Читать интересную книгу Неравная игра - Пирсон Кит А.

— И когда он основал «Фонд НТН»? — подает голос Клемент.

— В августе нашему фонду исполнится двадцать семь лет. Насколько мне известно, он тогда потерял жену и, наверное, хотел вытеснить так свою скорбь. Людям свойственно подобное, компенсировать негативные переживания добрыми делами.

«Скорее, заглушать угрызения совести».

— И он полностью профинансировал организацию? — уточняет Клемент.

— Совершенно верно, и на протяжении всех этих лет продолжал делать крупные пожертвования. Да, мы получаем кое-что от государства, равно как и регулярные перечисления от добрых людей, но дополнительное финансирование необходимо всегда, в особенности сейчас, когда потребность в нашей поддержке на рекордном уровне. Несмотря ни на что, тысячи людей сумели снова встать на ноги благодаря времени, труду и деньгам, которые Деннис отдавал «Фонду НТН».

Проникновенная речь о человеке, которого любая дочь гордилась бы называть отцом. Почти любая.

— А он когда-нибудь упоминал обо мне? — Мне стоит определенных усилий, чтобы вопрос прозвучал учтиво.

У старушки бегают глаза, пока она подбирает слова для того, что мне и без того известно.

— Э-э, нет, но не поймите неправильно. Деннис всегда старался разделять личную жизнь и работу.

— Понятно, а как насчет семьи, дома, друзей, наконец? У него кто-то был?

— Вот честно, Эмма, ничего не могу сказать. Я проработала с ним целых семнадцать лет и не могу похвастаться, что знаю что-то о его личной жизни.

— У него был кабинет?

— Конечно. Соседняя комната.

— Можем мы взглянуть?

— Ради бога, но смотреть там особо не на что.

— И все же. Просто посмотреть на его рабочее место.

— Конечно, идемте.

Мы следуем за Мэнди в коридор, где она открывает соседнюю дверь. Нас встречает затхлый сырой воздух.

— После выходных к нам придет специалист по влагоизоляции, — комментирует старушка, жестом приглашая нас внутрь. — Здесь годами стояла сырость, но Деннису просто некогда было заниматься подобной ерундой.

Я вхожу в кабинет, Клемент следом. Помещение примерно такого же размера, как у Мэнди, но из-за пустоты кажется гораздо просторнее.

— Я предупреждала, что здесь не на что смотреть.

Хозяйка и вправду не преувеличивала: письменный стол, офисное кресло и одинокий картотечный шкаф.

— Ящики стола просматривали? — спрашиваю я.

— Да, конечно. Там только документы фонда. Никаких личных вещей.

— А шкаф?

— Нам пришлось освободить его, чтобы вынести перед ремонтом. С содержимым я тоже ознакомилась — только рабочая документация.

Да как же можно столько лет проработать в своем кабинете и при этом не выставить в нем ни единого сувенира из своей жизни? По собственному недавнему опыту я прекрасно знаю, что люди склонны окружать себя безделушками личного характера, и за годы работы их все больше. У меня самой накопилась целая коробка всякого хлама, с которой я и «проходила сквозь строй». Хм, эта черта у меня явно не фамильная.

— Что ж, — вздыхаю я, — одно мне совершенно ясно: ценителем материальных благ мой отец не был.

Мэнди обращает на меня любопытствующий взгляд.

— Я ведь разбирала вещи в его квартире, — поясняю я. — Так вот, все они вместились в десяток коробок.

— Все, что он имел?

— Ага.

Какое-то время старушка обдумывает мое откровение, мы же с Клементом просто стоим и хлопаем глазами. Наконец, Мэнди бросает взгляд на часы. Я улавливаю ее намек.

— Огромное вам спасибо, что уделили нам время. Приятно осознавать, что мой отец сделал столько полезного.

— Что правда, то правда, и, если это послужит вам утешением, его наследие будет продолжать жить в деятельности «Фонда НТН».

Мы пожимаем друг другу руки. У меня остается лишь один вопрос:

— Мэнди, могу я поинтересоваться, что в названии вашей организации означают буквы «НТН»?

— «Не теряй надежды». Это был девиз Денниса по жизни.

