Читать интересную книгу Страсти по адмиралу Кетлинскому - Владимир Шигин

Удивительно, но если в случае «Аскольда» матросы делали все, чтобы доказать, что никакой диверсии на крейсере не было, то в случае с «Пересветом» все было наоборот — именно матросы и инициировали начало расследования возможной диверсии на броненосном крейсере. Факт сам по себе поразительный, так как разговор идет о том же 1916 годе, когда возникло и «тулонские дело».

Главным инициатором возбуждения дела о диверсии на «Пересвете» стал матрос-охотник (доброволец, самопризвавшийся на военно-морскую службу с началом войны) Людевиг. Команда выбрала Людевига своим поручителем, и он обратился с требованием провести расследование о факте диверсии на «Пересвете» напрямую к морскому министру адмиралу Григоровичу. Докладную записку Людевига нашел и первым опубликовал писатель Н.А. Черкашин. В своем письме Людевиг доказывал Григоровичу, что гибель «Пересвета» была не просто «неизбежной на море случайностью». Крейсер уничтожила чья-то злая воля. От имени живых и погибших членов команды Людевиг призывал министра сделать все, чтобы установить истинную причину гибели «Пересвета».

Из докладной записки матроса Людевига; «Шифрованная записка, посторонние на корабле, распущенность экипажа, доступность к погребам, вообще порядки, которых ни один капитан торгового, грузового парохода у себя не допустил бы, делали на «Пересвете» вполне возможным устройство взрыва со злым умыслом. Если предположить, что в задание, полученное, германским агентом, входило не только утопить корабль наш, но и загородить Суэцкий канал, то картина будет ясна. «Адская машинка» в виде часового механизма, имеющая, скажем, внешний вид термографа Ришара или барографа, приборов на военных кораблях обычных, с парой фунтов взрывчатого вещества и ударным приспособлением была внесена на корабль и помещена в одном из носовых погребов или же вне его, у тонкой переборки, отделяющей его от соседнего помещения. Для воспламенения наших 10-дюймовых полузарядов (не патронов), хранившихся в медных цилиндрах, с неплотными крышками, многого не нужно. Загорелось сначала несколько штук, затем пожар увеличился. Характерного взрыва не было, иначе разворотило бы всю носовую часть корабля. Часы поставлены на момент, когда корабль должен быть, по расчету, еще в канале. Если «адский прибор» закладывал кто-либо из экипажа корабля, то искусители могли его убедить, что он наверняка спасется. «Ведь тонуть «Пересеет» должен, — могли им говорить, — на глазах у десятков французских, английских, итальянских и других военных и коммерческих судов. Сотни шлюпок и паровых катеров бросятся к месту катастрофы». Соображение о возможной гибели массы людей для подлеца необязательно, да, кроме того, при взрыве в погребе, когда по команде «Все наверх! С якоря сниматься!» в носовом отсеке под палубой почти никто не должен оставаться, число погибших было бы минимальным. Если финал построенной мною гипотезы разбивается и, может, виновник взрыва погиб вместе с кораблем, тому виною наш выход на час раньше, чем предполагалось».

