«… А может, зря я думала о них так плохо? — подумала Рипли, растягиваясь в ванне, похожей на большую пиалу. — Лечат, заботятся… пытаются удовлетворять мои капризы… Может, действительно вся беда была в тех загадочных „диких детях“?»
— К сожалению, мы не поняли вашей второй просьбы, — наклонилась к ней Шеди, яркие колечки поблескивали на солнце и шевелились от легкого ветерка. — Это что-то из еды?
— Да. Это шутка. Неудачная шутка, — серьезно ответила Рипли. "Так как все же к ним относиться? Как к врагам? — Рипли поняла, что после этой ванны вряд ли сможет делать это. Но — не считать же их друзьями! После того, что произошло… Рипли отрицательно помотала головой. Немотивированный жест напугал не обладавшую телепатией Шеди.
— Что с вами?
— Ничего, — мрачно ответила Рипли. Она запутывалась в своих мыслях все сильнее — ничто не подсказывало, как правильно себя вести.
Не враги, не друзья — кто? Как можно им верить? «Я же их совсем не знаю!» — подумала Рипли — и удивлялась: они тоже не знали ее, когда помогали, но даже не сделали попытки расспросить ее… Или просто не успели? А может, для их целей это и не нужно? Но тогда зачем они научили ее своему языку? И, кстати, как? Гипнопедия? — Рипли все больше увязала в этих вопросах без ответов.
— Вы обеспокоены. Чем? Воспоминания?
— Да. Для чего я вам нужна?
— Что? Я не понимаю! — приподняла хвост Шеди. — Вы бы погибли — и вы, и девочка. Патруль подобрал вас обеих. С ребенком тоже все в порядке. Скоро вы увидитесь.
— Увижусь… с кем? — приподнялась Рипли.
— С вашей маленькой падчерицей. Она еще больна, но ей уже лучше. После того как вы упали в вулкан, малышка обожглась, для нее это было большим потрясением, но я надеюсь, что ласка быстро сделает ее нормальным, здоровым ребенком. Так что выздоравливайте скорее: она жаждет вас увидеть.
— Шеди, — от удивления Рипли назвала чудовище по имени и даже не заметила этого. — Объясни мне, что это значит. Я ничего не понимаю. Совершенно ничего!
— Не волнуйтесь. Вам нельзя волноваться.
— Шеди, я прошу вас! — решительно потребовала Рипли.
— Все ясно и так. Что вам объяснять?
— О каком ребенке идет речь? У меня никогда не было… — Рипли хотела сказать «ребенка», но мелькнувшее в памяти короткое имя «Ньют» заставило ее переключиться на ходу, — никакой падчерицы. На меня напали, ваши. Я защищалась. Потом в меня отложили яйцо — или как оно там у вас называется… Это все, что я знаю. Почти все мои друзья погибли. Ты понимаешь это, Шеди? Как после этого я могу не требовать объяснений?
— Если все было действительно так… — Шеди замялась. Объяснять придется слишком долго.
— Нет, давай сейчас.
— Тебе тяжело без этого, да?
— Я без этого могу сойти с ума, — нахмурилась Рипли. Неужели чудовище сможет ей отказать?
— Вы очень непохожи на нас, да? — спросила Шеди.
— Зачем ты об этом спрашиваешь?
— Я не спрашиваю. Я констатирую. Если бы вы были похожи, тебе бы все было ясно. На нашей планете есть двуногие. Есть мы. Мы всегда жили вместе. У вас на планете есть такое явление — симбиоз?
— Да, — Рипли вздохнула. Похоже, объяснение действительно обещало быть долгим. Только симбиоза и прочих не относящихся к делу подробностей ей сейчас и не хватало.
— Мы живем в симбиозе. Мы — ухаживаем за двуногими; до того, как окрепла цивилизация, мы защищали их — но наши дети могут вырасти только с помощью их гормонов. У нас когда-то были очень плохие условия. Плохая природа. Понятно? Нужен был сложный жизненный цикл и у них, и у нас. Вот так и вышло, что у каждого нашего ребенка по две матери — настоящая и вторая, из двуногих. И очень часто вторая становится более родной, чем первая. Ребенок с ней дольше был в физическом контакте, так что и родства между ними больше. Настоящей матери у твоей дочки нет, так что она полностью твоя — и только.
— Она? Это чудовище? — Рипли передернуло.
Языки пламени, боль в груди и солнечном сплетении, страшная, нечеловеческая боль — и выскочившая светлая головка с рядами страшных зубов… Они сошли с ума: это — ее ребенок?!
— Это ребенок, — жестко ответила Шеди, и Рипли почувствовала ее обиду. — Если и ты бросишь ее, повторится то же, что и с ее бабушкой. Или — того хуже — она станет «диким ребенком».
— Что это значит?
— Вы действительно другие, — смягчился голос Шеди. — У вас дети рождаются разумными, да? Их не надо учить быть ЛЮДЬМИ?
— Нет… мы их воспитываем. Долго, — наморщила лоб Рипли. Она начинала уже кое-что понимать, но боялась себе поверить.
— Понимаю. У двуногих дети взрослеют дольше. У нас — быстро. Так что важен каждый день. Если не учить — получаются дикие дети, и хуже всего — из Простых. Они и так всегда глупее, с ними очень трудно. Девочки — лучше всего, но их надо учить любить. Нужно, чтобы они доверяли тебе и не боялись. Настоящее разумное существо может быть собой, только если его любят… — в переводе Рипли «разумное существо» прозвучало как «человек».
— Значит, моих друзей уничтожили ваши «дикие дети»? — содрогнувшись от внезапной боли, проговорила Рипли.
Как ей хотелось верить в слова Шеди… нет — как ей хотелось НЕ ВЕРИТЬ!
— Они не понимали, что делают. Если нет воспитания — есть только инстинкты. Наесться. Выжить. Отложить яйца и найти для новых детей вторых матерей. Если «человек» не получает человеческого духа, он становится хуже зверя — потому что умнее его. А Простые — те и так почти звери. У нас всегда существовало это разделение. Даже если они вырастают дикими у нас, а потом их находят — обычно ничего не удается изменить.
— Ты уж извини, Шеди, но меня с души воротит, когда я сравниваю свои воспоминания с твоими рассказами о «голодных детях»…
— Так нельзя, — Шеди тряхнула головой, и колечки на ее гребне чуть слышно зазвенели.
— Не знаю, — Рипли уставилась на какое-то растение, похожее на клубок спутанных зеленых ниток, и ее лицо снова начало застывать.
— Так ты примешь свою девочку? Моя мать была сестрой по двуногой матери ее бабушке… значит, и мы с тобой сестры… Помоги ей.
— Вот ты и помогай! — грубо отрезала Рипли и тут же почувствовала, что ей стыдно. В самом деле, разве лично Шеди виновата в том, что ей пришлось пережить? Почему она должна выслушивать обиды из-за слабости самой Рипли, не способной перешагнуть через свой кошмар.
«Не надо! — возразила Рипли сама себе. — Чего я добьюсь, притворившись, что все в порядке? Все пережитое — во мне, и я все равно никуда его не дену. Так что лучше — правда… если так ее можно назвать».
— Рипли, у тебя есть то, что можешь дать только ты. Никто и никогда не мог заменить ребенку настоящую мать. Когда моя двуногая бабушка погибла, ее дочь — та, о которой я говорила — осталась без матери, и может быть, если б не это, ничего бы и не произошло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});