на любом подвернувшемся под руку инструменте.
Если говорить о музыке, то тут ему тоже равных не было: он легко играл хоть на фортепьяно, хоть на саксофоне и даже на скрипке. Когда и где он всему этому научился, узнать было невозможно. Отмахивался, мол, гастролировал с некой мадам Немировой, у которой была небольшая труппа, и постоянно требовалось подменять то одного круто и всерьез запившего музыканта, то другого. Там он, мол, всему и научился.
Он знал всех местных писателей, поэтов, певцов и актеров, мог устроиться на вполне приличную должность, но надолго его не хватало, и он едва ли не по два раза в год менял свое место работы. Оставшись без постоянного жалованья, он строил какие-то свои планы, о чем тут же оповещал всех друзей и знакомых, но планы не сбывались, выручала зарплата жены, а он продолжал оставаться вольным и ничем не обремененным человеком, который всегда был желанным гостем в любой компаний. Спасал его обычно старый фотоаппарат «ФЭД», с которым он выходил на волжскую набережную и там без труда находил желающих запечатлеть себя на фоне знаменитой русской реки. Высылал ли он снимки своим клиентам, с большой уверенностью сказать не могу, но время от времени наведывался ко мне в фотолабораторию, где чего-то проявлял, печатал, сушил и опять исчезал на неопределенный срок.
Как-то раз мы задержались с ним допоздна, и пришлось возвращаться на такси. Я выходил первым и оставил водителю свою долю за проезд, Слава поехал дальше… Прошли ровно сутки. И на другой вечер в моей квартире раздался звонок. Открыл. Смотрю, стоит незнакомый мне мужичок. Уставший донельзя, словно вагон угля разгрузил. И просит зачем-то пройти с ним. Пояснил, что Слава меня зовет. Вышел. Узнал то самое такси, на котором ехали вчера, а на заднем сиденье в расслабленном и довольно хмельном виде, обложенный закусками самого разного качества и наполовину выпитыми бутылками водки сидит друг мой Слава. Подумалось: «А вчера говорил, что денег у него одна мелочь, с водилой вряд ли хватит расплатиться. И вдруг… Такая пирушка. Откуда все?»
Думал, что случилось, надо выручать. Но все оказалось намного проще и банальней. На свою беду таксист оказался человеком склада творческого и грешил стихами. Несколько толстых тетрадок лежали рядом с ним на свободном сиденье. Слава же, узнав об этом невинном его пристрастии, твердо пообещал, что все стихи будут изданы в местном издательстве, и еще неплохой гонорар за то будущему автору посулил. Водитель растрогался такими многообещающими посулами, заехал домой за тетрадками, а потом бесплатно возил самозваного издателя всю ночь и сегодняшний день по просторам Волгоградской области, где у моего друга чуть ли не в каждой станице проживали или друзья, или родственники. Там Слава опять же пил, закусывал, а водитель даже его имени не спросил, скромно дремал за баранкой. А потом ехали дальше. Романтическая и трепетная натура водителя не позволяла ему высадить своего благодетеля где-нибудь на дальних выселках, и, уже почти засыпая, он почему-то решился привезти его к моему дому. Здесь он своего пассажира и оставил. Вместе с выпивкой и закусками…
Вряд ли литературные труды того таксиста когда-нибудь обрели материальную основу, но в одно такси со Славой я больше садиться не рисковал. Не хотелось участвовать в его подвигах, пусть и достаточно безобидных.
Другой случай, произошедший с моим другом, сделал его на долгое время предметом непрестанных пересуд, разговоров и едких насмешек. После очередного увольнения за прогулы из одного предприятия он устроился на непыльную должность лаборантом в какое-то НИИ сельскохозяйственного профиля, где ученые мужи денно и нощно боролись с вредными насекомыми, уничтожающими ценные сорта разных там кормовых культур. Задача перед ними стояла непростая: изобрести пахучее вещество, которое бы притягивало своим ароматом со всех окрестностей самцов наивреднейшего жучка, поедающего всходы редких и ценных кормовых трав.
А среди посевов тех культур должны были стоять специальные ловушки, которые бы этих вредителей уничтожали токами высокой частоты. По словам все того же Славы, пахучая жидкость должна была пройти последние испытания, а там глядишь, всеобщее признание, премии и почетное звание передовой лаборатории. Чем там занимался новоявленный лаборант, не представляю, скорее всего мыл использованные пробирки и выполнял разные мелкие поручения.
И все бы ничего, мыл бы он эти пробирки дальше и получал раз в месяц свою скромную зарплату, но произошло непоправимое. Как-то в один прекрасный день друг мой явился на работу с глубокого похмелья, а работая в химической лаборатории, разжиться полстаканом спиртика проблемой никогда не было. И, выбрав удачный момент, когда ученые мужи отправились на очередное совещание, он кинулся на поиски живительной влаги. Быстро нашел какую-то колбу, от которой так и несло знакомым спиртовым запахом, недолго думая, оприходовал ее содержимое, а для сокрытия улик выбросил пустой сосуд в форточку и вполне довольный собой стал ждать возвращения руководства. Руководство не заставило себя долго ждать и скоро вернулось в лабораторию.
Почтенный профессор, ответственный за ту самую разработку, которой занимался последние пять-семь лет, сунул руку в шкафчик, где хранилось его детище, и с удивлением обнаружил ее отсутствие. Поднялся шум, скандал, примчались охранники, выяснилось, что такие же разработки велись в другом НИИ, и подозрения, естественно, пали на них. Была составлена соответствующая бумага об исчезновении ценного препарата, дело пахло уголовной ответственностью. Пошли осторожные шепотки о вмешательстве израильской разведки и мировом сионизме.
Как же так, несколько лет кропотливого труда и все псу под хвост. А при таинственном исчезновении препарата накрылась премия, не говоря о всемирной славе, почете и уважении со стороны коллег.
Руководитель проекта оказался человеком опытным и по каким-то ему одному известным признакам уловил исходящий от Славы слабый аромат того самого вещества, предназначенного для привлечения самцов жучков-вредителей. Слава запираться не стал и честно признался, что, не найдя спирта, решил испытать ту пахучую жидкость на себе. Профессор лично помчался вниз, чтоб найти осколки той самой колбы, надеясь, что на ней сохранились хоть капли драгоценной экспериментальной жидкости. А Славе предложили немедленно покинуть стены почтенного заведения и никогда больше там не появляться.
Не ручаюсь за достоверность, но, по его словам, когда он нетвердой походкой шел к трамвайной остановке, то на него бурно пикировали жуки и бабочки всех мастей, привлеченные вожделенным запахом, над созданием которого целая научная лаборатория работала много лет. И даже в открытые окна вагона влетали, создавая всеобщую панику. На вопрос жены, почему за ним летит рой всякой живности, Слава пояснил, что во всем виновата его рубашка с