Джэнис, ее сын и я приняли сто двадцать миллиграммов МДМА вскоре после полудня. Потом юноша ушел. После получаса — столько обычно проходило до момента «осознания» действия наркотика — Джэнис не подавала признаков, что с ней что-то происходит. Никаких изменений не произошло по истечении и сорока, и пятидесяти минут. Я услышал только несколько незначительных реплик.
— У меня пересохло в горле.
— Я принесу вам стакан воды. Именно так я и сделал Не помогло.
— Мне трудно дышать.
— Дышите так, как можете.
Мы находились в задней комнате дома, и в отражении окна я заметил, что у женщины не возникало никаких сложностей с дыханием, когда я не смотрел на нее.
Мы пошли по холму к участку, который я отдал в аренду группе строителей из нашей округи для хранения пиломатериалов.
Здесь было несколько табличек с надписью «Не курить», чтобы не допустить пожара.
— Вы думаете, я слишком много курю?
— Вы сами думаете, что курите слишком много?
— Нет, я так не думаю.
— Тогда мой ответ будет «возможно, и нет».
К этому моменту эксперимент длился уже час, но признаков активного действия МДМА все еще не наблюдалось. Потом был задан неожиданный — «не шаблонный» — вопрос.
— Быть живым — это хорошо?
— Можете поклясться своей распрекрасной задницей, что это
здорово — быть живым. Это настоящее счастье — быть живым!
Вот оно. Наркотик начал действовать, и женщина стала носиться по холму и кричать, что быть живым — хорошо. Вся зелень стала для нее живой, все ветки деревьев и камни на земле стали одушевленными предметами. Я догнал ее и увидел, что ее лицо так и светилось. Она рассказала мне несколько эпизодов из своей личной жизни, которые она хорошо знала и которые знал хорошо и я, но которые до сих пор лишали ее спокойствия.
Она родилась в результате незапланированного кесарева сечения, ее мать умерла во время родов. И все пятьдесят лет она жила с чувством вины за то, что жизнь ей досталась ценой жизни ее матери. Три года ее лечил семейный врач, главным образом, работая с этой проблемой. Очевидно, что ей требовалось лишь подтверждение того факта, что быть живым — это хорошо.
Пару месяцев у меня не было никаких известий от Джэнис. Когда, наконец, она позвонила, охотно призналась, что до сих пор живет в мире с самой собой и что прекратила ходить к врачу.
В большинстве своих ранних экспериментов я работал с дозой от восьмидесяти до ста миллиграммов и для описания воздействия наркотика в отчетных записях использовал слово «окно». Оно позволяло мне наблюдать как бы извне, смотреть на то, что происходило внутри меня, без искажения или недомолвок.
Изредка мы с Элен отправлялись в поездку, покидая дом в шесть вечера в пятницу и возвращаясь в четыре часа дня в воскресенье. С нами ездили наши друзья — Джордж и Рут Клоузы, с которыми мы были знакомы еще со времен Кэл-холла. Мы садились на специальный поезд, отходивший из Окленда. Он назывался «Веселый поезд в Рино». Чем дальше поезд ехал на восток через Сьерры, в поезде становилось все больше людей с едой и выпивкой и больше шума. Некоторые даже танцевали в музыкальном вагоне. (После тридцатичасового пребывания в казино обратная поездка проходила куда в более подавленном настроении.) Элен чувствовала себя чаще всего неудобно, когда речь заходила о приеме наркотиков, однако ее отношение менялось прямо на противоположное, когда порой она употребляла алкоголь. Что касается Клоузов, то тогда они еще ничего не знали об измененных состояниях сознания, кроме того, к которому приводит алкоголь. Во время одной из наших поездок, когда мы все вместе ели мясо краба с соусом из авокадо в шумном вагоне, я спросил их, не сочли бы они за оскорбление, если вместо мартини я наполнил бы свой бокал хининовой водой и добавил бы туда содержимое маленького пузырька. Зачем? Для эксперимента, ответил я. Хорошо, сказали они, почему бы и нет!
Все сработало. Казалось, что постепенно наступавшее у меня состояние интоксикации очень равномерно соединялось с их состоянием. Они забыли, что я использовал химический препарат, а вовсе не водку. Так что какое-то время я относился к МДМА как низкокалорийному мартини собственного изобретения.
Вскоре после этого случая я познакомился и близко сошелся с приятной парой профессиональных исследователей и преподавателей из Германии — Урсулой и Адольфом Билз. Около года они работали вместе с Терри Мейджэром. Дольф, как называл себя он сам, однажды принял небольшую дозу ЛСД. Его переживания были необычайно запутанными, сложными и пугающими. Уже несколько недель он не мог полностью прийти в себя.
Хорошенько поразмыслив, я предположил, что МДМА мог бы в некоторой степени помочь Дольфу, хотя, конечно, очередной опыт с психоделиком казался не очень подходящим средством. Но я подчеркнул, что МДМА не является психоделиком, а также объяснил концепцию «окна» и те доводы, которые убедили меня в том, что Дольф может использовать МДМА, чтобы окончательно поправиться.
Для участия в эксперименте я привлек обоих Билзов. Это был памятный день. Шли только честные беседы, скрытности не было места. Эксперимент положил начало тесным дружеским отношениям, которые будут связывать нас на протяжении нескольких лет. Во время эксперимента, продолжавшегося несколько часов, мы справились с травмой Дольфа. По его словам, он словно заново родился. Еще один намек на змеиный жир. Становилось все очевиднее, что МДМА может решить любые проблемы любого человека.
Следует затронуть еще один эпизод из истории МДМА. Он связан с добрым пожилым психологом, верившим в расхожую идею о том, каким должен быть образцовый дедушка — и по взглядам, и манере поведения. Собеседника он слушал внимательно, смеялся искренне и часто, и, как говорит Элис, в его дружеских крепких объятиях хотелось оставаться как можно дольше.
У Адама в Окленде была своя практика. Его кабинет размещался на втором этаже какого-то дома, который сдавался под офисы. В основном прием у него представлял собой обычный пятидесятиминутный сеанс, однако иногда, правда, очень редко, он использовал совершенно другие методы лечения. До самой смерти Адама это сохранялось в секрете ото всех, за исключением ближайших друзей и тех, кого он решал лечить при помощи особых средств. Да и сейчас люди, знавшие и любившие Адама, предпочитают не разглашать эту тайну и, без сомнения, будут хранить ее и впредь.
Специальное лечение, к которому Адам порой прибегал, предполагало использование психоактивных веществ. Они были необходимы для того, чтобы помочь пациенту перешагнуть через психологические барьеры и напрямую обратиться к себе самому и собственному подсознанию. Чтобы применять подобные наркотики, в течение двух десятилетий Адам разрабатывал отдельную методику.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});