Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прости, – пробормотал Стефан, – но я пришел сюда не по своей воле.
– Да, понимаю, – спохватился полковник. – Впрочем, это и к лучшему. Если бы я и хотел перед кем-нибудь оправдаться, то только перед тобой. Я виноват лишь в одном, Стефан, – в том, что позволил завлечь себя в ловушку.
– Я готов тебе поверить, – с расстановкой выдавил лейтенант, подумав про себя: «Это единственное, что я еще могу для тебя сделать». – Но как же смерть той девушки?
– Я ее не убивал. – Полковник начинал волноваться и багроветь. – Я не знаю, что произошло в гостинице Кальтенбрюндльберга, но почему-то все улики повернулись против меня!
«В том числе и чулок», – мрачно вспомнил Стефан.
– Я попал в какую-то адскую ловушку, – продолжал полковник, пытаясь поймать взглядом ускользающие глаза племянника. – Все было подстроено так, чтобы загнать меня в угол. Меня шантажировали, но поскольку это делалось или по почте, или по телефону, я даже не знал кто! Я подозревался в убийстве Берты, которую любил больше всего на свете, и если бы сумел устоять против шантажа, то оказался бы под судом и был опозорен… Впрочем, это все равно произойдет так или иначе, – угасшим голосом добавил полковник, а Стефан с ужасом вспомнил о своем поручении. – Поверь мне еще в одном. – Полковник был настолько утомлен, что говорил уже явно через силу. – Я не нанес никакого ущерба нашей армии. Да, я согласился сотрудничать, и даже получил за это деньги, но я передал им всего лишь одну устарелую диспозицию, которая, как я твердо знал, вскоре должна была быть заменена новой.
– Простите, что вмешиваюсь, господин полковник, – подал голос молчаливый капитан, – но кому и каким образом вы передали эти сведения?
– Я сделал это таким же образом, каким обычно общался с собственной агентурой, – то есть оставил пакет своему швейцару Фердлю, и в условленное время за ним заехал какой-то незнакомец. Из окна своего кабинета я видел, как он вышел из фиакра, направился в дом и через минуту уже выходил обратно. Через два дня мне позвонили и предложили прийти на почту для получения письма до востребования. Но клянусь святым Стефаном, я не знал, что там деньги!
– Но неужели у тебя так и не возникло никаких подозрений? – удивился лейтенант. – Ну хоть какие-то предположения у тебя были?
– Только одно. Я познакомился с фрейлейн Тымковец на скачках в Пратере. Она сама меня окликнула и попросила совета – на какую лошадь ей поставить. Милая барышня с детскими глазами и лукавой улыбкой… – Полковник слабо усмехнулся. – Она еще сказала, что пришла на скачки с отцом, и даже показала мне в толпе одного господина, который помахал нам рукой. Потом он куда-то исчез, и мне пришлось провожать Берту домой…
– И что? Ты узнал, кто был этот господин? – нетерпеливо перебил Стефан.
– У меня нет полной уверенности, поскольку я видел его лишь мельком и издалека, однако впоследствии я познакомился с одним человеком, который показался мне знакомым. Это произошло в салоне графини Хаммерсфильд, где мне представили одного англичанина – доктора Сильверстоуна. Впрочем, ты и сам там был, так что мог его видеть.
В этот момент капитан вдруг нетерпеливо кашлянул и выразительно посмотрел на Стефана. Тот понял его взгляд и похолодел – настало время вынести смертный приговор своему дяде!
– Ты догадываешься, зачем я пришел? – отводя глаза в сторону, спросил лейтенант.
– Догадываюсь.
Трясущимися руками Стефан медленно достал из кармана своего мундира револьвер и положил его на стол. Глухой стук металла о дерево показался ему стуком комьев земли, падавших на крышку гроба.
Полковник, побледнев, пристально следил за его действиями и вдруг криво усмехнулся.
– Сколько у меня времени?
Стефан удивленно вскинул голову, посмотрел на капитана, но тот не менее удивленно пожал плечами.
– Не знаю.
– Ты не обнимешь меня на прощанье?
– Да, конечно.
Они встали и крепко обнялись, постаравшись не встретиться взглядами.
– Все, – первым сказал полковник, – а теперь иди и доложи, что твое поручение выполнено.
Лейтенант быстро вышел из комнаты, следом за ним последовал и капитан. Догнав Стефана в коридоре, он несильно хлопнул его по плечу.
– Сочувствую!
– Что делать дальше?
– Нам остается ждать здесь, под дверью, пока мы не убедимся в том, что все состоялось именно так, как нужно.
