подвергли негласной проверке всех членов бригады, в которую устроился Сырцов. И тут выяснилось, что рабочий М.Н. Назаров – сбежавший из Волголага уголовник Самойлин, осужденный за ограбление заводской кассы в Рыбинске. Однако сразу после гибели Сырцова он исчез и в настоящее время его местопребывание неизвестно. На основании всего вышесказанного можно сделать вывод, что оперуполномоченный НКВД Сырцов был убит уголовником Самойлиным. Судя по имеющимся фактам, в доме Мусиных-Пушкиных находился тайник, где хранились какие-то ценности, которые Самойлин и похитил, убив при этом т. Сырцова, пытавшегося задержать его на месте преступления. Также можно предположить, что во время заключения в Волголаге, где он находился вместе с осужденными за антисоветскую деятельность, уголовник Самойлин стал убежденным и активным врагом советской власти, что и заставило Сырцова организовать за ним слежку. Там же в лагере Самойлин, возможно, встретился с кем-то из тех, кто знал о тайнике в усадьбе, и рассказал ему о хранящихся там ценностях. Однако эти предположения нуждаются в проверке. В селе Иловна удалось найти человека, видевшего, как в ночь перед взрывом дома Мусиных-Пушкиных от него отъехала подвода с грузом, накрытым брезентом, которую сопровождали двое мужчин. Приметы одного из них полностью совпадают с приметами Самойлина, другого свидетель не разглядел. Дальнейший путь подводы проследить не удалось, но направилась она в сторону Рыбинска. Розыск Самойлина продолжается. Нездоровый интерес к случившемуся в Иловне вызвала заметка В. Курзина “Труп в дворянском гнезде”, опубликованная в мологской газете. На редактора, допустившего утечку информации, не подлежащей разглашению, наложено взыскание, корреспондент Курзин отстранен от работы. Начальник участка № 7 Коркин, на территории которого находится усадьба Мусиных-Пушкиных, и прораб Зворыкин, обнаруживший тело оперуполномоченного Сырцова, предупреждены, что за разглашение информации о случившемся они будут строго наказаны. Бригада, принимавшая участие в эвакуации усадьбы и ее уничтожении, расформирована…»
На этом копия документа обрывалась – видимо, у сотрудника бывшего КГБ, который сделал копию, были какие-то серьезные основания не приводить его полностью. Но даже в случае, если бы документ был перепечатан целиком, многое все равно осталось бы неясным. Почему оперуполномоченный НКВД, получив задание выявлять «антисоветские элементы», выслеживал обычного уголовника, для чего сменил фамилию и даже устроился на работу? Действительно ли в потайной комнате находились какие-то ценности и что конкретно? Кто был напарником Самойлина и куда они исчезли? Насколько обосновано предположение автора докладной, что из обычного уголовника Самойлин превратился в активного и убежденного врага советской власти? Действительно ли о существовании в усадьбе тайника он узнал, находясь в Волголаге?
Прежде чем проститься с Лидией Сергеевной, я опять вспомнил мужчину в черных очках и поинтересовался, не обращался ли к ней в ближайшие дни человек с такими приметами.
Женщина отрицательно покачала головой и спросила, кто это.
– Мне и самому хотелось бы выяснить. Он проявляет повышенный интерес к «Слову о полку Игореве», откуда-то знает имя и отчество Пташникова. Вот мне и подумалось: может, вы ему сказали…
Я был благодарен Лидии Сергеевне, что, выслушав меня, она не задала других вопросов, на которые трудно было бы ответить.
Пройдет еще несколько дней – и к загадкам, не дававшим мне покоя, добавятся новые, которые еще больше запутают ситуацию.
Часть третья. Забытая версия
Статья называлась несколько претенциозно: «Книга жизни». Автор пытался доказать, как много может узнать человек, систематически и подробно наблюдая все, что происходит перед его глазами… По словам автора выходило, что человека, умеющего наблюдать и анализировать, обмануть просто невозможно. Его выводы будут безошибочны, как теоремы Эвклида…
– Что за дикая чушь! – воскликнул я, швыряя журнал на стол… – Не спорю, написано лихо, но меня все это просто злит. Хорошо ему, этому бездельнику, развалясь в мягком кресле в тиши своего кабинета, сочинять изящные парадоксы. Втиснуть бы его в вагон третьего класса подземки да заставить угадать профессии пассажиров! Ставлю тысячу против одного, что у него ничего не выйдет!
– И вы проиграете, – спокойно заметил Шерлок Холмс. – А статью написал я… У меня есть наклонности к наблюдению и к анализу. Теория, которую я здесь изложил и которая кажется вам такой фантастической, на самом деле очень жизненна, настолько жизненна, что ей я обязан своим куском хлеба с маслом… Правила дедукции, изложенные мной в статье, о которой вы отозвались так презрительно, просто бесценны для моей практической работы. Наблюдательность – моя вторая натура…
Артур Конан Дойл. Этюд в багровых тонах
Глава первая. Пропавшие письма
Рассматривая обстоятельства находки «Слова о полку Игореве», Пташников и Окладин неоднократно упоминали Ростов Великий, однако полностью его причастность к истории «Слова» мы так и не выяснили, а между тем я не мог избавиться от ощущения, что в судьбе древнего списка этот старинный город сыграл какую-то роль.
Когда по телефону я поделился этой мыслью с Окладиным, он сказал:
– Вы не одиноки в своем подозрении, точно так считает моя сестра Анна Николаевна, которая живет в Ростове. У нее есть весьма любопытная версия, как «Слово» очутилось в Ярославле. Если вас действительно интересует этот вопрос, навестите ее. Тем более, вы с ней давно знакомы, а главное – родственные души, она тоже любит всякие исторические загадки…
Несмотря на иронию в голосе историка, я понял, что даже на его скептический взгляд версия Анны Николаевны заслуживает внимания. В таком случае я был просто обязан навестить ее и выяснить все на месте. О чем, прощаясь, я и сообщил Окладину.
В тот день трудно было даже предположить, к каким неожиданным последствиям приведет моя поездка. Но прежде произошло еще одно событие.
Мне опять позвонила Лидия Сергеевна и, извинившись, что так часто в последнее время беспокоит меня, спросила, не желаю ли я ознакомиться еще с одним интересным документом, касающимся истории семьи Мусиных-Пушкиных.
Конечно, я тут же поехал в музей. Здесь, в знакомом кабинете, Лидия Сергеевна протянула мне старую синюю папку, прошитую по корешку толстой суровой ниткой:
– Вчера я ездила в командировку в Рыбинск, рассказала в музее о переданной вами акварели. Тогда один из сотрудников, занимающийся судьбой рыбинских дворянских усадеб, вспомнил, что у них в архиве хранится документ, происхождение которого тоже до сих пор не совсем ясно. В этой папке – обзор фамильных писем Мусиных-Пушкиных, которые приходили в Иловну больше двадцати лет. Но где эти