И пусть душа непрерывно ноет и рвется на части, но больше пощады не просит. Ведь вся наша жизнь — это опасная игра, в ней больше не осталось правил. В ней никого не жаль… Никого…
Оглушающий рев воды, разбивающейся об острые, темные камни, об огромные и загадочные, словно статуи сказочных существ, скалы. Бесконечные и угловатые утесы, веками складывающиеся из слоев рыхлых отложений и деятельности подземных, карстовых вод. Этот дикий, зверский рев, забивающийся белыми вспышками и беспощадными зарядами в самый мозг, взбудоражит мое сознание. Не знаю как, не знаю зачем и почему, но кто-то, дежуривший сегодня на месте моего ангела-хранителя, не пожелал для меня такой глупой погибели. Позволив уцепиться всего одной рукой, пусть чуть-чуть, совсем слегка, всего одними пальцами. Но я не упускаю такой малой возможности. Не упускаю. Хватаюсь за холодную металлическую балку под самым мостом. Вцепляюсь в нее из последних сил, крепче сжимая непослушными пальцами. Только бы удержатся, не позволить черной, бурлящей воде утянуть себя за собой в неизвестные подземные залы и узкие расщелины, в запутанные лабиринты и гулкие галереи своего логова. Не сдаваться!
Ледяные брызги достигают моих лодыжек. Черт… любимые туфли улетели в водную пучину. Мир вокруг качается и падает, но я еще держусь. Хочется закричать, но губы, язык не повинуются мне, и только жалкое мычание и ничтожный стон где-то в горле — весь мой протест против грядущей смерти.
Это мучительно страшно, сердце колотится, и я дрожу каждой клеточкой, дыхание замирает, сбивается… ускоряется и снова замирает.
Тихий шепот выползает из-за стены и пробирается шелестом сквозь серые своды.
Он там! Ждет… Наблюдает и упивается своей властью.
— Ну выходи! — заорала я. — Давай! Заканчивай свое грязное дельце. Трус…
Нахлынувший и парализующий ужас становится пробуждающим катализатором моего гнева. Что может быть хуже смерти? Только ее разящее ожидание. Пот тонкими струйками стекает по вискам на шею, отправляется ниже и щекочет своими ручейками вдоль по линии позвоночника.
— Выходи! Хочу посмотреть в твои глаза.
Сердце стучит так, будто кто-то долбит в барабаны. Он все еще здесь. Я точно знаю. Досадливо сокрушается над моим упрямым желанием еще пожить. Надеюсь, не разочаровала.
— Ты чего тут? — С моста свешивается обалдевшая темная рожица с выпученными глазами. — Какого…
Зик соображает ровно пять секунд, быстро плюхается на живот и протягивает мне руку.
— Не могу. — Я с сожалением качаю головой. Мои руки мокрые и скользкие. Не могу.
Парень чертыхается, машет кому-то подзывающим жестом и снова укладывается на поверхность мостков. Следом за ним появляется еще одна растрепанная голова с точно таким же растерянным выражением на лице. Вдвоем с Юрайем, они дотягиваются до нижней балки и перехватывают мои, почти уже разжавшиеся ладони, затаскивая мою тушку наверх. Я тяжело дышу с присвистом, конечности мелко трясутся, чужие руки поднимают меня на ноги и оттаскивают от пропасти в сторону.
— Что случилось? — вскидывается высокий женский голос.
С большой благодарностью расцеловав и обняв всех своих спасителей, я утыкаюсь в плечо Марлин. Она неумело гладит меня по спине, ведь телячьи нежности не в почете у бесстрашных.
— Эшли, что случилось? — спрашивает Юрайя заботливым голоском, словно разговаривает с неразумным дитем. — Ты упала?
— Не-е-ет. — Ух ты, я даже разговаривать могу.
— Тебя спихнули? — серьезно вопрошает Зик, перекрикивая шум воды.
Я закатываю одну штанину, на правой ноге, под сгибом колена уже наливается новый кровоподтек.
— Меня ударили, — демонстрирую собравшейся возле меня группе бесстрашных след от ботинка несостоявшегося убийцы. — Потом толкнули в спину, в пропасть.
Куча вопросов тут же сыпется на меня гомоном из нескольких голосов, но вот ответить им я ничего вразумительного не могу.
— Я не видела никого, он прятался.
