больше, чем фашистов. Хотя сейчас появился ещё один пласт, которые всех людей и за людей не считают — игроки. К ним у меня тоже очень много вопросов. Да и к богам тоже — те ещё твари, которые коптят небо почем зря.
Всё прошло без сучка и задоринки. У первого же костра (люди около них круглосуточно сидят что ли?) мне указали, где находится группа ребятишек. Через несколько минут я уже подходил к Осипу, который всё также стоял с лопатой.
— Не дергайся! — прошептал я. Никто из детворы и других знакомых меня не признал. — Повернись и иди за мной.
Мы отошли на пару десятков метров.
— Помнишь яму, которую выкопали около эшафота?
— Да, мой господин, — человек склонил голову.
— Стой прямо. Общайся со мной, как будто я тоже корм, — поморщившись, приказ я. Вот что за дела? Этот человек был единственным, кто проявлял хотя