Гринфельд растерянно произнес:
– Что ж… Действительно, глубины таят в себе… много…
Окинув еще раз взглядом Марию, он продолжил более уверенно:
– Например, я убежден, что в природе каждого мужчины – подавлять женщину. Это его биологическая роль. Как бы цивилизация нас ни развивала – все равно мы приматы.
Мария бросила на Гринфельда одобрительный взгляд. Но в ту же секунду ее одобрение сменилось растерянностью, ибо она, взглянув на Соколова, заметила, что тот зевнул. Соколов не слушал болтовню Гринфельда. Он смотрел на то, как повар готовил шашлыки для них. Он проголодался и очень устал. Александр успел переодеться, принял обезболивающее, но чувствовал себя после позавчерашних приключений отвратительно. Интересовала его только женщина, сидевшая рядом, и, пожалуй, еда. А Гринфельд, не замечая безразличия Соколова, говорил самозабвенно:
– Всякий мужчина стремится к победе над женщиной! Причем именно с помощью насилия… Это инстинкт. Поймать, стреножить, овладеть…
Умничанье Гринфельда уже не так напугало Марию, как в летнем кафе, когда она слышала эту теорию из его уст впервые. Ее беспокоило то, что Соколову, похоже, не было никакого дела до психиатра. Мария толкнула его ногой под столом. Александр встрепенулся, потер и поморщил лоб. Он даже не сразу сообразил, что от него требуется. Мария толкнула его еще раз.
– Ну и жара тут у них, правда?.. – вступил в разговор Соколов.
Он действительно ничего не слышал. Психиатр старался напрасно. Мария поморщилась: что-то не получалось у нее организовать очную ставку. Гринфельд тоже с трудом находил слова.
– Вот именно! – произнес Гринфельд.
Оба мужчины беспомощно посмотрели на Марию.
– Ваш заказ. – Официант преподнес им шашлыки так, словно баранина, зажаренная на огне, была неимоверной ценностью. Соколов вздохнул тоскливо, но к мясу сразу не притронулся. Он ждал «указаний» Марии, хоть бы уж намекнула, что нужно говорить. Гринфельд был похож на хорохорившегося петуха.
– Да, мужчина любит помучить женщину… – уныло сказал Соколов, вопросительно посмотрев на Марию – ему требовалось «согласовать» реплику.
Мария кивнула ему удовлетворенно.
– Да! – загорелся Гринфельд. – Признайтесь, вы ведь чувствуете в себе эту потребность?
– А как же? Я же мужчина! Примат! Вот тебе разве не хочется кого-нибудь придушить?
– Мне? Нет! С чего вы взяли? – удивленно развел руками Гринфельд.
Мария нахмурилась: все вроде бы шло по плану, но каков будет результат этой игры?
– Не знаю… Мне кажется, тебе этого хочется. Придушить какую-нибудь женщину… К примеру, Марию, – прищурившись, сказал Александр.
– Мне? Придушить? Марию? – Гринфельд выглядел возмущенным: с чего этот мужлан взял, что ему хочется убить Марию?
– А чего?
Мария опустила глаза.
– Да с чего вы взяли эту ерунду!
– Да это, брат мой, не ерунда! За это, брат мой, тебя повесить мало, – сказал Соколов и угрюмо посмотрел на собеседника.
– Меня?.. – Гринфельд явно растерялся.
В чем его могли обвинять? Гринфельд вдруг понял, что здесь, в этом маленьком ресторане, между тремя людьми происходит что-то странное и важное, но только что? Он не знал. Соколов ему не внушал доверия. Перед ним сидел какой-то невнятный тип. Такой может оказаться и убийцей, и мелким мошенником. Вряд ли это добропорядочный гражданин и заботливый отец. Гринфельд понял, что этому человеку тоже нравится Мария…
– Вы предлагаете повесить меня? – Он жестко посмотрел прямо в глаза Соколову.
