Читать интересную книгу Интернет и идеологические движения в России - Коллектив Мохова

Эта последняя «российская Манежка» до наступления «Русской весны» некоторыми очевидцами была названа «самой массовой несанкционированной политической акцией за последнее десятилетие». Упреждающие действия властей сильно усложнили течение митинга, и людям приходилось занимать немногочисленные не заполненные ограждениями, ОМОНом, автозаками и активным автомобильным движением пространства353. Впрочем, ОМОН был настроен не слишком «кровожадно» — власть безошибочно угадывала спад протестной волны и понимала некоторую игрушечность происходящего. Кроме того, «крайне сдержанная реакция ОМОНа и вообще всех московских силовых структур на “беспорядки” в самой непосредственной близости от Кремля»354 была также результатом неуверенности в сигналах «сверху».

В дебатах по поводу причин провала «Русской зимы», а также того, почему российская Манежка 18 июля 2013 г., как и другие «российские Манежки», не смогли приблизиться по накалу гражданского сопротивления к украинскому Майдану 2013–2014 гг., помимо очевидной результативности давно перезапущенной в России репрессивной машины советского образца, часто называется еще и такая, более абстрактно сформулированная причина, как «другой народ». Переводя этот тезис на академический язык, речь ведут об особенностях идентификационного комплекса (постсоветского) россиянина, которые препятствуют активному проявлению гражданской позиции и развитию российского гражданского протеста. Мы попробуем вскрыть эти особенности, анализируя наш основной материал — интернет-коммуникацию.

Дебаты по поводу Народных сходов были очень интенсивны355, и в них объединились как сторонники, так и противники Навального, режима, оппозиции; как постоянные участники митингов, так и впервые на них пришедшие; люди, интересующиеся политикой, наряду с теми, кто никогда не слышал о Навальном; «нашисты» и провластные конформисты (см. главу 1) вместе с ненавидящими власть и возмущенными и напуганными этим примером политических репрессий; вышедшие на Манежку из любопытства или оказавшиеся там случайно; а также просто использовавшие «горячую» тему Народного схода, чтобы попасть в тренды Твиттера или разместить свою коммерческую рекламу. Иными словами, обсуждение Народного схода объединило в Интернете носителей самых разных идеологических идентичностей и тех, у кого она отсутствует. Надо учитывать также и то, что из-за «зачищенности» русского медийного пространства Твиттер как часть Рунета является еще и одной из немногих возможностей публично выражать свое недовольство властью, более того, сделать это без непосредственной угрозы для жизни. Поэтому здесь мы видим порой более честные и откровенные высказывания, чем те, которые звучат на митингах, где за любое высказывание можно угодить в автозак. Интернет к тому же остается главной формой выражения для тех, кто по разным причинам не способен выйти на улицы, — таковых было немало, судя по собранным нами материалам. В силу этого интернет-дискуссии в этот день как нельзя более подходят для задач выявления черт российского гражданского общества и российского протеста, поставленных в этой главе.

Здесь также уточняется реальная и перспективная роль интернет-коммуникации в жизни идеологических движений. Признавая эту роль и влияние, исследователи не единодушны по поводу их масштаба и характера. Ряд ученых настаивают на чисто инструментальной функции Интернета; другие утверждают, что интернет-коммуникация всегда вторична по отношению к традиционной, не обладает ее преимуществами и не может ее заменить356. Третьи же сходятся на том, что роль Интернета полностью выходит за границы инструментальности, так как создает коммуникационную и организационную среду «автономности» от любого институционального контроля на основе низовых объединений, не требующих лидеров и институтов, а также культуру постоянной подключенности (perpetual connectivity), самопрезентаций и множественных интеракций. Предполагается, что это настолько радикально меняет культуру и практику социальных движений, что производит, по сути, их новый тип357. Среди практик движений нового типа — модернизация формы358 и управления359, более эффективное решение вопросов мобилизации, координации, информирования, e-democracy и e-participantion360. Кроме того, в Интернете солидаризируются автономные оппозиционные движения и из атомарных голосов собирается «коллективный голос гражданского общества»361, способствующий созданию кроссрегиональных и транснациональных объединений. В ответ на такие угрозы власти разных стран тестируют возможности полного или частичного отключения Интернета362 и другие способы ограничения циркуляции в Интернете неугодного власти контента. Но сталкиваясь с необходимостью регулярно пользоваться Интернетом, проникшим во все формы жизнедеятельности, правительства в конце концов находят те или иные способы сосуществования с Internet freedom, используя ее другую сторону — многократно описанную учеными и практиками способность Интернета служить «управлению демократией»363 путем контроля над оппозиционными движениями и манипуляции общественным мнением против любой расходящейся с официальной повестки дня364.

