заминки.
– Пусть побегают, – согласился я с улыбкой, шагнул к ней и заключил в объятия.
Вдруг вспомнилось, что она не настоящая, а какая-то непись…
Что за ерунда! Женщина, которая ко мне прижалась была самой что ни на есть подлинной: живой, горячей. И желанной.
Я решил, что раз Аделаида не вернулась сразу же, значит, Лярис придётся за нею побегать, поэтому можно не спешить, а насладиться процессом.
Травка под ногами была ностальгически мягкая, полянка милая и уютная, окружённая густыми кустами, за которыми поднимались ели, серо-голубые от густого сумрака. Никто нас здесь не увидит, никто не помешает.
Индрик лежал темной мохнатой кучей, развернувшись башкой в ту сторону, куда умчалась блондинка. Если что, предупредит о приближении госпожи и её охранницы.
Ага, наивняк!
Мы ещё целовались, а мои руки только-только начали скользить по податливому телу, освобождая его от лишней одежды, когда вновь раздался визг – не рядом, но и не слишком далеко.
Я не прервал поцелуя, но Мидора решительно отстранилась и подхватила меч:
– Это хозяйка кричит! Бежим на помощь, вдруг на неё кто-то напал?
Логика у Мидоры была убийственно крепкая: если хозяйка испугалась индрика, то пусть себе бегает, но если кто-то на-па-а-л…
Я нерешительно взглянул на груду узлов и оружия.
Мечи меня пугали: даже будучи полным дилетантом, я понимал, что в ближнем бою от меня и меча толку не будет, разве что ногу себе подрублю. Лучше брать палку.
Вот копьё – ещё куда ни шло. Уж ткнуть им я в случае необходимости сумею. Наверное.
Мидора уже продиралась сквозь кусты, и я, подхватив копье, неохотно порысил за нею.
Когда за спиной затрещали ветви, невольно шарахнулся, но оказалось, что это индрик-зверь ломанулся следом, как верный пёс. Я уже и думать забыл о нём, но присутствие такого соратника сразу прибавило бодрости.
Похоже, мы взбирались на холм. Тропа всё круче шла вверх. Я совсем запыхался, и, когда мохнатая туша индрика поравнялась со мной, недолго думая, вскочил на мощную холку.
Ехать верхом, держась одной рукой за жёсткие чёрные пряди на шее зверя, напоминающие редкую гриву, было гораздо веселей, чем бежать.
Копьё цеплялось за ветки и ужасно мешало, но бросить его я не рискнул.
Индрик пёр вверх, как танк, он легко обошёл Мидору и целеустремлённо потрусил на непрекращающийся визг Аделаиды.
Может, она там на змею наступила или в муравейник?
Я понадеялся, что зверь придерживается правильного направления и не прогадал. Впереди посветлело: мы приближались к опушке.
Только тут стало понятно, что солнце ещё не закатилось полностью, а висело на самой кромке горизонта, забрасывая тенями лес под холмом.
Выезжать на открытое место мне не хотелось, но как управлять своей скотинкой я не знал, а потому только покрепче вцепился в шерсть одной рукой и сжал копьё другой.
– О, великолепный Го, заходи со стороны Заката! Мы её окружаем! – раздался совсем рядом азартный мужской голос.
Я начал крутить головой, пытаясь обнаружить какого-то “го”, и тут индрик вырвался на простор, остановился и стал медленно поворачиваться, словно специально давая мне оглядеться.
Людей я не увидел, только кусты подозрительно шевелились.
Стояли мы на невысоком холме, поросшем деревьями и кустарником, а внизу, через полосу леса, простирался город, обнесённый крепостной стеной.
Сверху отлично просматривались остроконечные крыши, нарядные башенки... А за ними блестело море – красивое, зеленовато-бирюзовое, в котором кровавой полосой отражался последний свет заходящего солнца.
– Глуши их! – раздался женский вопль.
Я узнал голос Аделаиды.
Зверь подо мной заурчал и рванул на звук, а я от неожиданности едва не упал, уронил копьё и обеими руками вцепился в жёсткую «гриву».
Спереди неумолимо надвигался колючий кустарник. Пришлось зажмуриться и пригнуться пониже, чтобы не лишиться глаз и не слететь со спины индрика. Зачем я, болван, вообще на него полез?
Я получил веткой по затылку, другая – в кровь расцарапала щёку.
«Стой! – мысленно орал я зверю. – Стой!» Но он пёр, как танк.
Когда ветви перестали хлестать по лицу и бокам, я осторожно приподнял голову и приоткрыл один глаз.
Мы снова неслись по лесу, теперь уже вниз, по утоптанной звериной тропе. Стволы вокруг так и мелькали.
Что ж я, лопух, буду делать без копья?
Прямо по курсу торчал, заметно накренившись, тонкий сухой ствол с вывернутыми корнями. Длины в нем было метра четыре.
Я примерился и вырвал ствол, когда мы неслись мимо.
Боялся, что потеряю равновесие, но удержался: сухая дубинка оказалась довольно лёгкой.
И тут же прямо передо мной появился крепкий, почти квадратный мужик. Я даже не заметил, откуда он взялся. В память врезались только выпученные глаза и искажённый в крике рот.
Мужик попытался замахнуться на меня какой-то блестяшкой, но не преуспел: я ударил первым.
Ствол, что я держал, переломился пополам, мужик отлетел в сторону и пропал в кустах.
Я так и не понял, что за штука была зажата в его руке. Было уже совершенно темно, Яшка во мне то засыпал, то пробуждался, и моё ночное зрение было неустойчивым.
Не меч, точно. А что? Кинжал?
Я оглянулся, и мне показалось, что за деревьями мелькнула блондинистая шевелюра, похожая на баронессину.
Попытался направить индрика туда, но ничего у меня не вышло.
Может, и к лучшему. Из-за дерева показался ещё один невысокий, но крепкий мужик, на этот раз с коротким мечом, вроде римского гладиуса. На мужике был почти рыцарский доспех: шлем и нагрудник.
В моём обломке ствола осталось метра два, я держал его почти посередине – неудобно для замаха.
Стал перехватывать ствол – и уронил на врага.
Тот увернулся с воплем. И тут же ему на подмогу из кустов вылетел огненный шар.
Шар в меня не попал, взорвался в воздухе. Вокруг разлилось зелёное сияние и стало быстро расползаться вокруг, словно туман.
Мужичок взмахнул гладиусом, заорал:
– Сюда, я его поймал!
И кинулся на меня, размахивая своей железякой.
Приспособить под оружие мне было решительно нечего. В отчаянии я сорвал с шеи колбасное кольцо и швырнул в рыцаря.
– Это же свинина! – отшатнулся он, отбивая колбасное изделие плоской стороной клинка.
Индрик обиженно рявкнул и кинулся выручать колбасу, отлетевшую куда-то во тьму.
Мы промчались сквозь мутновато-зелёное сияние. Меня как будто парализовало, я не мог шевельнуться, даже мысли замедлились: стали вязкими и тягучими.
Но на индрике эта дрянь никак не сказалась. С глухим рычанием, вытянув рог, он скакал всё быстрее, спускаясь с этого дрянного холма.