Читать интересную книгу Ген человечности - 3 - Александр Маркьянов

Мужика того мы нашли на кухне, внизу. Новенький «Ремингтон 870 марин» зловеще поблескивал рядом, часть головы была на месте, часть — на стене за спиной. Если бы не это — можно было бы закрыть глаза и представить, что ты в нормальном американском доме, не богатом и не бедном, что скоро будет ленч и все такое. Тут же представлять не хотелось — хотелось бежать от этого и как можно быстрее.

Не разбиваясь на пары (смысла не было, да и опасно) прошли дальше. Дальше — что-то типа подвала, забитого всяким хламом, если бы кто тут был — он бы уже бросился. Чисто.

Свернули в то, что мы посчитали большим гаражом — к своему удивлению нашли там старый тяжелый Форд-Пикап в кузове которого была десятиметровая лодка «Зодиак» с мотором. Возникла даже мысль пройти морем, по крайней мере у меня. Но морем — только кажется безопасно, торпедировал же кто-то авианосец. В море сейчас те кто выжил — могут много чего учудить. Тут же было место и для второй машины, но самой машины не было. Пол в гараже почему то был земляным и по едва заметным следам мы поняли, что это было что-то не менее крупное, чем Форд. Дверь закрыли, вбили под нее клинышек — их мы выточили в немалом количестве собираясь в путешествием. Вернулись обратно…

Перед лестницей переглянулись — сверху тянуло сильнее…

Шаг за шагом — самое поганое в том, что лестница скрипит под ногами. Тот, кто наверху, если он выдержал житье в такой вони и по соседству с мухами — знает о том, что мы приближаемся. А лестница построена так, что только в затылок поднимающемуся по ней и палить…

Шаг. Еще… Небольшой холл, узкий коридор, окно… выбито. Кто-то проскользнул в дом? Еще шаг, еще…

Пинок — хорошо, что двери открываются внутрь, а не наружу. Комната — небольшая, небогато обставленная. Ни дцуши. Кажется, здесь был маленький ребенок, судя по колыбели, старой, деревянной и кисее над ней. Сейчас его здесь нет — если бы был, здесь бы воняло.

За спиной выломали еще одну дверь, с шумом и треском — и тут же послышалась ругань, и еще звуки, напоминающие работу сливного бачка в туалете. Кого-то рвало…

Через несколько секунд — едва не вырвало и меня…

Работая шерифом — так получилось — я ни разу не сталкивался с маньяками и последствиями их деяний. Просто повезло — иначе не знаю что бы получилось. В соседнем округе раз поймали маньяка, верней не поймали, а расстреляли, загнали во время облавы «в пятый угол» и не обратили внимания на то что он поднял руки. Кто видел, что он сделал с тремя детьми в округе, понял бы и шерифа и местный posse comitatus.[29] Да и пистолет с ножом у него как ни крути, были. А вот тут…

Это была комната, самая обычная комната, для подросших детей. С потолка свешивался подвешенный на нитке самолет — бомбардировщик В26, отличная, мастерски сделанная модель, это я хорошо запомнил. А они лежали под ним — женщина лет сорока и двое детей, двое девочек, одна совсем взрослая, другая — лет двенадцати. Их застрелили из ружья, а потом положили в ряд. Застрелили, когда они сидели на кроватях, в комнате были две кровати, там были и следы крови и дробь в стенах, полный набор. Потом стащили на пол и положили рядком.

Потом этот гребаный тупорылый ублюдок, кончивший свою семью, спустился вниз, сел спиной к электроплите, приставил себе к подбородку ружье двенадцатого калибра и нажал на спуск.

Если бы он не был — мертв — его стоило бы грохнуть, причем трижды, и чтобы каждый раз он мучался. Гребаный, тупой, окончательно сбрендивший ублюдок. Не нашедший иного выхода в разваливающемся на куски мире кроме как кончить семью и вышибить себе мозги самому. Откуда только такие берутся — ведь все было, ружье, машины, лодка, дом.

Просто нет слов…

Родерик стоял в коридоре, бледный как мел, но держался, База вырвало. Лишь Озказьян хоть сбледнул с лица — но сохранял свою обычную невозмутимость…

— Сэр, твою мать… — начал Родерик.

Я поднял руку.

— Не надо. Просто найдем другой дом. Иначе — дойдет до того, что сделаем то же самое.

— Я бы не спешил.

Все повернулись к Озказьяну — он приложил палец к губам, а потом показал — вниз. И мы услышали — топот. И какой-то шорох. Не знаю — то ли вовне дома, то ли уже внутри — но как бы то ни было, дом этот стал для нас ловушкой.