Мы склоняемся именно к такому пониманию функций Интернета в социальных движениях, видя его как один из инструментов организации, мобилизации и коммуникации, как важный «контекст», компонент и фактор социальных и политических процессов. Но предлагаем учитывать, что в зависимости от конкретных политических, экономических и социально-культурных обстоятельств влияние Интернета на общественные процессы вариативно и многообразно. Поэтому изучение интернет-коммуникации требует учета местной специфики, многомерных теоретических и методических подходов с фокусом на дискурсивных практиках, а также временной перспективы, позволяющей следить за развитием дискурсов в динамике. Как читатель уже мог убедиться, мы придерживаемся именно такого подхода во всех главах этой книги, посвященных анализу интернет-данных365.

При всей местной специфике, российское протестное движение, Рунет и их взаимодействия и взаимовлияния существуют не изолированно от мировых тенденций, что дает нам возможность вычленять особенности и строить прогнозы для России на основе изучения нероссийского опыта, критически анализируя приложение к российскому контексту наработок ученых, которые исследуют Интернет и социальные движения, роль интернет-коммуникации в жизни социальных движений и взаимодействие online- и offline-форм протеста много лет. Поэтому наша методология включает сопоставительную перспективу. В соответствии с еще одним нашим методологическим решением применять разные теоретические подходы366 в этой главе мы опробуем культурологические фреймы теорий эмоций в социальных движениях (J. Jasper, J. Goodwin) и сетевой коммуникации (digital communication networks, M. Castells).

Эти и другие теоретики гражданских движений в поиске новых исследовательских парадигм обратились к социологии эмоций и, на основе разработок нейропсихологов367, объявили эмоции каузальным фактором368, который «придает движение движению»369. Поначалу эмоциям приписали исключительно благотворное влияние на все этапы развития социальных движений и на достижение ими поставленных целей. Но позже обнаружили, что на самом деле в движениях задействованы как негативные, так и позитивные эмоции, и именно их комбинации служат своего рода moral battery движений370. При этом в движении эмоции следуют друг за другом, образуя «цепи эмоций»371. Первой по очереди и важности эмоцией является «праведный гнев»372 граждан. Если индивиды чувствуют себя оскорбленными каким-то несправедливым с их точки зрения действием, они готовы превратить свое возмущение в протестное движение. Но на пути к выходу на улицы стоит страх репрессий — вторая эмоция в «цепи». «Страх373 может быть спутником гнева, однако мотивационная составляющая страха — это установка не на нападение, а на бегство374, которая, по мере нарастания, может подавлять интенсивность гнева, направленного на источник негативных переживаний»375. Этот страх преодолевается в процессе коммуникации, посредством которой индивиды узнают, что они не одиноки, что их возмущение разделяют и поддерживают другие люди и что возмущенных достаточно много, чтобы собраться на митинг.

Возможность коммуникации является, соответственно, вторым условием возникновения социального движения. Причем чем быстрее и интерактивнее этот процесс, тем выше вероятность его перерастания в коллективный протест. Интернет же создает именно такую удобную среду, которая помогает быстро и интерактивно объединять, разделять, обсуждать индивидуальные недовольство и возмущение цинизмом власти; здесь аккумулируется отношение к ней как к общему врагу, тем самым создается «когнитивное сопереживание» или «когнитивный консонанс»376. Здесь же обсуждаются и тем самым подавляются индивидуальные страхи и опасения. Подобная «мобилизация посредством эмоций», или эмоциональная мобилизация377, как раз и служит триггером социального протеста.