Шел уже второй час ночи. Сначала оба офицера застыли прямо напротив двери, в напряженном ожидании прислушиваясь к тому, что происходит за ней. Но миновало полчаса, а в номере по-прежнему было тихо. Стефан чувствовал, как это мучительное ожидание жадными глотками пожирает время его собственной жизни. Как хорошо, что мы не знаем момента собственной смерти, – ее точная дата способна свести с ума, особенно если она зависит от нас самих!
Сознание – это шаткий мостик над двумя безднами, одна из которых зовется прошлым, другая – будущим. Один выстрел – и этот мостик обрушен, а обе бездны слились в одну – вечность. Но удастся ли хоть что-нибудь осознать после этого выстрела, удастся ли увидеть яркий свет и ощутить сияющую теплоту божественной любви? Те, кто сумел окончательно решить для себя эту величайшую из всех тайн мироздания, уже не возвращаются обратно. Для того чтобы верить или не верить в бессмертие души, надо иметь представление о Вселенной, ведь если это только бездушная материя, то никакое личное бессмертие невозможно. Именно поэтому человечество и выдумало себе Царствие Небесное, как самую успокоительную картину мира.
Сознание больше всего страшится своего исчезновения – смерти. Инстинктивно смерти боится все живое, особенно страшной она становится только после размышлений о ней. Но сущность сознания – это размышления. Получается, что сознание как способность размышлять неотделимо от ужаса смерти, более того, ужас смерти – это экзистенциальная основа сознания! Нельзя сознавать и не бояться исчезновения способности к сознаванию. Кончая самоубийством, мы убиваем не свое «Я», а свой страх перед смертью! Все утешения – паллиативы, кроме одного: и даже после смерти тела мы будем продолжать сознавать самих себя, как бы это ни происходило – в Боге ли, в теле животного или растения, в виде бесплотной души – но сознавать!..
Лейтенант Фихтер недолго мучился подобными мыслями, поскольку долгожданный выстрел за дверью прозвучал ровно в два часа ночи.
Глава 19.
Дуэль как способ убийства
23 июля, спустя несколько часов после того, как броненосец «France», на борту которого находились президент и премьер-министр Франции, покинул гавань Санкт-Петербурга, правительство Австро-Венгерской империи предъявило Сербии ультиматум, содержавший длинный список требований. Сербское правительство обязывалось официально осудить всякую антиавстрийскую пропаганду. В приказе по армии сербский король должен был заявить о том, что отвергает любую мысль о вмешательстве в дела населения, проживающего на территории Австро-Венгерской империи. Кроме того, сербскому правительству предписывалось ввести цензуру на все враждебные Австро-Венгрии публикации, немедленно запретить общество «Народная оборона» и все другие антиавстрийские общества, уволить с государственной службы всех сербских чиновников и офицеров, которых ему укажет австрийское правительство, наказать таможенных служащих, которые помогли убийцам Франца Фердинанда пересечь границу, и предоставить Вене объяснения по поводу «недопустимых слов», высказанных высшими сербскими чинами о сараевском убийстве. Был и еще целый ряд не менее унизительных требований.
Для ответа Белграду давалось 48 часов. Утром 25 июля королевское правительство Сербии объявило мобилизацию, а днем известило Вену о том, что принимает все условия ультиматума, кроме одного – разрешения австрийским должностным лицам проводить на ее территории следственные действия по делу об убийстве Франца Фердинанда. Это условие особенно грубо попирало суверенитет Сербии, но сербское правительство даже не посмело отвергнуть его, а лишь попросило об отсрочке.
Однако вечером того же дня посол Австро-Венгрии барон Гизль покинул Белград, а австрийское правительство начало мобилизацию.
Россия узнала об австрийском ультиматуме сербам утром 24 июля. Сначала министр иностранных дел Сазонов хотел было посоветовать Белграду безоговорочно согласиться со всеми условиями ультиматума, однако в полдень состоялось заседание русского правительства, которое настоятельно порекомендовало Николаю II объявить частичную мобилизацию, направленную только против империи Габсбургов. Таким образом, решив оказать давление на Австро-Венгрию, Россия официально связала свою судьбу с судьбой Сербии. Впрочем, официальные российские власти, в том числе и сам Сазонов, и раньше неоднократно поощряли сербский национализм и территориальные претензии к Австро-Венгерской империи.
- У ПРУДА - Евгений Круглов - Современная проза
- Хрустальный экстаз - Парижева Зина Владимировна "bouton_de_rose" - Современная проза
- Шпана - Пьер Пазолини - Современная проза