настоящего единорога, но тот скрылся в лесу и больше не выходил. Верите ли, ланта Экарте, я, как истинный глупец, до сих пор надеюсь на новую встречу.
— Когда охотитесь? Жаждете и его пленить? — уточнила я с вызовом.
Ох уж эти северные варвары!
— На таких не охотится ни один ташерец. Мутировавшие виды у нас считаются священными, ланта Экарте, — герцог потер лоб, стряхивая с него насыпавшуюся снежную крошку. — Но и обычные звери все чаще отравлены мраком. Отряды таких не берут: их нельзя употреблять в пищу. Отвернитесь. Живее!
У моего уха снова сверкнул ледяной клинок, и я невольно зажмурилась.
— Не убивайте! — взмолилась я, не открывая глаз. — Я попробую ее согреть. Вы же говорили, что мрак изнанки боится моего огня.
— Не стоит. Вы пока дурно управляетесь с даром, — Нетфорд настойчиво развернул меня лицом к алтарю. — Может, когда-нибудь, спустя годы тренировок…
— Если бездействовать, она совсем окоченеет.
— Вы ее поджарите, Эллайна! Поверьте, быстрая смерть — лучшее, что мы можем ей подарить.
— Знаете, я наелась этих ваших традиций! — прошипела, задирая лицо к Нетфорду. — Особенно тех, что призывают не уважать и игнорировать южанок. Не верить в них, не помогать им ни в чем, не позволять ступать по «священной» земле… И использовать исключительно для производства огненного потомства!
— Причем тут неуважение? — герцог занес сияющее лезвие над пульсирующей жилкой, спрятанной в слипшейся розовой шерсти. — Я не меньше вашего огорчен тем, что дивные существа некогда волшебного леса угасают таким вот образом. Но этого не исправить. Ничего уже, Гракс раздери, не исправить!
— А я попробую, — упрямо прошептала, растирая искры между ладоней. — В детстве мама учила, как согреть, не навредив. Я забыла ее уроки, но сегодня утром они мне приснились.
— И у вас когда-то получалось? — с сомнением протянул Нетфорд.
— Ни разу, дварфова пропасть… Ни единого, — прошептала я, жмурясь до искорок перед глазами.
Они затанцевали, заплясали на ресницах, не опаляя свою хозяйку. Согретый внутренним огоньком ветер закружил их в воздухе, соединил в лепестки. И цветок, чуть кривоватый, но все же о положенных семи лепестках, осторожно раскрылся на моей ладони.
Я ощущала непривычную поддержку чужого ветра. Меня словно качало на плотном воздушном потоке, позволяя расслабиться и сконцентрироваться на даре.
— Вы правы: ваша стихия, она… как бы объяснить… — пробормотала я сумбурно, с удивлением наблюдая, как раскрывается огненный цветок. — С ней легче. С вамилегче.
— Эллайна… — прохрипел Нетфорд, нервно вгоняя ледяной меч в сугроб рядом с гхаррой. По самую рукоять.
— Еще немного, немного, пожалуйста, — шептала, перекладывая хрупкое пламя на розовую самочку.
Черные пятна с шипением поползли в разные стороны от источника мягкого тепла. Лед талой водой закапал с подрагивающих копыт.
Невероятная розовая гхарра (да не бывает таких настоящих!) встрепенулась, заерзала, невпопад шевеля всеми четырьмя ногами. Будто пыталась бежать из положения лежа.
И она еще убежит от своей судьбы. Вот увидите, сир Эверхар, вот увидите!
— Не смотрите на меня так, ваша светлость, — я качнула головой, и на нос свалился огненный завиток. — С вашим сердцем так не получится.
— Я знаю, ланта Экарте, — прохрипел Нетфорд, помогая мне подняться со снега.
Едва обретя почву под сапогами, я тут же заскользила обратно. Чуть не шлепнулась в черную канавку, окружавшую алтарный камень.
— До чего вы неуклюжи, — герцог придержал меня за локоть, наблюдая, как я делаю осторожные шаги с подтаявшего снега.
— Я впервые гуляю по этим вашим ташерским сугробам. В жизни! — напомнила ему, недовольно шипя.
Рядом с Нетфордом эмоции внутри устраивали форменный балаган. В животе искрило, в голову лезли нелепости, грудь распирало огнем. То привычным гневным, то вдруг стыдным и порочным.
И снег под ногами раздражал не меньше, чем его светлость! Я правда не понимала, как с ним обходиться. Сапоги разъезжались в разные стороны, коленки подгибались, тряслись…
— Варх Всемогущий! — пискнула я, все же устремляясь задом в сугроб.
Больно! Снег вовсе не такой мягкий, каким выглядит издалека.
— Да что вы… — герцог, все еще цеплявшийся за мой локоть, устремился следом. И приземление у него вышло более мягким. — Бездна…
Нетфорд навис надо мной, придирчиво разглядывая разрумянившиеся щеки. Словно искал на них следы слез или еще чего.
— Слезьте немедленно, ваша светлость, — велела ему сдавленно. — Нас могут увидеть и подумать что-то дурное.
Сегодня из-за тонких черных стволов Погибшего сада хотя бы не торчал женский силуэт в плаще. Но я бы не удивилась, узнай, что за нами наблюдают с какой-то из сторожевых башен. В Ташере зимой не так много развлечений, особенно у воинов. Тренировки да сплетни, сплетни да тренировки…
— Правда? Увидеть и подумать? — сир Нетфорд резко встал, отряхнул штаны от налипших снежных комьев. — Да весь Ташер в курсе, что Эйдана едва не смертельно ранило на охоте.
— И что? — я уселась на сугробе, не торопясь поднимать с него ударившуюся часть тела.
— И что! — расфыркался владыка Предела и рывком поставил меня на ноги. — И что ваш огонь по праву старшего брата принимал я.
— Не нужно об этом…
— Нужно. Всякий, кто не слаб умом, понимает, какая это пытка — ощущать единение стихий. Но лишь тот, кто хоть раз сам делился магией на брачном алтаре, знает, как на самом деле все паршиво… Да, ланта Эллайна?
— Я никаких неудобств не ощущаю, — пробурчала, пряча взгляд в снежном сугробе.
Если уж целителю не рассказала о крюке, что упрямо волочет меня через все стены не к тому Эквенору… То «не тому Эквенору» точно не признаюсь!
— Тот, кто познал… Тот понимает, как трудно сопротивляться, когда тебя каждым порывом швыряет в сторону огнячужойжены, — процедил он, неистово стирая снежинку с моей раскрасневшейся щеки. — Будь у меня чуть больше разума, я бы попросил у богов никогда не видеть вас и не слышать, Эллайна.
— Так последуйте примеру брата и делайте вид, что я прозрачная, как вот эта ледышка! — я подняла сверкавший у ног кусок сосульки и швырнула в герцогскую грудь.
Раззадоренный предвкушением драки, он буквально ветром налетел на меня. Будто Нетфорда толкнуло порывом, сбило с ног ураганом! И принесло ровно к моим губам.
Темный, вязкий поцелуй затянул меня, что болотная трясина. Во рту стало жарко, как в самый душный эшерский полдень. И этот вкус… Терпкой горечи и талого снега, осенней листвы, мерзлой земли и пряного шоколада… Он растекся по языку болью предательства.
Шею сжимала горячая ладонь. В висках случало, расколачивая голову на половинки. Это. Не тот. Эквенор.
Не тот!
— Что вы… т-творите? — я вцепилась пальцами в напряженные плечи. То ли чтобы отстранить мужчину, то ли чтобы