Ни говоря ни слова, я показал на пальцах — вперед. Прикрываясь поим автоматом, дошли до конца коридора, проверили комнату — чисто. Похоже, родительская спальня, большая, с кроватью «Кинг-сайз», какими- то шкафами. Зашли туда, забаррикадировали шкафом сначала окно, затем дверь. Нас четверо и у нас пулемет — нормально. Проблемы будут, когда мы будем выбираться отсюда — одержимый скорее всего не один и мы не будем видеть где он пока он не бросится на нас.

Время пришло. Больше нельзя ехать так — просто по закону больших чисел кого то из нас покусают. А потом еще одного. И мы исчезнем как группа, не успев выполнить задание. А этого допустить нельзя.

Родерик сидит на кровати. Микс взвинчено ходит по комнате — я уже жалею что взял его, именно из-за его резкости и взвинченности. Озказьян стоит, прислонившись спиной к шкафу, прикрывающему дверь — он самый опасный, непоколебимый как скала, невозмутимый, он — снайпер, месяц проживший со своей снайперской винтовкой в окружении одержимых. Та-а-ак, чуть влево, чтобы видеть всех троих и иметь запас маневра хотя бы минимальный… стоп!

— Что будем делать?!

Сакраментальный вопрос. Задал его Микс и на повышенных тонах.

— Для начала, господа — выслушаем меня.

Все повернулись ко мне. Озказьян просек сразу, качнулся влево, наткнулся на мой взгляд и замер. Родерик сидит, он менее опасен.

— Сэр…

— Возможно, после того, как я все расскажу, кто-то захочет меня пристрелить. Ваше право — но не торопитесь, дайте досказать до конца.

Замерший Озказьян, Микс перестал ходить, Родерик чуть повернулся ко мне.

— Насчет всего этого дерьма, что происходит вокруг нас. Это эпидемия, вызвана она вирусом, который искусственно выпустили на свободу, чтобы все вокруг или умерли или превратились в психов, жаждущих перекусить чем угодно и кем угодно. Сразу говорю — это не я, я не имею никакого отношения к людям, которые выпустили вирус, с удовольствием пристрелил бы их. Собственно говоря, мы как раз и едем туда для того, чтобы пристрелить этих ублюдков, пока они не сделали что-нибудь еще не менее мерзкое. Так получилось, что я знаю и что это за вирус и механизм заражения им, и я могу помочь вам. Это понятно?

Молчание — зловещее молчание в полутемной комнате, в душном южном воздухе, четверо до зубов вооруженных мужчин смотрят друг на друга. Я не удивлюсь если межу нами проскочит разряд а потом начнется пальба.

— Мы вас слушаем, сэр… — сказал Озказьян очень спокойно.

— Спасибо, майор. Потом я выслушаю вас, так как вы выслушали меня. У меня есть вакцина. Ее разработал человек, которому я верю как самому себе. Ее тут немного, но на вас троих хватит. Эта вакцина дает шанс, хороший шанс выжить в этом мире: если вас укусит одержимый или псих — вы не заразитесь. Это будет просто укус, вы перевяжете рану, вколете антибиотик и забудете про нее. Вы можете мне верить, а можете не верить — но это так. Теперь я слушаю вас.

Тяжко так стоять. Тяжко контролировать всех троих. В таком режиме я могу быть еще несколько минут — потом все. Их трое — я один.

— Почему мы должны вам верить, сэр? — спросил наконец Родерик.

— Можете не верить. Можете не верить и забыть про этот разговор. Можете пристрелить меня, по крайней мере попытаться это сделать. Там за стеной — одержимые, только стена отделяет нас от них. Хотите поставить на то, скольких из нас они смогут укусить? Одного? Двоих? Можете мне не верить, это ваше право.

— Капитан, вы пробовали это на себе?

Я покачал головой.

— Нет, не пробовал. Я несовместим. Какое-то количество людей, примерно десятая часть по подсчетам, имеет в своей цепочке ДНК какой-то ген, делающий этот вирус безопасным для них. Ген человечности, он позволяет им оставаться людьми. Я прошел тест — и мне сказали, что укус безвреден для меня.

— Что за…

Баз вовремя остановился, заметив движение ствола. Не прямо в него, просто намек, что случись что — не промахнусь.

— Это может казаться бредом. Но то, что происходит вокруг нас — не меньший бред, чем это, так ведь?! Хоть кто-нибудь может понять и осмыслить, что творится вокруг? Мы загнаны в угол своими бывшими соотечественниками, превратившимися в кровожадных тварей и желающих нами перекусить, мы вооружены до зубов и готовимся стрелять в тех, кто когда то был людьми а сейчас перестал ими быть!

Снова молчание…

— Капитан, вы говорите правду?

Простой вопрос — но как нельзя уместный сейчас.

— Да, правду. Доказать не могу — но говорю правду.

— Тогда я вам верю. Хуже уже не будет.

Это могла быть и ловушка. Но думать об этом не хотелось.