Читать интересную книгу Белль и Себастьян - Николя Ванье

Он решил: сегодня вечером расскажет мальчику — козленок ушел к своим сородичам в горы. Может, даже немного преувеличит страх и сомнения Везунчика… Себастьян успел привязаться к козленку, хотя в последнее время почти не ухаживал за ним. И все из-за этой чертовой одичавшей собаки!

История с уходом козленка пробудила в душе Сезара глухую тоску, которую он всегда испытывал, представляя, что однажды его малыш тоже отправится навстречу своей судьбе. Конечно, Себастьян пока еще маленький и, если можно так сказать, принадлежит ему больше, чем кому бы то ни было, даже если сейчас они и не очень ладят. Но что будет, когда мальчик, подобно Везунчику, вырастет и сможет летать на собственных крыльях? На примере козленка Сезар осознал неумолимость хода времени. Им с Себастьяном нужно как можно скорее помириться, чтобы не потерять ни одного драгоценного мгновения из тех, которые он еще может прожить вместе с ним, рядом с ним…

Рана Белль постепенно заживала. Гноя больше не было, и благодаря мазям Гийома она начала затягиваться. Зная, что собаке нельзя утомляться, Себастьян не оставлял ее без присмотра. Когда они вместе выходили на улицу, он старался до полного выздоровления Белль не показываться на открытых местах из страха, что кто-то может увидеть их. Охотники убили бы ее без сожалений, он в этом не сомневался. Из предосторожности мальчик закрыл вход в туннель. На первых порах он опасался, что собака возмутится, ведь она привыкла сама решать, куда и когда ей ходить, но, судя по всему, Белль чувствовала себя в хижине совершенно спокойно. Она ждала его прихода и всегда встречала с радостью.

Каждый день Себастьян приносил ей воды, молока и сыра, реже — кусок сала. И конечно, хлеб, который предварительно размачивал в молоке. Временами ему даже удавалось припрятать для своей подружки кусочек мяса. Белль поедала все и не капризничала. Растроганный ее послушанием, мальчик повторял услышанную от стариков поговорку:

— На войне как на войне!

Она звучала приятно для уха и хорошо подходила к ситуации. Собака всегда соглашалась и виляла хвостом.

Однажды утром Себастьян принес форель, пойманную им в ручье. Рыба, оцепеневшая от холода, стояла в тени камня. Он просто сунул руку в воду и схватил ее, даже не намокнув! В другой раз ему удалось стащить из кладовой два яйца, а Лина целый день потом удивлялась, куда они могли улетучиться. Сначала Себастьяну даже смешно было представлять яйца с крыльями, но потом он вдруг понял, что не просто их взял. Он украл!

Каждый день мальчик по несколько часов проводил в горной хижине. То, что они с Сезаром были в ссоре, даже облегчало задачу, потому что ему не приходилось врать. Он совсем перестал ходить к деду на пастбище. Вот только сердиться на Сезара у Себастьяна получалось все хуже. Это как с костром, который надо кормить дровами, чтоб он горел… Чувствуя, что его решимость слабеет, Себастьян вспоминал момент, когда Сезар вышел на них с ружьем, а потом тащил его в овчарню и запер там, словно дикого зверя. Он его обманул, обманул и предал!

Несмотря на то, что у мальчика постоянно находились занятия, Себастьян все чаще вспоминал о деде, и ему становилось стыдно. Сезар совсем перестал улыбаться. И самое худшее, отчего он всегда краснел, — это когда дедушка пытался привлечь его внимание, рассказывая о снеге, о больной овечке или планах большой прогулки. Стоило Сезару замолчать, в комнате тут же повисала тяжелая тишина. Дед ни о чем не просил внука, даже помочь в овчарне. Пару дней назад он заговорил о том, что надо было бы сходить в лес и выбрать красивую елочку к Рождеству, но Себастьян сделал вид, будто ничего не слышал. Вот только он не знал, как ему сохранить дистанцию. Сначала Лина согласилась, что Сезар поступил нехорошо, но теперь и она бросала на Себастьяна сердитые взгляды, не понимая, почему он так упорствует. Как только дед уходил на пастбище, Анжелина начинала стыдить Себастьяна или же задавала кучу обременительных вопросов. И называла его упрямцем. Однако то было не упрямство, но он не мог объяснить это сестре без того, чтобы не предать Гийома. И потом, ему нужно защищать Белль и держать деда от нее подальше столько времени, сколько он сможет. Если Сезар хоть на шаг приблизится к правде, он сразу все поймет. С его-то инстинктом охотника он тут же захочет убить Белль. А поскольку он не такой простофиля, как Андре и Фабиан, то не промахнется!

Часть 4

1

— Можете мне объяснить, как эти люди проходят?