Н.А. Черкашин так пишет о ходе расследования «Дела «Пересвета»: «Прибыв в начале июля 17-го года в Петроград, матрос-делегат направился в военную секцию Совета рабочих и крестьянских депутатов. У военной секции хлопот был полон рот, прошлогодние дела ее интересовали мало, но все же снабдили настырного матроса адресом канцелярии морского министра и нужными телефонами. Людевиг сам добился приема, правда, принял его не морской министр, а помощник — капитан 1-го ранга Дудоров. Все же матрос-охотник выполнил поручение команды: после его визита была назначена при военно-морском прокуроре Комиссия по расследованию обстоятельств покупки, плавания и гибели крейсера «Пересвет». Возглавил ее член Петроградской думы И.Н. Денисевич. Вошли в нее представители от Морского генерального штаба лейтенанты Мелентьев-второй и Кивеветтер (однокашник Домерщикова), представители Петроградского Совета депутатов Анплеев и Овсянкин, а также два делегата от команды «Пересвета» — матрос-охотник Людевиг и минный машинист Мадрус. Комиссия начала свою работу с допроса бывшего морского министра адмирала Григоровича и его помощника графа Капниста. Вопрос был поставлен в лоб: «Знали ли вы о скверном состоянии судов, купленных у Японии?» Григорович ответил уклончиво: дескать, «Варяг», «Чесму» и «Пересвет» принимала авторитетная комиссия, она пусть и несет всю полноту ответственности. Вызывали на допрос и бывшего начальника Морского генерального штаба адмирала Русина, но он поспешно отбыл в Крым… Тем же летом из Парижа в Порт-Саид выехала еще одна комиссия, которую возглавлял бывший свитский контр-адмирал крутоусый красавец С.С. Погуляев. Комиссия должна была опросить тех матросов, которых оставили дожидаться судоподъемных работ. Миссия Погуляева заключалась еще и в том, чтобы заставить англичан ускорить осмотр водолазами затонувшего «Пересвета». Тогда бы удалось решить главное: наскочил ли крейсер на плавучую мину или его погубила «адская машинка». Однако англичане, сославшись на «трудное положение в Палестине», водолазов так и не выделили. Во французском городе Иере, где находилась большая часть спасенной команды, работала третья следственная комиссия под руководством младшего артиллериста «Пересвета» лейтенанта Смиренского. Наконец, в Архангельске опрашивала возвращавшихся на родину пересветовцев четвертая следственная комиссия… Больше всего меня интересовало, что же показал сам командир «Пересвета», капитан 1-го ранга Иванов-Тринадцатый. Трижды просмотрев весь рулон микрофильма, я так и не обнаружил ни одной его объяснительной записки. Зато наткнулся на телеграмму, посланную председателем следственной комиссии русскому морскому агенту в Египте, капитану 1-го ранга Макалинскому: «Срочно ускорьте отъезд Иванова-Тринадцатого в Петроград». Телеграмма была отбита в июне, но только в середине августа Иванов-Тринадцатый, сдав остатки команды под начало Макалинского, отправился на родину. Путь он выбрал не самый близкий — вокруг Азии во Владивосток. Он явно не спешил предстать перед столом следственной комиссии. В Москву он прибыл где-то в октябре, остановился у родственников, а затем инкогнито выехал в Петроград. Его разыскивали, его ждали…

В дневнике он объяснил свою неявку так: «По моему прибытию в Россию политические события развернулись так, что попасть в Петроград и явиться по начальству я уже не имел возможности». Но это всего лишь отговорка. Бланк с криво наклеенной телеграфной строчкой утверждает обратное: «По сведениям комиссии каперанг Иванов-Тринадцатый находился в Петрограде 19 января 1918 года». Кто-то его узнал на улице и сообщил в комиссию… Если бы Иванов-Тринадцатый действительно был уверен, что «Пересвет» наскочил на германскую мину, он со спокойной душой (вина на англичанах) держал бы ответ перед следствием Но он-то хорошо видел с мостика, что никакого водяного столба не было, как не мелькала в волнах и головка перископа. Взрыв был внутренний! К этому же выводу, итожа главу о «Пересвете», приходит и Ларионов (сын участника Цусимского сражения и старейший хранитель Центрального военно-морского музея): «Таким образом, во Франции, в Петрограде и Архангельске в разное время были даны три показания матросов, наводящие на мысль о возможности гибели «Пересвета» от заложенной по указанию немцев в день его ухода из Порт-Саида «адской машинки». Обстоятельства взрывов перед гибелью «Пересвета» до известной степени подтверждают это предположение: сначала взрыв без сильного звука как бы в районе тринадцатого погреба, затем большой взрыв у носовой десятидюймовой башни».

* * *

Вскоре после трагедии «Пересвета» в гавани Таранто взлетел на воздух новейший итальянский дредноут «Леонардо да Винчи». Спустя какие-то полторы недели после гибели «Леонардо да Винчи» в один и тот же день, 11 августа 1916 года в один и тот же час произошли взрывы на русском пароходе «Маньчжурия» и бельгийском «Фриханделе». Первый стоял в порту Икскюль, второй — у пристани в шведском порту Якобстаде. Оба судна каким-то чудом остались на плаву. Это помогло быстро установить причины взрывов — специальные подрывные машинки.

А 7 октября 1916 года в Северной бухте Севастополя взорвался новейший российский линкор «Императрица Мария». А спустя несколько месяцев, в январе 1917 года разорвало на куски японский броненосный крейсер «Цукуба».

Русский морской агент в Японии доложил в Петроград, что наиболее вероятной причиной гибели «Цукубы» он считает диверсионный акт германской разведки. На след германских диверсантов напали и итальянские спецслркбы после взрыва «Леонардо да Винчи». Отметим, что и на «Пересвете», и на «Императрице Марии», и на «Леонардо да Винчи», и на «Цукубе» взрывались артпогреба под носовой башней главного калибра. Кстати, и на «Аскольде» предполагалось взорвать именно носовой артиллерийский погреб. Случайное совпадение или хорошо отлаженная система?