Читать интересную книгу Атаман из будущего. Огнем и мечом - Анатолий Спесивцев

Уже к вечеру наметилось продвижение вперед и на правом фланге гиреевцев. Сипахам удалось заметно сдвинуть противостоявших им арабов и тюрок. Зуграджи бросил на прорыв на этом фланге свой резерв – сувалери, конницу капыкуллу. И она вырвалась было на оперативный простор, но была остановлена встречным ударом резерва халебцев. Черкесы и сипахи Ахмеда Халебского оказались твердым орешком и для лучшей османской тяжелой конницы. А впереди грузин по происхождению Гюрджи Мехмет поставил имеретинцев, прекрасно зная об их сомнительной стойкости. Грузины, которых все эти внутриосманские разборки не интересовали в принципе, может, и драпанули бы, если бы у них была для этого возможность. Однако, подпираемые бешеными в бою черкесами и сипахами, они шансов на бегство не имели и честно полегли в бою. Все.

На закате дня бой прекратился и враги как-то вдруг разъединились, вымотанные до невозможности.

По-разному отдыхали в эту ночь воины обоих лагерей. Кто-то завалился в своем шатре, даже не поев, и провалился в сон как в пропасть. Другие же так и не смогли сомкнуть глаз, несмотря на истощение и измотанность от невероятного напряжения в бою. Некоторые, не столько на сохранившихся силах, сколько на воле, искали среди десятков тысяч трупов родственников и друзей. Отгоняя при этом шакалов и их двуногих собратьев из обоза, спешивших поживиться на поле великой битвы. Случалось воинам найти брата с только что перерезанным подобными выродками горлом. Перегрызть глотку ослабевшему, пусть и льву, шакалы – большие мастера.

Продолжения битвы на следующий день не было. С рассветом из лагеря Гирея увидели хвост отступающего войска Ахмеда Халебского. Подсчитав потери, там ужаснулись и поняли, что второго сражения их армия не выдержит, а если и вынесет его чудом, то на третий день им некого будет ставить в строй. Пехоты осталось меньше половины, тяжелой конницы вообще треть, да и легкая конница потеряла до четырех десятых убитыми и тяжело раненными. Многие из оставшихся в строю имели легкие раны, все были вымотаны. Во время обсуждения несколько раз возникала тема отправленного в обход пятитысячного отряда тюрок. Он так и не напал на врага с тыла, как планировалось накануне. Гюрджи Мехмету осторожно ставили в вину его распоряжение об этом рейде.

Сразу после первой молитвы они начали отход, бросив часть обоза и оставив погребение мертвых на противника. Однако это было именно отступление, с артиллерией, обозом, в телеги которого загрузили раненых вместо выброшенного имущества, с арьергардом, прикрывавшим отступление.

Но их никто не стал преследовать. Потери посчитали и в лагере Гирея. И ужаснулись не в меньшей степени. Пехотинцев осталось две трети от вчерашнего числа, тяжелой конницы как бы не меньше, легкой не более половины. На совете, собранном после первого намаза, здесь также встал вопрос об отступлении, но, вспомнив о румелийской армии, вот-вот могущей прийти с запада, решили, что, отступив сейчас, на победу в будущем рассчитывать не придется.

При виде хвоста отступающей армии в штабе Гирея возник ожесточенный спор, преследовать ли их, бросать ли на уходящее войско конницу. В конце концов решили, что не стоит. Главным аргументом против преследования врага послужило неожиданное появление на западе большого отряда конницы. В армии чуть было не разразилась паника, кто-то заорал, что это татары. Паникеров прибили, паникующих успокоили, срочно высланные навстречу тюрки опознали в нерешившихся напасть на укрепленный лагерь всадниках представителей соседнего племени, служившего Ахмеду Халебскому.

Бросаться в погоню, имея за собой такой хвост, было бы воистину сумасшествием. Да и о возможном вскоре подходе румелийской армии нельзя было забывать. Потеря еще нескольких тысяч всадников могла стать фатальной в противостоянии с Еэном. А так – поле боя осталось за Гиреем, значит, он победитель! Да и трофеи с тел погибших должны были быть немалыми. Доспехи и оружие очень скоро понадобятся для вооружения новых воинов. Помаячив немного, халебские тюрки ускакали туда, откуда пришли.

А через два дня Анатолию накрыл циклон. Засуха, так истерзавшая поля летом, наконец-то была отодвинута дождями. С неба лило, с небольшими перерывами, больше двух недель, делая любое передвижение войск по раскисшим дорогам практически невозможным. Затем резко похолодало, дожди сменились снегом, неожиданно наступила ранняя зима. Выяснение отношений за султанский титул отодвинулось на следующий год. Сипахов, секбанов и азапов распустили по домам, и это стало ОЧЕНЬ плохой новостью для Анатолии. Немалая часть отправленных в запас вместо возращения к мирному труду или в свое разоренное поместье сбилась в шайки и занялась грабежами. И без того дышавшая на ладан экономика страны начала демонстрировать трупное окоченение. Шайки на дорогах стремительно увеличивались за счет притока задавленных налогами райя.

