В заключение Стурза сказал, что он будет голосовать против премирования Караджале «как член академии и как румын». После этого состоялось голосование. За Караджале было подано три голоса, против — двадцать.
На том же заседании академии были отвергнуты «критические исследования» Доброджану Геря. Правда, Геря получил только шестнадцать голосов против. Академики сошлись на книге одного юриста: «Исследование о конституции румын». С тех пор она упоминается в летописи румынской науки и культуры, пожалуй, только в связи со скандальным непризнанием Караджале.
История эта имела последствия: Александру Влахуца вскоре отказался принять предложения о своем избрании в члены-корреспонденты академии. Влахуца объяснил, что он поступает так в знак протеста, поскольку академию не интересует судьба молодых и бедных писателей — она рассматривает их даже как некую угрозу литературе. Влахуца писал: «Академия не имеет премий для таких, как мы. Караджале был отвергнут, Геря был отвергнут, меня тоже отвергли…»
После оскорбительного отказа академии Караджале снова вспомнил о своем плане покинуть родину. В Сибиу не откликнулись на его призыв. Тогда он решается попробовать счастья в Брангове. Это тоже большой трансильванский город. Весной 1892 года Караджале пишет одному из своих брашовских друзей — преподавателю румынской школы Иону Панцу:
«Осуществимо ли, чтобы я и моя жена поселились в Брашове, зарабатывая на жизнь уроками, я — французского и румынского языка, она — английского, французского, а также игры на фортепьяно… Для меня было бы большим удовлетворением, если бы новую большую работу, о которой все время думаю и для которой собрал достаточно материала, я смог бы написать за пределами границ Румынии, где столько времени самые разные начальники, сменяющие друг друга у власти, под разными предлогами систематически держат меня в унизительном положении. Добровольная эмиграция дала бы мне сильный заряд энергии для моей работы, тем более что я находился бы в такой интеллектуальной среде, как ваша».
Причины, из-за которых Караджале не осуществил тогда своего проекта, неизвестны. Он остался в Бухаресте в том же положении. Дни, недели, месяцы уходят на поиски денег, чтобы иметь возможность работать и не Думать о деньгах. Единственное утешение — семья. Единственное развлечение — общение с друзьями, исполнение своей любимой роли краснобая и насмешника, которому все позволено. Но все чаще в его смешных рассказах звучит горечь.
Вот зарисовка, которую оставил нам трансильванский журналист Михаил Каниану, побывавший в Бухаресте в 1892 году и встречавший Караджале в кафе «Фиалковски» — место встречи бухарестской интеллигенции. «Он скорее высокого, чем низкого, роста. Аккуратно выбритый, со щетинистыми, подстриженными ножницами усами. В очках, но все же ужасно близорук. Держит голову слегка наклоненной вперед, когда двигается, бросает взгляды во все стороны, но явно ничего не видит. Он все время погружен в себя и очень рассеян. Он старше, чем это может показаться с первого взгляда, и все же ему еще нет сорока. Голос слегка охрипший. Всегда носит с собой толстую палку, хорошо одет, но не по моде. Его не назовешь красивым, но он симпатичен; что-то в нем притягивает и нравится… Он очень разговорчив, нельзя забыть время, проведенное в его обществе, хотелось бы, чтобы оно продлилось возможно дольше. Хороший товарищ, верный друг, он способен принести в жертву и время, и деньги, и даже жизнь, чтобы прийти на помощь настоящему другу».
Далее трансильванский журналист рассказывает, о чем говорил Караджале за столом: его красноречие сверкало не только остроумием, но и горечью, и оно было «расцвечено и щедро пересыпано солью и колючками в адрес правящих классов».
Каниану понял, что оглушительный раскатистый хохот Караджале скрывает большую печаль, что жизнь обошлась жестоко с этим столь щедрым душевно человеком, что в нем слишком много страстности, неимоверно, безудержно преувеличивающей чувства. Даже в своих слабостях он неподражаем. Он, например, боится болезней, и эта боязнь тоже взвинчена, преувеличена через край. В 1892 году в Румынии была эпидемия холеры, и существует множество рассказов о том, как Караджале был одержим страхом перед возможностью заразиться.
Он был гиперболизатором по профессии, но в то же время рассудочен. Только в его любви к семье преобладало чувство. В своей семейной жизни этот беспечный и веселый по природе человек был фанатиком дисциплины и долга.
ГАЗЕТА «РУМЫНСКИЙ ВЗДОР» И ТРАГЕДИЯ РУМЫНСКОГО ОБЩЕСТВА
В январе 1893 года в Бухаресте начал выходить новый юмористический листок «Мофтул ромын» — национальный спиритический журнал для распространения оккультных наук в Траяновской Дакии. Над этой шапкой было напечатано имя директора нового издания — И.Л. Караджале и главного редактора А. Бакалбаша.
«Мофтул ромын» в буквальном переводе означает «Румынский вздор». Слово «мофт» можно перевести так же, как чепуха, глупость, несерьезность, а слово «мофтанжиу», как вздорный, чепуховый, ничтожный человек, тип свистуна или небокоптителя.
В комическом мире Караджале мофт и мофтанжиу — ключевые понятия. По мнению Караджале, мофт — это, в сущности, «искренняя и точная формула всего нашего общественного духа». В караджалевском лексиконе слово «мофт» используется отнюдь не для обозначения какой-нибудь мелкой чепухи, а «мофтанжиу» не просто свистун и герой смешного анекдота. В этих словах выражена сама основа всей политической и общественной жизни страны, всех ее учреждений и институций.
Следовательно, мофт очень серьезная вещь. Назвав этим словом свой листок, Караджале подчеркнул его направление, продолжающее сатирическую линию караджалевских комедий.
Один читатель задал редакции вопрос: «Разве не жаль, что автор «Бурной ночи» и «Пасхальной свечи» занялся публикацией такого незначительного листка?» Директор нового издания ответил: «Может быть! Но автор, о котором идет речь, решил, что по мере своих возможностей он уже поставил уважаемой румынской публике достаточно чепухи; попробую-ка я произвести и что-нибудь серьезное, сказал он себе, и издал «Румынский вздор», который, слава богу, разошелся довольно хорошо, так что жаловаться не приходится».
Истинно караджалевский ответ. Если его комедии воспринимались многими как вздор, то, может быть, откровенно юмористический листок вызовет у этих людей более серьезное отношение к писателю? На самом деле высмеивание недостатков общества для Караджале потребность нравственная и художественная. Для того чтобы нарисовать обобщающую картину этого общества, он написал свои комедии. Для того чтобы вести каждодневную борьбу с лицемерием, фальшью и несправедливостью общественной жизни, он решил издавать юмористический журнал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});