силы из портов выскочить готовы были, так то не моя вина. Их никто к ней в постель не толкал, сами бежали, ещё и умоляли страстно, чтобы пустила.
- Да Вы просто ангел небесный, - господин Корсаров и не пытался скрыть иронии, коя Алесе ничуть не понравилась.
Право слово, лично я чародейку не осуждаю, господин следователь порой словом ужалит побольнее осы, причём и сам, похоже, сего не замечает.
Алеся помолчала, губы поджав, потом встряхнулась, рукой по лицу провела, словно паутину или капли дождя смахивая, и улыбнулась, рукой в сторону избушки своей повела:
- Милости прошу в моё скромное жилище. Разносолов столичных не обещаю, ликатесов разных, коими барские дома славятся, тоже, но, как говорится, угощу, чем бог послал. Голодными не останетесь, да и с пустыми руками от меня не уйдёте, обычай у меня такой – всякого посетителя одаривать.
Я милостиво улыбнулась радушной хозяйке, произнося соответствующие моменту слова благодарности, как того требовали правила приличия и строгое тётушкино воспитание, а вот Алексей Михайлович сардонически бровь приподнял:
- А не разоритесь, каждого угощая да одаривая?
Вот ведь дух Мефистофеля неупокоенный, всё-то ему надо с каверзой да тайным ударом шпаги, о коих в среде дуэлянтов легенды ходят, помнится, мне дядюшка парочку рассказывал. И чего это господин Корсаров на несчастную чародейку так озлобился, ей, бедолаге, и так в жизни несладко пришлось, мужа и дом потеряла, сама еле жива осталась, ещё и виноватой выставили, каторгой грозили. Алеся же не озлобилась, наоборот, держится приветливо, в дом приглашает, а следователь на неё с каждой минутой всё строже и строже смотрит, да ещё и словом побольнее уколоть норовит.
- Алексей Михайлович, - я положила руку на рукав господина Корсарова, привлекая к себе внимание, - осмелюсь заметить, Вы излишне строги с Алесей.
Следователь окинул меня ледяным, промораживающим до костей взглядом и отчеканил тоном, от которого по избушке мало изморозь не поползла, как в самую лютую стужу, когда все углы насквозь промерзают:
- Вы ошибаетесь, сударыня, я ещё и не начинал строжить нашу глубокоуважаемую чародейку, коя своими амулетами дерзает вмешиваться в жизнь людей, играясь ими, точно куклами, подчиняя своим сиюминутным прихотям.
Я так и вспыхнула, ведь сии злые слова в равной степени можно было отнести и ко мне. Я-то ведь тоже артефакты делала, стараясь притянуть людям удачу, здоровье, а то и любовь, от всего сердца веря, что ничего дурного в моём даре нет и быть не может:
- Да как Вы смеете!
- Прошу меня простить, сударыня, коли я затронул Вашу душу нежную, однако осмелюсь заметить, что Вы сами решили отправиться вместе со мной к данной особе, при этом клятвенно обещали в дела следствия не вмешиваться и никаких помех мне не чинить.
Моё терпение, точнее его жалкие остатки, окончательно лопнуло, я гордо вскинула голову, расправила плечи, дабы стать хоть немного внушительнее и величественнее:
- Если я Вам мешаю, то могу и удалиться. Всего доброго, Алеся, была рада знакомству с Вами. Можете меня не провожать, я доберусь до дома самостоятельно.
Я плавно повернулась, дабы ни за что не зацепиться и не упасть, смазав впечатление от своей величественной речи в духе леди Азалии, героини любимого мною аглицкого готического романа, и направилась по чуть заметной в сумерках тропке в сторону дома господина Васильева. По крайней мере, я очень надеюсь, что тропинка приведёт меня именно туда, честно говоря, я не очень хорошо ориентируюсь в лесах и даже в парке заплутать могу. Но, право слово, терпеть более насмешки господина Корсарова я не намерена, всякому терпению приходит конец!
Не успела я отойти на сотню шагов, как за моей спиной раздался топот ног и чьё-то тяжёлое дыхание. В голове помимо воли всплыли все страшные истории, кои мне нашёптывали подружки, родственницы и служанки поздними вечерами, пока гневный тётушкин окрик не разгонял всех по постелям. Конечно, я прекрасно знаю, что никаких оборотней, русалок и прочей нечисти в наших краях не водится, место у нас чистое и благостное, а всё же сердце от шагов за спиной так и ухнуло куда-то вниз, и затаилось, словно заяц под кустом. Я с трудом проглотила липкий горький ком, перехвативший горло, и медленно повернулась, готовая скорее упасть в обморок, нежели визжать и бежать, спасая свою жизнь. Мамочка милая, страшно-то как!
Из темноты показалось нечто белое, хрустящее ветками и хрипло с присвистом дышащее, я отчаянно завизжала, метнулась куда-то, не разбирая пути, и звучно впечаталась в дерево, невесть как оказавшееся передо мной. Зря я всё-таки одна ушла…
Глава 8. Амулет любовный, страсть распаляющий
Если бы кто-то попросил Алексея назвать чародейку Алесю, изготавливающую любовные артефакты, одним словом, следователь не задумываясь назвал бы её стервой. Умная, расчётливая, во всём и всегда находит выгоду для себя любимой, при этом не обременена какими-то принципами морали и нравственности. Да, конечно, она потеряла в пожаре мужа и всё имущество, из-за чего вполне могла озлобиться, но только вот интуиция, обострённая армейской службой и отточенная работой, вопияла о том, что далеко не всё в рассказанной чародейкой истории было просто и понятно. Конечно, муж мог спасти свою жену, бросив ей артефакт, а сам погибнуть. Но с тем же успехом и результатом, что немаловажно, Алеся могла сама устроить пожар, засунуть крепко спящему мужу за пазуху феникс-камень, надеть на себя спасающую от огня подвеску и терпеливо дожидаться печальной развязки, дабы удостовериться, что супруг погибнет, а не сбежит. То, что чародейка снабжала госпожу Васильеву любовными амулетами, достоинства ни той, ни другой не добавляло. Конечно, голод не тётка, пирожка не подаст, но неужели никак иначе молодая и полная сил дама не смогла бы заработать себе на жизнь?! Ведь не дремучее же средневековье вокруг, начало двадцатого века, как-никак, дамы уже активно требуют признать себя равными мужчине, могут распоряжаться имуществом и работать, особенно те, кто не вращается в высшем свете.
Одно плохо: делиться своими подозрениями, пока они ничем не подтверждены, Алексей Михайлович не любил, да и не настолько он доверял Елизавете Андреевне, чтобы рассказывать ей о своих сомнениях. Госпожа Соколова – девица молодая, и пусть и не совсем уж глупышка, а всё же доверчива и наивна. Слова Алексея Михайловича она за клевету и навет дурной воспримет всенепременно, а коли так, есть ли резон с барышней подозрениями делиться? Правильно, нет такого резона. И Корсаров честно старался быть