— Да. Ты-то — знаешь.
— Дьявол! — Грейн сорвала с себя перчатки, отбросила со звоном, стянула шлем, пнула его.
По стенам проходили алые, жёлтые, пунцовые волны ярости, негодования, страха.
— Ты сделал это! Я-то знаю! Знаю... Значит, мне нельзя соединиться с Древом. Моя жизнь, мои умения, труды — всё пропало!
Она сжалась на коленях в тени трона, сомкнув перед лицом кулаки. И услышала:
— Видишь, в конце концов оказывается важным, добрый ты или злой. Не для Вселенной — а для тебя.
Доктор почти достиг выхода, через щель была видна морщинка у носа спящего.
Грейн простёрла пальцы в потолок, воскликнула:
— Я не влилась! Держись!
Трон взорвался, зал наполнился огненным хаосом.
Доктор прыгнул в проход...
***
И распахнул глаза.
Пленница металась в агонии между силовыми полями. Реже, реже...
Клара совала под нос флакон с противным запахом; Доктор отмахнулся от неё и потёр ушибленный затылок.
ТАРДИС, старушка: всё те же координаты.
— Сколько меня не было?
Невозможная девчонка улыбнулась, загадочная, как всегда — всё-таки она изумительно хорошенькая со своим вздёрнутым носиком!
— Секунд пять провалялся, если ты об этом.
— Самое короткое путешествие в моей жизни. — Он поморщился от боли.
Заиграла резкая мелодия; кокетливым жестом откинув волосы, Клара приложила телефон к уху.
— Слушаю?
И закрыла микрофон, с глазами на пол-лица:
— Это ты звонишь!
— Нажимай отбой, не разговаривай! — шёпотом закричал Доктор, интенсивно показывая, как будто что-то кладёт.
Она пожала плечами, трубка отправилась в карман. Проведя пальцем по панели управления, взглянула на дисплей:
— Ого! За пять секунд поступило сорок три сигнала срочного вызова. На какой полетим?
Галлифреец махнул рукой:
— Отменяй все, я сам вызывал.
— Один из них по-русски, но ТАРДИС переводит только слово «Доктор». Отчего бы?
— Этот оставь.
— А почему моя копия сказала: «Я не влилась, держись?»
***
Грейн быстро отошла от окна, сняла латные перчатки, шлем, с трудом избавилась от доспехов, закопала броню поглубже в ветошь старых воспоминаний — благо, у Повелителя Времени их было в достатке.
Доктор оказался намного сильнее и хитрее, чем она предполагала. Как он смог уничтожить ту, настоящую?
Вокруг валялись обломки надежд, незавершённые изобретения, отрывочные образы. Она — только ментальная копия настоящей Грейн, которую передали в мозг Доктора как подарок за его ментальную копию.
Проклятый обмен разумами!
Ведь это казалось отличной идеей: получить знания Повелителя Времени, почти ничем не жертвуя — ну, разберёт Доктор ментальную копию по частям, это же всего лишь слепок, всегда можно создать новый.
А теперь настоящая Грейн погибла, и «слепок» — единственное, что от неё осталось. Если позволить себя уничтожить, всё пропадёт — наработки, добытые у разных народов знания о техниках маскировки, о способах камуфляжа, о защитной амуниции. Целая жизнь.
Вряд ли удастся взять контроль над этим непостижимым, нечеловеческим разумом. Придётся прятаться. Хвала Деве Марии, лабиринт здесь похлеще, чем в космическом корабле галлифрейцев, есть где спрятаться.
Но как он смог её убить?! Уничтожить, без возможности обратиться к Древу и сохранить себя. Непостижимо! Нашёл какую-то брешь. О, Доктор опасен, Грейн даже не представляла — насколько.
Ничего. У всех есть слабое место. Надо только хорошенько поискать.
Эпилог
Инга проснулась, обвела мутным взором библиотеку. Никаких лишних стеллажей... Б-ррр. Холодно же!
Пошевелила затёкшей кистью — из неё выпала ручка. Неужели писала во сне?!
Только это не конспект.
Она перечитала каракули раз, другой.
Вырвала лист и бросилась в лабораторию, по дороге сшибив хмурую библиотекаршу.
Мелькали знакомые закоулки Московского Медицинского. На повороте перед ней выскочила здоровенная фигура: Василий Никифоров, о нет! Не сейчас!
— Эй! — заорал хоккеист, расставив ручищи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Не сбавляя скорости, Инга поднырнула, почти распластавшись по полу, и метнулась к лестнице; сзади доносились топанье и вопли.
Выход на лестницу был закрыт, кривая надпись мелом на двери сообщила: «Рэмонт».
Тупик! Инга развернулась, приняла фронтальную стойку, шагнула левой вперёд.
— Киай! — крикнула она, молниеносно рванула нападающего на себя и нанесла удар в пах, болевым приёмом закручивая руку ему за спину.
Вася сложился втрое.
— Меня. Зовут. Инга. Валерьевна, — отчеканила звонко. — Запомнил?
Из ослабевших пальцев бугая вывалилась зачётка.
— Да... Извините, на имена память плохая... Я вам реферат принёс, вы тройку обещали...
Преподавательница отпустила захваченную конечность и смахнула волосы со лба.
Точно, это же был сон! Как нехорошо получилось.
Она помогла парню подняться, подобрала синюю книжечку.
— Ты как, сам дойдёшь? — побеспокоилась Инга, нацарапав подпись напротив цифры «4».
— Да... Спасибо...
Глядя на хромающего прочь студента, вспомнила о смятом листе — и рванула в лабораторию.
***
Через три месяца они с Алексеем гуляли в Щукинском парке. Желтизна ушла с его лица, мышцы округлились, и уши уже не торчали двумя локаторами, а казались вполне нормальными. Или это причёска отросла? Опухоли рассосались, но пациент ещё находился под стационарным наблюдением.
Инга сама не могла поверить, что написанный во сне рецепт сработал; похоже, придётся менять тему кандидатской.
По бурой хвое, устилавшей дорожку, пробежала белка, мигом взлетела на толстый ствол. Сверху планировали жёлтые листья клёна.
Парень прижал Ингу к сосне; она в который раз вывернулась.
— Инга, ну скажи — почему? — Алексей с досадой отбросил прочь пакетик с кедровыми орешками. — Я тебе противен, да?
— Нет, всё не так! Просто мне надо работать... — Нос опять защипало. Ну как объяснить ему, что словно глиняная стена встаёт впереди, как только крупные губы — такие желанные губы! — приближаются к её лицу?
— Какая ещё работа?! — Алексей поймал тонкий белый ремешок алого платья и притянул к себе. — Здесь, сейчас?
Уклонение, точный бросок... Физрук на лопатках.
— Ой, извини, я нечаянно! — запричитала она и кинулась поднимать любимого.
— Когда ты каратэ-до успела освоить? — держась за копчик, простонал Алексей.
По рассыпанным орехам уже скакали две белки и громко выясняли отношения.
Готовить Инга не умеет, в литературе с историей не разбирается, под глазами синяки, низ живота опять выпирает, на диету пора... А теперь ещё и это. Если Алесей сегодня же не внесёт больничную подружку в чёрный список — будет удивительно.
— Лучше бы не осваивала, — в нос проговорила она. — Раньше хоть какой-то шанс был...
И продекламировала:
Весенняя листва. Где в жизни счастье? Дерутся белки. О боги, только не хокку!