Обер-лейтенант Петер Браун с силой топнул, и подошва его сапога отпечаталась в сугробе. Двое солдат смотрели на него расширенными от страха и растерянности глазами.

— Они что, невидимки? Как они проходят, я вас спрашиваю? Вам поручено следить за этим перевалом, объезжать окрестные фермы и расспрашивать местных жителей, но я начинаю подозревать, что вы занимаетесь совсем другими делами…

— Герр обер-лейтенант, мы исполняем ваши приказы!

— А это тогда что? — И Браун указал на цепочку следов, уходившую вверх, в горы.

На белоснежном покрывале из снега она напоминала пунктирную линию. Как следует рассмотрев следы, солдаты смогли различить отпечатки побольше, от грубых сапог, и поменьше — явно оставленные обувью, не приспособленной к долгим переходам по снегу. Если нужны были доказательства, то вот они, впечатаны в лед с такой же ясностью, как буквы в приказ из Комендатуры!

Солдаты с ошалевшим видом переводили взгляд со своего начальника на следы, и это вконец разозлило Брауна.

— Следы! Вы их видите?

Ханс активно закивал.

— И что они вам говорят?

— Прошу прощения, герр обер-лейтенант?

— Что вы можете сказать, глядя на эти следы?

— Ну… что здесь прошли люди. Не могу сказать когда, но думаю, вскорости после последнего маленького снегопада.

— Браво, Шульц! Прекрасный образчик дедукции! Разумеется, если бы эти храбрые туристы прошли через перевал в субботу, метель, которая была вчера ночью, замела бы все следы. А дальше что?

— Дальше, герр обер-лейтенант? Не понимаю…

— Вот это меня и бесит! Что еще вы видите?

— Гм… я вижу…

— Ничего! Ничего вы не видите! Ни на этом снегу, ни в медвежьей заднице! Хотя для вас это, на мой взгляд, одно и то же! Но я попытаюсь вам показать! Судя по следам, здесь прошло шесть человек и некоторые были в неподходящей для горной дороги обуви. Ну, какой из этого следует вывод? Фельдфебель Краусс, может, вы проявите большую смекалку, чем ваш товарищ Шульц?

— Я думаю, это были подпольщики.

— Подпольщики! Браво! И почему они здесь прошли?

— Потому что мы их не задержали?

— Снова в яблочко! Именно! А не задержали мы их потому, что вы — ни на что не способные болваны!

Эрих предпринял отчаянную попытку объяснить положение вещей. Обер-лейтенанта Брауна трудно было вывести из себя. Но когда он начинал злиться, то бывал беспощаден. Он заговорил рассудительным тоном в надежде умерить гнев начальника:

— Мы проводили рейды, герр обер-лейтенант, трижды в неделю, ночью и днем, как вы приказывали, чтобы застать нарушителей, когда они этого не ожидают.

— Что ж, вы своей цели не добились. Они всегда начеку. Мне плевать, когда вы проводите свои рейды и по какому маршруту. Я хочу поймать подпольщиков, а если схватить их не получится, то просто расстрелять их на месте! Я понятно выражаюсь, фельдфебель Краусс? Вам тоже ясно, ефрейтор Шульц?

Оба солдата опустили головы так низко, как только позволяли их воротнички-стойки, и прикрыли глаза. Ни дать ни взять, две черепахи, которые вот-вот спрячут головы в панцирь! Браун понял, что почти утратил над собой контроль, и заговорил более спокойным тоном:

— Не первый раз я приезжаю на это место и вижу следы беглецов. Другими словами, эти люди выжидают удобный момент между двумя рейдами и переходят через перевал Гран-Дефиле. Вы улавливаете связь? Если эти экспедиции подпольщиков и проходят успешно, то это не случайность, а следствие вашей некомпетентности.

Эрих не знал, как быть. Согласиться с доводами Брауна — он их накажет, начать оправдываться — обер-лейтенант сочтет его не только неумехой, но еще и гордецом. Оставалось только молчать. Браун между тем устремил задумчивый взгляд на горы. Похоже, он даже забыл об их с Шульцем присутствии.

Холод придавал тишине, властвовавшей в этих местах, особую глубину. Мысль, что здесь они подвергают себя смертельной опасности, мало-помалу обосновывалась в сознании Ханса. Его бросило в дрожь, когда завопил этот чертов Браун, но вой ветра представлялся ему куда более страшным, чем крики. У него раскалывалась голова, и на этом холоде боль только усиливала чувство страха. Стоило оказаться среди таких бескрайних просторов без ружья и бензина, чтобы неизбежно погибнуть в течение нескольких часов! Он никак не мог привыкнуть к этим проклятым французским горам. Да и те беглецы, наверное, уже давно замерзли там, на высоте три тысячи метров. Только сумасшедший может рискнуть отправиться в горы в такую погоду! Даже осенью это было опасно, но зимой…