ты там разглядываешь?
– Скажи, а на этом подъемнике можно попасть за пределы Сноубола? – У меня вдруг появляется надежда, что, пусть на краткое мгновение, я смогу вернуться домой и увидеть родных, хотя бы пока они спят.
– Нет, это совершенно исключено. Даже в пределах Сноубола можно попасть всего в несколько мест.
– Понятно, значит, не такое и выдающееся это изобретение.
Почувствовав в моем голосе разочарование, Ли Бонхве едва заметно улыбается.
В следующий миг платформа останавливается у зеркального прохода в мою будущую гримерную. Поверхность зеркала отсюда выглядит темной, словно тонированное стекло автомобиля. Ли Бонхве несколько раз внимательно всматривается сквозь него, желая убедиться, что в комнате никого нет. Все это время он не выпускает моей руки.
– Скажи, это ты принес тогда в спальню мою туфлю?
Оглянувшись на меня, он уклончиво отвечает:
– М-м? А что?
По его взгляду я вижу, что он не совсем понял мой вопрос.
– Ничего, я пойду.
И снова я первой выпускаю из своей руки его ладонь.
– С днем рождения, – произносит он слова, которые не решился произнести в кабинке канатной дороги. – Я оставил тебе подарок и письмо.
– Да? А когда?
– Вчера ночью.
Я не могу спросить, где Ли Бонхве оставил письмо. Не думаю, что он отправил его по почте. Должно быть, у них с Хэри было свое тайное место. И конечно, Хэри вряд ли могла открыто туда ходить. Ведь госпожа Ча Соль просматривает все записи и сразу бы обо всем догадалась. Наверняка она не скрыла бы от меня подобную информацию.
– Спасибо.
Сделав шаг, я оказываюсь в гримерной и некоторое время стою спиной к зеркалу. Вскоре по едва заметной вибрации я понимаю, что Ли Бонхве удаляется. Обернувшись, я вижу в зеркале лишь свое четкое отражение.
Хочу, чтобы ты поскорее забыла о том, как когда-то была марионеткой в руках Ча Соль.
Я пытаюсь представить себе, какой была Хэри. Мать ее ненавидела, Ко Мэрён раздавала пощечины, но Хэри всегда появлялась на экране телевизора со счастливой улыбкой. Трудно поверить, что на сердце у нее лежал тяжелый груз, пока окружающие завидовали ей и восхищались ее счастливой жизнью. Должно быть, она ненавидела Ча Соль, которая монтировала видеозаписи так, чтобы никто не мог видеть ее страданий.
Я обещаю, она за все заплатит.
Но как же он собирается ей отомстить? Ведь это законное право режиссера – кроить из личной жизни актера образ по своему усмотрению. И какое дело наследнику огромной медиаимперии до обычного режиссера?
Что же между вами произошло?
Ясно одно: Ли Бонхве способен вывести меня на чистую воду. Ведь мне ни за что не найти письмо и подарок, которые он приготовил для Хэри.
– Мисс Хэри, как вы планируете добираться до дома? – спрашивает меня Фрэн, приоткрыв дверь.
– Я хочу сначала зайти к режиссеру Ча Соль.
– А, я слышал, госпожа Ча тоже живет в этой башне.
У режиссера Фрэна квартира тоже здесь. В этом здании живут большинство из тех, кто причастен к созданию прогноза погоды.
Заговорщицки подмигнув, Фрэн продолжает тихим голосом, чтобы нас не смогли услышать другие сотрудники:
– Между прочим, я тоже в некотором роде квартирант в этой башне. Я лечусь здесь в больнице.
Больница в башне SNOW TOWER – самое дорогое лечебное учреждение Сноубола, в ней работают лучшие врачи.
– А я и не знала, что вы снова легли в больницу.
Фрэн бросает на меня тревожный взгляд, словно белка, которая позабыла, где спрятала орех.
