— Нет, нет, — простонала она, закрывая живот обеими руками. — Конечно, я хочу его. Я уже люблю его.
Кейдж облегченно расправил плечи, однако в его голосе по-прежнему звучали сердитые нотки.
— Тогда зачем ты трусливо бежала отсюда?
— Я просто не знала, что мне делать. Твои родители дали мне ясно понять, что мне у них не место.
— И что?
— Что? — Она вскинула руку в сторону умчавшегося междугороднего экспресса. — Не каждый обладает достаточной смелостью или безумием, чтобы преследовать междугородний скоростной рейсовый автобус. Или мчаться со скоростью чуть меньше ста пятидесяти километров в час на мотоцикле по шоссе. Я не могу быть такой, как ты, Кейдж. Тебя не волнуют городские слухи. Ты живешь в свое удовольствие. — Она развела руками. — Я не такая. Меня, представь себе, заботит то, что люди обо мне подумают. И я боюсь.
— Чего? — поинтересовался Кейдж, воинственно выставляя вперед подбородок. — Города, полного ограниченных умишек? Да какой они могут причинить тебе вред? Что они сделают? Будут распускать о тебе слухи? Презирать тебя? И что с того? Ты справишься гораздо лучше, если вообще обойдешься без людей, способных на это. Или ты боишься того, что они очернят имя Хола? Я тоже не хочу, чтобы некоторые справедливые предположения марали его память. Но Хол мертв. Он никогда ни о чем не узнает. А дело, которое он затеял, будет продолжаться. Ты же, наверное, и сама поняла это, когда занималась организацией сети помощи политическим беженцам. Ради бога, Дженни, не суди себя строго. Ты сама — свой самый большой враг.
— И что ты предлагаешь мне делать? Вернуться к тебе в офис на работу?
— Да.
— Ага, и щеголять моим положением?
— Гордиться им.
— Зная, что моего ребенка будут обзывать обидными прозвищами всю его жизнь?
Кейдж твердо указал пальцем на ее пока еще плоский живот.
— Любой, кто скажет об этом ребенке хоть одно плохое слово, серьезно рискует жизнью.
Она почти улыбнулась его свирепости:
— Но ты же не сможешь постоянно быть рядом с ним, чтобы защитить. Ребенку нелегко будет расти в маленьком городке, где всем известно его происхождение.
— Думаешь, ему будет легче расти в большом городе, где его мать вообще никого не знает? К кому ты сможешь обратиться за помощью, Дженни? По крайней мере, враждебные лица, окружающие тебя в Ла-Боте, знакомы тебе.
Это было правдой. Дженни не хотела признать, насколько переезд в другой город без денег, работы, места для ночлега, без друзей и родственников ужасал ее.
— Тебе не кажется, что настало время показать свой характер, Дженни?
Она вскинула голову.
— Что ты имеешь в виду? — строго спросила она.
— Ты позволяла другим людям принимать за тебя решения с тех пор, как тебе исполнилось четырнадцать.
— Мы уже говорили об этом несколько месяцев тому назад. Я попыталась взять свою судьбу в свои руки. Взгляни, что я наделала, в какой грязи, в каком хаосе я очутилась…
Он выглядел оскорбленным.
— Мне показалось, ты сказала, что та ночь любви была лучшей в твоей жизни. Твой ребенок будет живым подтверждением ее. Неужели ты и вправду считаешь это хаосом и грязью?
Она наклонила голову и прижала руки к животу.
— Нет. Это было прекрасно, замечательно. Я благоговею при мысли о ребенке. Благоговею и склоняю голову перед таким чудом.
— Тогда сохрани это ощущение. Возвращайся в Ла-Боту со мной. Роди этого чудесного ребенка и смотри свысока на всех, кому это не понравится.
— Даже на твоих родителей?
— Их реакция на твои слова сегодня была всего лишь механическим ответным рефлексом. Они, несомненно, еще одумаются и примут тебя.
Задумчиво она уставилась в ночную тьму:
— Полагаю, ты прав. Я не смогу найти будущее для себя и ребенка. Я должна его сотворить сама. Правильно?
Он усмехнулся и одобрительно показал большой палец:
— Лучше и не скажешь.
— Ах, Кейдж, — вздохнула Дженни, опуская руки. Она внезапно ощутила, что силы полностью ее покинули. — Как я тебе благодарна.
Кейдж повернулся к ней, скрипнув ботинками по гравию. Обняв ее, он провел пальцами по ее скулам.
— Все стало бы значительно проще, если бы ты вышла за меня замуж. У ребенка бы появился папочка, и все стало бы ясным, красивым и абсолютно законным.
— Я не могу, Кейдж.
— Точно?
— Точно.
— И это не последний раз, когда я прошу тебя об этом.
Она ощутила горячее и сладкое дыхание его губ, прежде чем они ее коснулись. Кейдж нагнулся и с мягкой настойчивостью поцеловал ее.
Как и прежде, его губы были полураскрыты и влажны. Однако в отличие от предыдущего поцелуя на этот раз его язык коснулся ее. Всего лишь кончиком. Всего лишь мимолетное прикосновение, которого, однако, оказалось достаточным, чтобы у нее перехватило дыхание и яростно забилось сердце. Достаточным, чтобы в ее груди мгновенно родилось соблазнительное влечение.
Кейдж неторопливо лизнул ее язычок. Еще раз. Внезапно он оторвался от нее, оставив в ожидании, поселив смутное ощущение неудовлетворенного желания. Когда он сделал шаг и взял ее за руку, намереваясь проводить к машине, Дженни ощутила неприятный холодок, будто ее внезапно лишили лихорадочного тепла его тела.
Кейс попытался, насколько это было возможным, пристроить чемоданы за сиденьем «корвета».
— Прежде всего нам следует найти тебе жилье, — заметил Кейдж, когда они были на полпути к их родному городку.
Каким-то образом ее рука оказалась на его коленях.
— У тебя есть идеи? — туманно поинтересовалась она.
— Ты можешь перебраться ко мне.
Их взгляды встретились. Его был вопрошающий и молящий, ее — сдержанный и скромный.
— Какие еще будут предложения?
Он усмехнулся, не падая, однако, духом.
— Думаю, нам удастся чего-нибудь придумать с Рокси.
Глава 8
— Рокси Клеммонс? — изумленно пробормотала Дженни, отдергивая руку назад.
— Ага. Ты ее знаешь?
Только по слухам, мелькнула у нее подленькая мыслишка. По слухам о ней как об одной из постоянных пассий Кейджа.
— Я слышала о ней. — Дженни отвернулась и с подчеркнутым вниманием уставилась в окно. Она почувствовала горечь разочарования и отчаяния.
Но ведь он целовал ее так нежно, так чувственно, так, будто между ними были отношения. Его объятия казались такими согревающими, она ощущала себя в такой безопасности, погружаясь в них. Дженни начинали нравиться его прикосновения, они доставляли ей даже еще больше наслаждения, чем его поцелуи. Однако получается, что он всего лишь вел себя с ней так, как и с сотней ей подобных. Его поцелуи могли пробуждать в ее сознании фейерверк чувств и эмоций, оставаясь для него лишь обычным упражнением. Техника их, несомненно, отточилась часами практики.