Покидая отсыревший кабинет, не могу отделаться от мысли, что более подходящей аббревиатурой для фонда было бы «ЕОТ» — еще один тупик.

22

На улице делюсь своим разочарованием с Клементом:

— Похоже, только зря потратили время. Кроме дифирамбов, каким святым, оказывается, был мой папаша, ничего путного и не услышали.

— Я бы так не сказал, пупсик.

— Вот как? Тогда объясните мне, что же мы такого узнали?

Великан пару раз поглаживает усы.

— Он финансировал свой фонд многие годы, что отнюдь не дешево, как мне представляется. Откуда бабки?

— Понятия не имею. И, честно говоря, больше меня интересуют другие вопросы. Например, зачем он вообще учредил благотворительную организацию?

— Возможно, твой старик пытался обрести искупление, — отвечает великан, закуривая сигарету. — А это, поверь мне, не так-то просто.

— Но если он был невиновен, как вы сами же предположили, не кажется ли вам, что тратить время и деньги ему прежде всего стоило на доказательство собственной невиновности?

— Кто его знает, — пожимает плечами Клемент. — Добавим этот вопрос к остальным, на которые у нас пока нет ответа.

Своим комментарием, однако, он ненамеренно сдирает бинты с еще не зажившей раны, и меня несет:

— А я вот что вам скажу, Клемент. Он вышел из тюрьмы за год до смерти мамы. И где, черт побери, был наш святой Деннис Хоган, когда ее не стало? Последние двадцать семь лет он помогал полным незнакомцам, а когда дело касалось помощи собственной дочери, ему было совершенно насрать! Если он был невиновен, почему не пришел ко мне?

Великан глубоко затягивается сигаретой, пока я стою и клокочу от гнева.

— Не знаю, — произносит наконец он, выпуская у меня над головой облачко дыма. — Но что, если избегать встреч с тобой и было смелостью?

— Что за вздор!

— Вздор? А вдруг из-за его дел с «Клоуторном» у него не оставалось выбора?

Всю свою журналистскую карьеру я неизменно старалась придерживаться в репортажах золотой середины. Всегда выслушивала мнение противной стороны и, даже если не соглашалась с ним, не позволяла личным предубеждениям влиять на приговор. Но в данном случае мне сложно сохранять объективность.

— Простите, но я все-таки считаю, что он был трусом!

— Может, ты и права, — пожимает Клемент плечами. — Вот только еще неделю назад ты считала, будто я замешан в каком-то дерьме с продажным политиком — и как же дела обстоят сейчас?

— Это другое!

— Да ну? Я всего лишь советую тебе не делать поспешных выводов.

— Ладно, — фыркаю я. — Но как только моя правота станет очевидной, я ожидаю извинений… и бочку вина!

— Уже бегу в магазин, — усмехается великан. — Ну так что, в Бетнал-Грин?

— В Бетнал-Грин.

По заключении соглашения о прекращении огня мы направляемся обратно к станции подземки «Барбикан».

Семь минут прогулки, поездка на подземке с пересадкой — и до нашей последней надежды выяснить что-либо об отце остается чуть менее километра пешком.

— А если ее нет дома? — задается вопросом Клемент, когда мы выходим из павильона «Бетнал-Грин».

— Суну под дверь визитку, что еще делать.

Минут через десять мы оказываемся на Веллингтон-Роу, в эдаком архитектурном винегрете, где вдоль одной стороны дороги тянутся живописные викторианские таунхаусы, а вдоль другой — корпуса уродливых муниципальных многоэтажек.

К счастью, предмет наших поисков располагается на красивой стороне улицы, где-то на ее середине.

Я нажимаю на кнопку звонка.

Ответа все нет и нет, и начинает казаться, что путешествие проделано впустую. Начинаю искать в сумочке визитку, но тут за дверью слышится бренчание цепочки.

Дверь открывается.

На пороге появляется дама весьма преклонного возраста. Дряблые черты и морщины на лице отвечают указанным в списке избирателей годам, однако, судя по обесцвеченным волосам и обилию нанесенной косметики, она не из тех, кто готов смириться со старостью.

— Чем могу помочь? — осведомляется она с сильным ист-эндским акцентом.