– А кого ж еще?
– А вас, значит, не надо повесить? Вы, значит, ангел? – насмешливо спросил Гринфельд.
Мария поняла, что зря затеяла всю эту комедию. Сейчас мужчины готовы были подраться, а выяснить ничего не удалось. Она закрыла лицо руками и прошептала:
– Боже, что я наделала…
Мужчины перестали спорить, оба недоуменно уставились на Марию.
– Какие же вы оба идиоты! – сказала она и резко встала из-за стола.
Шашлык уже остыл, Мария к нему даже не притронулась. Она вышла из зала, оставив Соколова и Гринфельда. Те сидели насупившись. Некоторое время молчали. Наконец Гринфельд пододвинул к себе салат. Соколов снял холодные куски баранины со шпажки.
– Действительно… Чего это мы?.. – спросил Гринфельд, поглядывая в окно.
Соколов не ответил ему.
– Она что, уехала? – продолжал сыпать вопросы Гринфельд. – Надо бы проводить ее до машины. Там подземная стоянка, она боится…
– Чего она боится? Там по три охранника на каждый квадратный сантиметр. К тому же она, может, сейчас вернется… – Александр повернулся.
Психиатр задумчиво посмотрел на Соколова.
– Чего ты на меня вылупился?
– В последнее время ей кто-то угрожает. – Гринфельд поморщился. Он вспомнил, как его чуть не убил человек, опекавший Марию. Странного она нашла охранника!
– Я знаю… Она думает, что это я.
– Она рассказала, что ночью кто-то подстерегал ее по дороге к дому.
– Подстерегал – это еще не криминал, – попытался оправдаться Соколов.
– А в лесу у нее почему-то отвалилось колесо…
– Когда ей прикручивали колесо, я был далеко.
– А до этого кто-то сбросил на нее кирпичи с крыши.
– Ну, это вообще было до того, как мы с ней познакомились. – Соколов махнул рукой: ему надоел этот псих. Нашелся франт с подбитым глазом – и ведь туда же, обвиняет его.
– Да, это было до того, как она познакомилась с вами, – вкрадчиво произнес Гринфельд, заметив неодобрительный взгляд собеседника. – Но когда с ней познакомились вы – это только вам известно.
Соколов откинулся на спинку стула, невольно поморщился от боли, но быстро пришел в себя. Усмехнувшись криво, сказал:
– Ты подозреваешь меня, а я – тебя.
– У вас нет оснований.
– Есть основание: ты примат, – нагло заявил Соколов. Есть ему расхотелось, а поспорить с психиатром он был не прочь.
Гринфельд растерялся. Крыть ему было нечем… Всего каких-то полчаса назад он здесь излагал свою теорию, которая смущала многих его знакомых, пугала и настораживала Марию.
– Выйду покурить, – сказал Соколов и направился к выходу.
Гринфельд, увлеченный своими мыслями, не услышал его, но привстал из-за стола, когда увидел, что Соколов удаляется из ресторана. Вино так и не открыли.
* * *
Мария не сразу пошла на стоянку. Она присела на скамейку и прослушала диктофонную запись. Голоса Гринфельда и Соколова казались сейчас какими-то нереальными, фоном звучала испанская гитара. Эта затея ей не удалась. Кого она подозревала больше? Мужчину, который ей, пожалуй, нравился?.. Гринфельд был мил, галантен, но эта его теория о приматах не могла не смутить любую женщину. Мария задумалась: так ли хорошо она знала Аркадия Гринфельда, как ей казалось? «Мы никого не можем знать, даже себя», – подумала она, опустив голову. Диктофон с трудом влез в сумочку. Больше он не пригодится, потому что Мария решила сбежать от Гринфельда и Соколова. Долгие бессонные ночи давали о себе знать. Руки Марии подрагивали. Усталость железным обручем сковала голову, как перед приступом мигрени.