Читать интересную книгу Испепеляющий ад - Аскольд Шейкин

Шорохов вслушивался в эти речи отрывочно. Ждал: скорей бы угомонились. Наконец Закордонный свалился на свою кровать. Скрибный ушел к канареечным клеткам. Матвиенко продолжал сидеть за столом, качался, клевал носом. Вдруг вполне по-трезвому проговорил:

— Леонтий Артамонович, я вот что должен сказать. Наш полк готов перейти на сторону красных. Нужен совет, как это сделать. На фронте — там просто. Мы в тылу стоим.

"И с таким вопросом ты ко мне лезешь? — ужаснулся Шорохов. — Или ты ко всем так? Тогда ты дурак".

Он глянул на Закордонного: спит. Спросил:

— Я тут причем?

— Не верите, — подытожил Матвиенко.

— Верю — не верю, это не разговор.

— Вы подумайте, — Матвиенко встал из-за стола. — Завтра под вечер приду за ответом. За советом, вернее.

Он тут же ушел.

"Милое дело, — думал Шорохов. — Еще и такой хворобы недоставало. Не провокация ли? Вот в чем вопрос. Откуда узнали? Влипнешь в два счета".

С этой мыслью он и заснул.

* * *

Разбудил его Закордонный:

— Вставайте! Сколько можно? Ваш компаньон тяжело ранен.

— Кто? Какой?

— Американец, к которому вы вчера ходили.

— Вы что? Когда? Кто?

— Кто! Когда! Он ваш компаньон. Должны знать.

— Откуда! Я всю ночь спал.

— И проспали.

— Но кто?

Закордонный ответил не сразу. Ерошил седую шевелюру, беззвучно шевелил губами. Наконец произнес сквозь зубы:

— Говорят, что наш Моллер.

— Не может быть!

— Быть может все.

— Где он сейчас?

— В военной тюрьме.

— Иван Сергеевич, вы не ошибаетесь? Откуда вам это известно?

— На кудыкину гору ходил, — ответил Закордонный.

* * *

Дежурный офицер военной тюрьмы — худой, лысый, в помятом мундире, с заспанной физиономией — сперва ничего не желал понять, переспрашивал:

— Моллер? Такой фамилии нет. Может Миллер? Муллер?

— Моллер.

— Не знаю и не знал.

— Как можете не знать? Его привезли прошлой ночью.

— Когда же?

— Точный час мне неизвестен.

— Неизвестен, а пришли.

— Но у вас ведется запись, поступивших в тюрьму?

Дежурный офицер пододвинул к Шорохову лежавшую на столе раскрытую конторскую книгу. На самом верху ее страницы писарским почерком было выведено: "Моллер, Генрих Иоганнович".

Шорохов ткнул пальцем в эту строку:

— Вот, пожалуйста.

— Чего еще вы желаете?

— Потребовать освобождения. Господин Моллер арестован без оснований.

— Но вам-то известно, в какой камере он содержится? — офицер повысил голос. — Так, вот, извольте: суд над ним был.

— И что за приговор?

Офицер молчал, скалясь в хмельной улыбке. Что он пьян, из-за сумрака в кабинете, Шорохов понял только теперь. Он достал из бокового кармана пиджака одну из тех бумажек, что ему вчера дал Мануков, положил на стол. Спросил:

— Я мог бы поговорить с вами об этом деле подробней?

Дежурный офицер конторской книгой накрыл деньги, проговорил:

— Я ничего не решаю.

— А кто решает?

— Полковник Шильников. Будет часа через два, — помолчав дежурный офицер добавил. — Суд наш сами знаете: сто рублей за шкуру — и на вешелку.

Что значило это присловье, Шорохов вдумываться не стал.

— Пока не появится полковник, я мог бы повидать арестованного?

— Пойдемте, — сказал дежурный офицер. — Это в соседнем здании.

* * *

В камере было два человека. Когда Шорохов и дежурный офицер вошли, один из них, невысокого роста, круглоголовый, толстенький, в кургузом пиджаке зеленого цвета, в серых брюках — стоял у окна, другой лежал на голом топчане. При их появлении он не шевельнулся.

Шорохов склонился над этим человеком: Моллер. Мундир изодран. Лицо в кровоподтеках. Лежит закрыв глаза.

— Здравствуйте, Генрих Иоганнович, — сказал Шорохов. — Вы меня слышите?

Моллер открыл глаза, схватил его руку, прижал к губам. Шорохов вырвал руку, присел на топчане с ним рядом.

— Я не убивал. Вы мне верите? — проговорил Моллер. — Я вообще не могу убить.

— Я вам верю, — сказал Шорохов.

— Меня били. Я не могу встать. Это бесчеловечно.

— Что произошло? — спросил Шорохов.

— Я вернулся за шарфом. Вы помните?

— Помню. Я долго вас потом ждал.

