К такому же выводу пришла и Агалакова. В последний перед дополнениями перерыв спросила:
— Александр Максимович, вы не думаете заявлять ходатайство о направлении дела на дополнительное расследование?
— Нет, Алла Константиновна, и если его заявит прокурор, буду возражать.
— Почему?
— Не очень давно, вы еще в консультации не работали, в аналогичной ситуации я поддержал такое ходатайство и потом получил нагоняй в президиуме. Не совсем нагоняй, мнения расходились, но мою позицию большинство спорящих нашли неверной. Нет оснований для осуждения, значит, должен быть оправдательный приговор. И правильно: если следствие допустило ошибку, привлекло к ответственности не того человека, пусть оно и ищет настоящего виновника, а необоснованно привлеченный должен быть оправдан. Раньше бывало иногда, что дело отправляли на доследование лишь для того, чтобы его тихонечко прекратить. И адвокаты шли на такой компромисс — все тихо, мирно, и жалобы писать не надо. Теперь такая практика осуждается.
— А дело, о котором вы говорили, как закончилось?
— Белозеровское? Да вот таким же образом: тихо и мирно.
— Так, может, и теперь?..
— Нет, Алла Константиновна, здесь другой случай. Одна статья у Макарова все равно останется.
Прокурор, однако, ходатайства не заявил, суд не проявил инициативы тоже. Будет приговор. Какой?
Государственный обвинитель обвинение поддержал полностью в отношении обоих подсудимых и просил суд приговорить Макарова по совокупности составов преступлений к десяти годам лишения свободы, Макарову — к четырем.
— Слово для защиты подсудимого Макарова предоставляется адвокату Камаеву, — объявил Лиховид.
Александр Максимович поднялся медленно и начал негромко. Его первые слова были едва слышны:
— Товарищи судьи! Еще дореволюционные юристы говорили, что лучше оправдать десять виновных, чем осудить одного невинного человека. Будем же и мы придерживаться этого канона.
Александр Максимович ненадолго умолк, справляясь с первым волнением, и продолжал уже окрепшим голосом:
— Если следовать обвинительному заключению, то все началось с кражи ножа. Его стоимость, как свидетельствует справка, семьдесят копеек…
У меня была возможность еще при ознакомлении с материалами дела заявить ходатайство о прекращении его производством по этому пункту обвинения ввиду малозначительности состава преступления. Я не сделал этого. И не сделал сознательно: был убежден, что суд отвергнет кражу за недоказанностью обвинения.
Давайте поставим перед собой вопрос: «Был бы Макаров привлечен к уголовной ответственности, если бы речь шла лишь о такой краже?» Ответ на него очевиден: «Нет, не был бы. Нож потребовался следствию для того, чтобы обвинить Валентина Макарова в убийстве». Поэтому мне придется подробно разобрать имеющиеся в деле материалы и сначала защитить подсудимого от самого малого, от чего, казалось бы, и защищать не нужно.
Да, незадолго до драки супруги Макаровы — Валентин и Нина — заходили в квартиру Вагиных, однако Вагин никогда, ни на предварительном следствии, ни в судебном заседании, не говорил, что Макаров украл у него нож. Вагин только предполагает, что подсудимый мог это сделать. Показания жены Вагина носят такой же предположительный характер.
Напрашивается вопрос: «А зачем вообще Макарову было похищать нож?» Для убийства брата — утверждает следствие. С этим можно было бы согласиться, если бы удалось установить, что убийство заранее обдумывалось и готовилось, а такими данными мы не располагаем. Теоретически можно допустить: Макаров похитил нож, чтобы свалить вину на Вагина. Но для этого убийство должно быть совершено тайно, а не при всем пароде, как случилось на самом деле.
На допросе после предъявления обвинения Макаров показал: «Видимо, я машинально положил его в карман». Имеется в виду нож. Но что такое это «видимо»? Видимо — это «наверное», «может быть», «вероятно», «могло быть и так» и, наконец, — «пусть будет так». В судебном заседании Макаров пояснил: «Я дал такие показания, потому что все улики были против меня, и думал, что я виноват».
Но, товарищи судьи, если подсудимый полностью и категорически признает свою вину, то и в этом случае для вынесения обвинительного приговора суд должен подтвердить такое признание не вызывающими никакого сомнения доказательствами. Это тем более необходимо, если вина им лишь допускается.
Государственный обвинитель, опровергая версию о том, что нож на место преступления мог быть принесен Вагиным, только что говорил: «Вагин взять нож с собой не мог. Он шел в гости, и такой надобности у него не было». Государственный обвинитель, видимо, не заметил палки о двух концах, запрятанной в таком утверждении: Вагин шел в гости, а Макаров приглашал в гости. Какая же надобность прихватывать нож была у Макарова? Открывать бутылки и консервные банки, резать хлеб? Вы знаете, что в квартире Макаровых изъято два кухонных ножа. Далее прокурор сказал: «Вагин не может точно показать, заходил ли Макаров на кухню, но Макаров не новичок в доме, он мог туда зайти и взять нож». Вот с этим согласен: мог зайти и мог взять, как каждый, заходя в чужую квартиру, может что-то прихватить с собой. Однако это надо доказать, и это бремя лежит на обвинителе. Доказательств же у прокурора нет, ему приходится прибегать к сомнительным предположениям, забыть на время, что всякое сомнение толкуется в пользу обвиняемого.
Одно очень важное и серьезное для суда, по мнению прокурора, доказательство в деле все-таки есть — записка Макарова жене. Давайте вспомним, при каких обстоятельствах она появилась. Макаров арестован. Он сознает, что над ним нависло тяжкое обвинение, знает, что задержаны его жена, Вагин и Панов, и вскоре узнает, что они освобождены. Значит, рассуждает он, видимо, виноват все-таки я. Снова «видимо» и ничего более, Макаров не просит никого подговаривать, давать показания в его пользу, как-то повлиять на ход следствия. В записке нет указания и на то, что нож взят им и он убил брата. Можно ли такую бумажку рассматривать как признательное показание, о чем просит вас прокурор?
Нож Вагина приобщен к делу в качестве вещественного доказательства. Предполагается — снова предполагается! — что убийство совершено им. И вам в совещательной комнате наряду с другими придется решать вопрос о том, этим ли ножом убит Александр Макаров? Судебно-медицинский эксперт к такому заключению не пришел, его вывод не распространяется дальше утверждения: «Раны нанесены ножом с односторонним лезвием». А вам, очевидно, придется прийти к мысли, что они нанесены каким-то другим орудием. И вот почему: жена Александра Макарова — Алтуфьева кухонный с пластмассовой ручкой нож Вагина не опознала. По свидетельству Алтуфьевой, на месте происшествия она подобрала и отбросила в сторону другой нож — с металлической, а не пластмассовой ручкой и рисунком на ней, Нина Макарова накануне такой нож видела у Панова: «Я взяла его. Лезвие узкое, ручка с каким-то рисунком из белого металла». Совпадение весьма знаменательное! Можно, конечно, допустить, что Макарова каким-то образом узнала о показаниях Алтуфьевой и дала точно такие же, однако в равной степени, и это ближе к истине, допустимо другое: на месте происшествия было два ножа! Один — приобщен к делу, второй — «бесследно исчез». Каким из них убит Александр Макаров, мы не знаем. Мы не знаем также, кто убил его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});