— Какие-то грустные нынче песни, — заключил Яан-Наездник, щёки его раскраснелись, то ли от пива, то ли от песен. — Спели бы что-нибудь повеселее, например, какую-нибудь студенческую песню. Кто знает «Князь Бибеску»?
Малле призналась, что слыхала эту песню, но слов не помнит.
— А этого и не требуется! — воскликнул Яан. — Мы проявим к словам песни стахановский творческий подход! Старомодный, буржуазный вариант звучит так:
В замке, что звался Градеску,там где город Темешвар,жил отважный князь Бибескуседой сербский господарь.
Мелодия была весёлой и простой, и я её запомнила сразу. Тате песня показалась тоже знакомой.
Когда мы спели про Бибеску ещё раз все вместе, Яан-Наездник поднял указательный палец:
— Тсс! Теперь — советский вариант в стиле знаменитой сказительницы народности сету Анне Вабарна:
Ой ты, Сталин — мужик крепкий,Ой, Иосиф — мужик смелый!Лучший человек на светеГлавный человек на свете,Ой ты, Сталин — мужик сильный,Ой, Иосиф — мужик смелый!Главный человек на светеСамый главный на всём свете!Ай тиралла, ай тиралла, ай тиралла-лаллалаллаАй тиралла, ай тиралла, ай тиралла-лаллалалла.
Мать Малле недовольно раскрыла рот, и по её взгляду, брошенному в мою сторону, я поняла, что моим детским ушам угрожает верная отправка на подушку. Но, к счастью, Яан опять поднял указательный палец, приложил к губам, шепнул «Тсс!» и продолжал:
Лежит Ленин в мавзолееДорогой покойник наш,Дорогой покойник наш…
Мне уже раньше почудилось, что кто-то тихонько стучит в дверь, но теперь в дверь колотили как следует. Сирка, поднявшая ещё раньше голову, теперь яростно залаяла вместе с Плыксом.
— Чёрт! — тихо сказал Яан-Наездник. — Кажется, я слишком разошёлся…
— В чём дело! — рассердился тата.
А дядя Артур пробасил:
— Уже и петь больше нельзя, что ли? Но кто может прийти так поздно… Уж не моя ли старуха?
Прежде чем тата успел подойти к двери, она распахнулась настежь и ворвался Почта-Юссь.
— Здравствуйте, весь народ! Кхраа! — крикнул похожий на ворону мужичонка. — Видать, у магазина в Лайтсе правду говорили: Артур опять пива наварил!
— Юссь! Чертяка! — крикнул Яан, рассмеявшись. — Напугал нас до усёру!
— Припёрся ночью, чтобы принести газету «Советский учитель», что ли? — спросил тата с усмешкой.
— Сам ты советский учитель, кхраа! Я по делу! — бахвалился Юссь. — Распишись — тебе телеграмма!
— Но послушайте, господин почтальон, — возмутилась тётя Анне, взглянув через плечо таты на телеграмму. — Эта телеграмма должна была быть здесь вчера вечером, я её послала из почтамта на улице Вене вчера до полудня!
— Должна была, должна была, — передразнил её Почта-Юссь. — Сама подумай, где главпочтамт на улице Вене и где отделение связи Лайтсе! Кхраа! У меня должность государственной важности, не могу я из-за каждой телеграммки бегать взад-вперед, задравши хвост! Вот сегодня у меня несколько дел — и все попутно. Всё в аккуратнейшем порядке! Телеграмму получил! Вот и «Рахва Хяэль» — бери и читай. И в придачу маленькое письмецо из России…
— От Хельмес? — воскликнула тётя Анне.
Тата выхватил из руки Почты-Юсся синий конверт и воскликнул:
— Так и есть! Коми АССР, Кожвинский район… Это то самое место, где сначала был Эйно!
Тата вскрыл конверт и вынул из него такой синий листок. Было видно, что он хочет уединиться в комнату, чтобы прочитать письмо.
— Дай, я прочту! — крикнула я ему. Ну разве не здорово, что я научилась читать письменные буквы!
Судя по всему, тате не хотелось отдавать мне письмо.
— Ребёнок так ждал, — вступилась за меня тётя Анне. — Пусть она немного почитает, письму ведь от этого ничего не сделается!
— Ну, тогда читай, — согласился тата и протянул мне синий листок, покрытый знакомыми мамиными кругловатыми буквами.
Я начала с разгона:
— Ихма. Мон гопорне!
— Что ты несёшь? — рассердился тата. — Что за Ихма? Что за гопорне?
