поездки в эту удивительную, открытую и свободную страну — это подаренную черную кожанку в заклепках на память от бородатого рокера, который и показал ей те основные четыре аккорда на гитаре. Собственно, к этому списку можно добавить и проявившуюся любовь к року; сломавшегося Крама, который не смог больше выносить ужас тех ночей, в которые приходили приступы; и свою собственную поломанную психику, доставшуюся ей в наследство после войны.
В войне никогда не будет победителей. Даже если тебя им объявят, будь готов к тому, что скоро всплывут какие-то подводные камни.
Все они по началу были безумно рады тому, что Тот-кого-нельзя-называть и его псы пали. Тому, что сами они живы, тому, что смогли восстановить мир, не потеряв друг друга, ибо гибель одного из их Трио была бы безумной потерей для каждого из них. Как жить в этом мире, когда нет кого-то из ее друзей? Когда нет того, кто прошел с ней всю войну бок о бок, разделял все тягости, горести, радость от маленьких побед и делил на троих украденную в магловском магазинчике маленькую пачку орешков, спасшую их от голодной смерти.
Но спустя время, уже твердо стоя на мирной земле, они, оглянувшись, осознали смерти близких, искалеченные людские души и отсутствие собственной личной жизни.
Первый год пресса и папарацци просто не давали покоя Золотому Трио. Гермиона тогда была готова отдать все призовые деньги, врученные Министерством, только лишь за то, чтобы ее имя перестало пестреть на каждой первой полосе нового выпуска Ежедневного Пророка.
От нее отстали лишь тогда, когда она вернула родителей в Англию, съездила в путешествие с Виктором, вернулась, переехала в магловский пригород Лондона и наконец показала средний палец Скиттер. Тогда еще пару выпусков в газете обсуждали звезду во лбу молодой Героини Войны, но постепенно все прекратилось. Но на это потребовалось почти два года. Два. Года.
Однако хоть внешние нападки на неприкосновенность ее жизни и закончились, никуда не делись собственные внутренние демоны в виде ночных кошмаров, удуший, приступов и неописуемой паники. И это лишь верхушка айсберга.
Поэтому сейчас, сидя на скамейке и глотая зимний напиток, она чувствовала себя не хуже, чем обычно. Малфой ее не донимал, а сегодня краем сознания она отметила, что ей даже нравилось, когда он выходил из себя, и на его лбу вздувалась синяя венка от гнева.
День был в самом разгаре, возможно, уже начался вечер, зимнее небо даже начало темнеть, а снег все еще шел.
Может, погоду в Малфой-Меноре можно было заколдовывать, придавая ей Рождественское настроение?
— Пытаешься проникнуться образом печальной девы, Грейнджер? — раздался голос где-то сбоку. Гермиона вздрогнула и подскочила с места, благо глинтвейн она давно допила, иначе точно пролила бы его на себя. — Но пока ты больше похожа на снеговика какой-то неправильной формы.
— Черт бы тебя побрал, — прошипела девушка, только сейчас обратив внимание на то, что ее и правда чуть припорошило снегом.
Парень незаметно поежился, когда присел рядом с ней на холодную скамью. На улице было промозгло. Но накладывать согревающее не стал.
— Блейз позвонил и сказал, что заскочит скоро в Менор. Я не в восторге от его идеи, но этот безудержный итальянец хочет, чтобы ты к нам присоединилась, — неохотно проворчал Драко, оглядывая Гермиону, стряхивающую с себя снег.
— Присоединиться? — она прищурилась и подошла ближе, чтобы видеть его бледное лицо, подсвеченное уличным фонарем. — К чему? К вашей групповушке?
Малфой открыл рот и тут же его захлопнул, сдерживая гнев. Сжав руки в кулаки, он пару раз моргнул и выдохнул.
— Сука.
— А ты — щенок.
Девушка стояла в метре от парня, облизав замерзшие, потрескавшиеся на легком морозце губы. Малфой опустил на них взгляд и проследил за этим движением. Потом он перевел взгляд на огромный пустой бокал, на хрустальных стенках которого виднелись разводы от красного вина.
Через десять минут полного молчания между ними, эльф по приказу Малфоя принес новую порцию горячего напитка, от которого в воздух исходили клубы пара. Драко сделал несколько глотков, не сдержав гримасу. Кислятина.
— Тот факт, что ты сопьешься быстрее меня, радует больше всего, — он вальяжно облокотился о лавочку.
Гермиона выпучила глаза, услышав такое заявление. Она расхаживала вдоль кромки заледеневшего прудика.
— Обычно я предпочитаю спиваться в одиночку, — медленно протянула девушка, присев на лавочку. От ее рук полился поток согревающей магии: доски лавки были чересчур холодными, а она еще не вылечилась от першения в горле и мучившего ее насморка после прошлого эксперимента по закаливанию в Темзе. — Горько это признавать, но единственное, что нас связывает, это алкоголь, — Гермиона протянула руку к Малфою и взяла у него бокал, пару секунд согревая пальцы, а затем отпила часть глинтвейна, чувствуя, как горячая жидкость приятно опускается в опустевший желудок.
— Вообще-то, — начал говорить слизеринец, неотрывно глядя на бокал, — еще Ник. Кстати, где он?
Девушка пожала плечами, кутаясь в капюшон кофты.
— Может, на кухне с эльфами. Они от него, кажется, в восторге.
Малфой поежился, ощущая, как голодный желудок быстро впитал вино и распространил тепло по всему организму, начав туманить рассудок. Парень задрал голову к потемневшему небу и закрыл глаза, желая немного снять жар от нахлынувшего опьянения.
Гермиона повторила его движение, только лишь широко открыла рот и высунула язык, ловя им большие снежные хлопья.
Драко, опустив голову, скривился и издал смешок.
— Ты сбрендила? Что ты делаешь, гриффиндорский ты выродок?! — слова сами летели с его губ, не успевая за мозгом. Парень никогда быстро не пьянел, поэтому то, что происходило с ним сейчас — он не понимал.
— Малфой, я отрежу тебе твой поганый язык, чтобы ты замолчал навечно. Чувство тошноты всегда накатывает, когда ты открываешь свою пасть, — она ткнула указательным пальцем в его пальто в районе ключицы.
— Тогда я лично сдам тебя в Азкабан, одним Мунго ты не отделаешься! — подхватил правила игры парень, скидывая с себя ее руку.
— Лучше в Азкабане, чем рядом с тобой. Дементоры, по-моему, намного воспитаннее, чем ты, — встав со скамейки, она пошла по дорожке к поместью.
— А твое воспитание воняет грязными носками, Грейнджер!
Она остановилась и повернула голову. Растянув губы в хищной улыбке, девушка хмыкнула.
— Очень слабо, Малфой, подумай немножко и приходи оскорбить меня еще разок, может, что получше выдашь!
Слизеринец в очередной раз ощутил себя в рядах проигравших. И его мать и даже Грейнджер сегодня положили его на лопатки. Аут. Вот он стоит, как фонарный столб, хлопает ресницами и беззвучно, словно разъяренный бык, только и может, что выпускать клубы