Негодующие крики и сдавленные ругательства резко блекнут в грозном оклике:
— Кто-нибудь мне скажет, что за херня здесь происходит? — Эрик выходит из тени коридора не спеша и уверенно переставляя ноги, складывает руки на груди и приподнимает проколотую бровь в ожидании объяснений.
А я еле сдерживаюсь, чтобы не заныть, взывая к тому, кто там на самом-самом верху наблюдает за всеми ними, с комфортом и явным удобством устроившись на пушистом облачке: «Ну, пожалуйста. Вот только не сейчас. Ну не могу я больше»…
Зик начинает торопливо вводить командира в курс дела, а я тихой сапой прокрадываюсь за спинами столпившихся бесстрашных и быстро сворачиваю в темный проход, ведущий к лестнице. Забираюсь по ступенькам на самый верх и толкаю тяжелую дверь, выбираясь на крышу. Ветер тут же швыряет прохладный воздух мне в лицо, заставив непроизвольно поежиться под своими резкими порывами, но он такой свежий, что я вдыхаю и вдыхаю, еще и еще, словно не могу надышаться. Усаживаюсь на засмоленную поверхность, облокачиваясь спиной на один из бортиков и подтягиваю колени к подбородку, обхватывая себя руками и пытаясь унять дрожь. Мне нужно немного подумать, нужно разобраться в своих мыслях.
Железная дверь гулко ухает, впуская в ночную сумеречную обитель человека. Он не таится и сразу приближается, замирая надо мной. Мне не нужно поднимать голову, чтобы увидеть — кто это. Я и так знаю, чувствую, безошибочно определяю по звуку шагов. Мужчина, не говоря ни слова, легко и почти бесшумно садится рядом, щелкает зажигалкой, прикуривает и сильно затягивается крепким дымом.
— Опять босая рассекаешь. — Эрик усмехается, но как-то слишком горько. — Хорошо, что в этот раз хотя бы не в одних труселях.
— Рада, что тебе смешно, — буркнула я. Нашел время издеваться. — Жалко туфли, но они были несчастливые, — спокойно отзываюсь я, разглядывая свои ногти с черным педикюром.
Он вдруг пожимает плечами и продолжает так неуместно буднично:
— Хочешь новые? Могу подогнать.
— Я не возьму, — качаю головой и, скосив на него глаза, пытаюсь усмотреть его реакцию.
Молча кивает, пожимая плечами, соглашаясь с моим заявлением, вроде как «наше дело предложить», и откидывается спиной назад, устремляя свой взгляд в темное небо, затянутое тяжелыми, свинцовыми тучами. Накрученное, наэлектризованное до предела напряжение отступает в его присутствии, навевая какое-то неправильное и совершенно неестественное чувство защищенности. Такое ощущение, что с ним я нахожусь за каменной стеной.
Осторожно, словно боясь побеспокоить, я тянусь к нему рукой, вытаскиваю зажатую между его пальцами сигарету, удерживая свое прикосновение чуть дольше, чем следовало бы и аккуратно затягиваюсь. Терпкий табачный аромат вместе с дымом наполняет мое горло и я плавно выдыхаю белое облако, которое тут же подхватывает ветер и уносит, растворяя в темноте. Мужчина прикуривает себе новую сигарету, с шумом втягивает смесь курева и смол в свои легкие и резко выдувает дым тонкой струйкой.
— Ты видела кто это сделал? — наконец, решается посмотреть на меня лидер.
— Нет. Нападавший спрятался за углом и не выходил из своего укрытия, а просто стоял и ждал пока я сорвусь вниз. И тихо-тихо что-то нашептывал. — Я печально улыбаюсь, поражаясь тому, что меня уже совсем не волнует то, что несколько минут назад меня действительно пытались убить. Все это стало совсем неважно.
— Не шляйся одна по коридорам, — спокойно выдает командир, но все-таки в его голосе проскакивают нотки беспокойства. Он слегка кривится от собственных слов и добавляет уже совсем другим тоном: — Как давно это продолжается?
— Что? — непонимающе смотрю на него я.
— Преследование. Или ты хочешь сказать, что это было в первый раз?
Я пожимаю плечами, задумавшись. А, правда, было ли это впервые? Неожиданная встреча с незнакомцем в коридоре, постоянное чувство, что за мной следят не оставляет меня уже очень, очень давно. Еще с тех самых пор, когда я посмела обвинить Молли и наехать на Дрю. Но Эрику это должно быть хорошо известно. Какого хрена он спрашивает?