— Мон гопорне — смотри сам! — Я протянула ему письмо, а к горлу в это время подступали слёзы. Может, какая-то злая колдунья вдруг заколдовала меня так, что умение читать пропало неизвестно куда?
— Не огорчайся, — утешала меня Малле. — Ты ещё успеешь научиться читать, ты ведь ещё маленькая!
— Я УМЕЛА читать, честное слово!
Тата смотрел на письмо с грустной усмешкой.
— Успокойся, ты и не смогла бы прочесть это, потому что письмо написано по-русски! Не «мон гопорне», а «мои дорогие». Многие русские буквы выглядят, как эстонские, но произносятся совсем иначе, — объяснил мне тата.
Значит, мама теперь сделалась русской? Но такого жуткого страха перед русскими, как раньше, у меня уже не было, и мне не раз говорили, что и среди русских тоже есть разные — и плохие, и хорошие… Но неужели хороших среди них так мало, что и маме пришлось заделаться русской?
— Кхраа! — вдруг каркнул Почта-Юссь. — В старину принесшему письмо подавали глоток…
Тата читал письмо и не обращал на него ни малейшего внимания, но дядя Артур протянул Юссю свою пивную кружку.
— Пей, с толком и расстановкой — на сей раз пиво получилось… с ног валит.
— Обо мне не беспокойтесь, кхраа! — объявил почтальон и, запрокинув голову, осушил кружку. — Мужчина знает, что делает.
— А мама скоро вернётся? — спросила я, дергая тату за рукав.
— Мхмм! — хмыкнул он. — Мама жива!
Конечно, жива — это мы знали давно! Иначе и быть не могло!
— Но когда она домой вернётся?
— Ладно, — вдруг сказал Яан-Наездник, — дело ясное, что время позднее… Как говорится: всякая зверюшка — в свою норушку! Завтра я исчезну, и духу моего здесь не останется.
— Так ли тебе надо уезжать? — спросил тата, все ещё не отрывая глаз от письма.
— Надо, надо! Человек вроде меня не должен нынче долго задерживаться на одном месте, а то тебе вскоре придётся читать и мои письма, написанные по-русски! — Яан засмеялся и добавил: — Но времена меняются! Будьте здоровы! И ты тоже, маленькая отважная всадница!
Когда мужчины ушли, уведя с собой почти насильно и Почту-Юсся, ушла в бывшую холодную комнату и Малле со своей матерью.
— Мама пишет, что она жива и здорова, и не голодает. Скучает по нам и по вечерам смотрит на звезды в небе. Там, в Коми, холодно, и мама вместе с другими ходит работать под открытым небом. Просит прислать ей шерстяные носки, и перчатки, и тёплую шаль… — пересказывал мне письмо тата.
— А съедобного ничего не просит? — поинтересовалась тётя Анне. — Копчёного мяса, или сыра, или… Ах, ладно, я позже прочту письмо сама.
— Напишем сразу маме и спросим! — предложила я и бросилась в комнату, чтобы принести бумагу и карандаш.
— Погоди, дочка, — остановил меня тата. — Мама просит писать ей только по-русски, получать письма на эстонском языке там не разрешается. И мы можем писать ей хоть каждый день, но она имеет право послать нам следующее письмо только через полгода.
— Ох, господи! Через полгода! — охнула тётя Анне, домывая посуду. — Но ничего не поделаешь — жить-то надо! Слушайте, а вы не хотите доесть бутерброды, а то эта варёная колбаса к завтрашнему дню может испортиться.
— Не хочу! — гаркнул тата. — Ешь сама, если хочешь!
— Хорошее мясо, да ещё и с начинкой, — соблазняла нас тётя.
— Собакам отдай, — велел тата.
Иллюстрации
Гундобин У. С Великим праздником Октября!
Клуцис Г. «Кадры решают всё!»
Г. Зотов К. (Без названия).
Завьялов Я. Весь мир будет наш.
Говорков Виктор. За радостное цветущее детство! За счастливую крепкую семью!
Серебряков В. Всесоюзный комитет по делам физкультуры и спорта при СНК СССР.
Иванов В.
Согретые сталинским солнцемИдем мы, отвагой полны.Дорогу весёлым питомцамВеликой Советской страны!
Ватолина Н., Денисов Н., Правдин В., Рыхлова-Правдина З. Спасибо товарищу Сталину за счастливое детство!
Говорков В. Спасибо любимому Сталину — за счастливое детство!
Ладягин В.
Всюду светлые, красивыеМы сады откроем детские,Чтоб весёлая, счастливаяДетвора росла советская!
Корецкий В. Честь и слава советскому учителю!