– Как, неужели и до вас дошли слухи о том, что летом я попал в больницу?
О черт! Конечно же, я узнала об этом не из сплетен, а из сериала, где Фрэн исполняет главную роль.
– Нет, что вы… Понимаете…
– Что ж… В новостной редакции много сотрудников, и у всех есть глаза и рот…
Одарив меня печальной улыбкой, он нажимает кнопку вызова лифта. Дверь лифта открывается уже через несколько секунд. Мне нужно на сто шестьдесят второй этаж, а Фрэну – на семьдесят третий.
– Заглядывайте ко мне как-нибудь на семьдесят третий, как начнете работать в студи.
– Я думаю, к этому времени вас уже выпишут, – отвечаю я с искренней улыбкой. Ведь Фрэн моложе моего дедушки, к тому же его будут лечить лучшие в мире врачи. – Я уверена, вы скоро поправитесь.
– Тогда приходите ко мне домой. Я хорошо готовлю пасту, даже думаю после выписки открыть свой ресторанчик.
– Обязательно зайду! А если вы откроете ресторан, с радостью устроюсь к вам официанткой.
Но вот и мой этаж.
– Буду ждать с нетерпением. Всего вам доброго!
Я выхожу, а Фрэн приветливо машет мне рукой и исчезает за закрывающимися дверями лифта. Я же смахиваю навернувшуюся слезу.
Лобби сто шестьдесят второго этажа представляет собой небольшой зимний сад. Я прохожу через него и звоню в квартиру госпожи Ча. Внутри слышны какая-то возня и голоса, но вскоре дверь распахивается, и передо мной оказывается госпожа Ча в уличном пальто, будто она только что вернулась домой.
– Ты почему так рано?
У нее из-за спины шмыгает какая-то женщина и, быстро пройдя через лобби, торопливо нажимает кнопку лифта. Она стоит низко опустив голову и теребит волосы. Лица ее не разглядеть.
– Ой, кто это?
– Эта дама помогает мне с уборкой, – отвечает Ча Соль с деланым равнодушием.
– Ах, здравствуйте!
В ответ на мое приветствие женщина оборачивается и испуганно отвечает:
– Да, добрый вечер.
Поклонившись, она бросает на меня короткий взгляд. Ее огромные глаза кажутся мне знакомыми. Она тоже актриса? Я никак не могу вспомнить, где могла ее видеть.
– Ну что ты там копаешься, заходи быстрей!
Повинуясь словам Ча Соль, я переступаю порог. Обернувшись напоследок, я вижу, что женщина входит в лифт, и говорю ей «до свиданья». На этот раз она не отвечает, но прежде, чем закрываются двери, снова окидывает меня испуганным взглядом. Ее лицо еще долго стоит у меня перед глазами.
В начале была драма
Захлопнув дверь, госпожа Ча первым делом повторяет свой вопрос:
– Так почему ты так рано?
Я смотрю на часы: десять сорок восемь, а госпожа Ча Соль просила зайти к ней в одиннадцать.
– Фрэн выглядел очень уставшим, я специально ушла пораньше.
– Ах вот оно что!
Мы вдруг одновременно замечаем лежащую на полу медицинскую перчатку. Быстро подхватив ее, госпожа Ча приглашает меня в столовую:
– Давай, проходи.
Я сажусь на стул, и Ча Соль спрашивает, что я буду пить. Мне хочется просто воды, но она предпочитает вино и требует выбрать какой-нибудь другой напиток. В конце концов она ставит передо мной стакан сливового чая со льдом. Сливовый чай очень полезен для пищеварения, а после двух поездок на зазеркальном подъемнике я все еще боюсь, как бы неожиданно не расстаться с ужином, который успела съесть еще дома.
Выпив свой чай залпом, я рассказываю о встрече с Фрэном. При мысли об этом сильном и добром человеке у меня снова начинает щипать глаза.
– А ведь он не так