* * *

Еэн-паша не успел до дождей переправить через пролив всех, кого собирался. Но стоило большей части войск покинуть столицу, как там вспыхнули беспорядки, быстро перешедшие в грандиозный погром. Голодающая османская беднота нашла виновников своего бедственного положения – христиан. Их в Стамбул много набежало, спасаясь от татарских орд. Еэн вывел из города как подсобных рабочих для армии много людей, но город все равно был перенаселен в крайней степени. Обеспечить элементарные потребности такого количества жителей на данный момент городские власти не могли по объективным причинам. Взрыв народного возмущения был неизбежен, и он грянул.

Описывать то, что вытворяли погромщики с греками, армянами и болгарами, не буду. Многие кварталы в городе имели стены и укрепления, не все христиане безропотно подставили свои шеи под ножи пылавших праведным, как они считали сами, гневом турок. В Стамбуле развернулись настоящие уличные бои. В Галате, где иноверцев жило больше, чем мусульман, погромщиков отбросили с огромными потерями, запылали уже мусульманские кварталы, уровень терпимости у греков и армян был ничуть не выше, чем у турок. В конце концов, при поддержке населения пригородов, прибежавшего пограбить, мусульмане одержали решительную победу. Часть христиан, правда, смогла вырваться из города и отойти на север, на побережье Черного моря, откуда и начали перебираться в Крым. Сначала на греческих рыбацких и торговых суденышках, потом к их вывозу подключился казацкий гребной флот. Холодная и сырая погода, недостаток питания довершили дело погромщиков. Всего в Крым прибыло около пятнадцати тысяч стамбульцев, менее десяти процентов христианского населения города.

Евреев погромы не затронули благодаря их предусмотрительности. Часть уже выехала в Палестину, другие, заметив нехорошие признаки, собрались в нескольких удобных для защиты кварталах и наняли для охраны оставшихся в городе янычар-ветеранов, в походы не ходивших. Такая мера предосторожности подействовала, желающие пограбить с янычарами связываться не посмели. Предпочли поискать другие, не такие опасные объекты.

* * *

Шахиншах Сефи уже готовился к вторжению в ослабленный гражданской войной Османский султанат, когда пришла крайне неприятная весть с востока. Войска Шах-Джахана, Великого могола, захватили отобранный у них ранее велким Аббасом Кандагар. Пришлось Сефи вести своих кизилбашей и гулямов в сторону Индии. Отбивать Кандагар, отучать наглеца-могола от покушений на территорию его государства. Одна радость – гарнизоны в новоприобретенных городах можно было оставлять минимальные. Османам в ближайшее время будет не до Персии.

Суета и маета

Азов, грязник 7148 года от с. м. (октябрь 1638 года от Р. Х.)

Дела в донской столице закрутили Аркадия не хуже сильного смерча. Даже лишний раз дух перевести было порой некогда. Сразу десять дел, одно другого важнее и неотложнее, требовали немедленного решения, и обойтись без него никак не могли.

Казалось бы, совсем недавно – каких-то полтора года назад – казакам достался почти пустой город, немаленький по местным меркам. Никто его не жег, дома не разрушал, места для приезжающих сюда жить должно было еще надолго хватить. Ага, как же! Первое нехорошее предчувствие посетило попаданца сразу по приезде. Виселицу у ворот «украшали» сразу пять тел, что для города, в который не успела вернуться немалая часть жителей, было многовато. Следующим звоночком стала затрудненность передвижения каравана по улицам. Уж очень много людей на них толкалось, причем минимум половина – с нерусскими рожами. Ногаи, горцы, наверняка не только черкесы, греки, выходцы с Балкан, евреи… да и русинов стало заметно больше. Улицы пестрели разноцветной одеждой самых разных покроев. Еще весной такого многолюдья здесь не наблюдалось.

Невольно вглядываясь в прохожих, сновавших или степенно вышагивавших в разных направлениях, он все больше удивлялся. Помимо, судя по носимому оружию и поведению, бандитов, примкнувших к пиратскому сообществу, встречалось много явно мирных людей. Заметно увеличилось и количество женщин, испытывавших немалые затруднения при передвижении из-за местного обычая уступать казакам дорогу. Ему то и дело приходилось придерживать коня, давая возможность очередной даме (казачке, горянке, еврейке, русинке…) вернуться на подобие тротуара, с которого они сходили на проезжую часть, пропуская казака, идущего навстречу.