— Парадная дверь оказалась не заперта. В дом я вошел, никого не беспокоя. В передней тоже не было ни души. У портьеры там я остановился, потому что господин Мануков и Михаил Михайлович очень громко разговаривали. В первый момент побоялся, что могу помешать им… Вы мне верите?

— Я всегда вам верил. Верю и сейчас.

— Потом понял, если эти господа узнают, что я слышал их разговор, я буду навеки впутан в ужасное дело.

— Они спорили? — спросил Шорохов.

— Напротив! "Мой друг… Мой милейший". Это меня сначало обмануло.

— Вы затаились.

— Что оставалось? Потом… Потом я боялся уйти, чтобы не услышали шума закрываемой двери. На моем месте любой поступил бы не иначе.

Шорохов достал из портфеля блокнот, карандаш, спросил:

— Вы можете писать?

Моллер дернулся на своем ложе:

— Как! Тогда получится, что я подслушивал.

— Это ваш единственный шанс, — сказал Шорохов. — Уже состоялся военно-полевой суд.

— Но меня еще не допрашивали!

— И не будут. Законы военного времени.

— Господина Манукова я не убивал.

— Спасти вас может вмешательство только очень влиятельных лиц. Но с чем я к ним приду? Говорите: «Тайна». В чем она? Собственноручная запись. Другого пути я не вижу. И, бога ради, скорей. Вы говорили, что вы музыкант, хорошо запоминаете все, что слышали.

— Да-да, — согласился Моллер. — Это я могу. Но у меня что-то с ногами. Я не могу сидеть. В то же время ужасная боль.

— Пишите лежа.

Топчан был низенький. Если положить блокнот на пол, писать Моллеру будет удобно. Но лежал-то он на спине. И надо еще переместить его так, чтобы ему было можно водить карандашом по бумаге.

Шорохов обернулся в сторону моллеровского сокамерника. Тот по-прежнему стоял у окна.

— Помогите перевернуть, — попросил Шорохов.

— Чего-о? — нараспев произнес сокамерник. — Грузчик я, что ли? Нашли кого!

Пришлось обходиться без его помощи. Для Моллера это было мучительно. Беспамятство — вот чего всего больше боялся Шорохов. Пока потом добьешься врача, пока он что-нибудь сделает, уйдут все те минуты, которые еще у них с Моллером есть.

Наконец, с этой задачей удалось справиться. Моллер спросил:

— На чье имя я должен писать?

— Думаю, всего лучше на имя тех, от кого вы мне при первой встрече передали послание.

Они были тут не одни. Более определенно Шорохов решил не выражаться.

— И вы это им непременно передадите?

Шорохов не мог обманывать:

— Вы пишите. Не теряйте времени. Кому именно передать — вопрос второй. То, что вы укажете в заголовке — тоже неважно.

Моллер заплакал. Шорохов обнаружил это по его вздрагивающим плечам, а потом и по каплям слез на странице лежавшего на полу блокнота. В глазах Шорохова тоже зарябило от слез. Ломающимся голосом, будто ему зажали горло, он проговорил:

— Генрих Иоганнович! Промолчать в таком случае и убить — это рядом. И что нам с вами делать потом?

Ничего не ответив и все еще плача, Моллер начал быстро писать. Одна за другой заполнялись страницы блокнота.

Сокамерник подошел к Шорохову, кивком головы указал на Моллера:

— Этот фраер никого не может убить.

Шорохов ответил неприязненно:

— Он и не убивал.

Сокамерник рассмеялся:

— Музыкант!.. Иной раз такое услышишь!

— Вы-то не музыкант?

— Почему же? — то ли удивился, то ли обиделся сокамерник. — По фене я ботаю.

Он отошел к окну. "Вор, — думал Шорохов, глядя ему в спину. — Замели. Теперь мечется".

Медлительно тянулось время. Шорохову казалось: вот — вот, войдут, помешают, скорее, скорее надо.

— Больше я не могу, — наконец сказал Моллер.

— Подпишите, поставьте число.

— Это я сделал, — ответил Моллер.

— И не отчаиваетесь.

— Да, да, — согласился Моллер. — Со мной поступают совершенно не по закону.

— Генрих Иоганнович, — сказал Шорохов. — Я вмешаю в это, вы знаете кого. Но если потребуется искать какой-то иной выход, кто бы еще мог вам помочь? Закордонный? Семиглобов?

Моллер не ответил.

— Здесь одни только суки, — не оборачиваясь отозвался от окна сокамерник.

Он слушал их разговор! Шорохов понизил голос:

— Но в любом случае тогда вам придется покинуть Екатеринодар. Куда?

— Уеду в свой старый полк.

— Где он? И это вас не спасет.

— Помогите мне попасть к брату. У него очень большие связи.

— Как я его отыщу?

— В Новороссийске. Служит на таможне.

— В Новороссийске, — со вздохом ответил Шорохов. — Туда перешла ставка. Попадете из огня в полымя.