Войдя в комнату, где сидел Джи Пи, Виктор увидел, что редактор стоит у окна и смотрит на шумную городскую улицу.
— Что с Сабриной? — спросил Виктор без всяких предисловий.
Джи Пи жестом предложил ему сесть.
— Я полагал, что услышу это от вас.
— От меня? Да я даже не знаю, где она сейчас.
Виктор сел и, дождавшись, когда Джи Пи последовал его примеру, произнес:
— Я не знаю, где Сабрина, но могу сказать наверняка, что она не собирается возвращаться в редакцию.
Виктор сполз на краешек стула. Он был потрясен.
— Что? Как прикажете это понимать?
Вздохнув, Джи Пи хотел было закурить, но, не найдя сигарет, положил в рот мятный леденец.
— Так она ничего вам не сказала? Она уволилась. Ушла.
— Ушла?! — У Виктора потемнело в глазах. Вчера она была сильно разгневана, но он и предположить не мог, что она выкинет такой фортель. — Но ведь она обязана предупредить руководство за две недели!
— Я дал ей две недели на размышление. Даже если она согласится выдержать срок, то уже вряд ли напишет что-нибудь стоящее. Уж я-то знаю ее настроение.
— Настроение? Что она вам сказала?
— Она не может работать с вами.
Виктор машинально потер ладонью лицо.
— Она объяснила вам причину?
Джи Пи сложил руки на животе и задумчиво поглядел на Виктора.
— Она говорит, что вы хотите задвинуть ее в угол ради ее же безопасности и не пускать в большую игру. Это правда?
— Я не хочу подвергать ее излишнему риску. Вот и все, — со вздохом ответил он. — Дело Гилбертов продвигается довольно тяжело и…
— Она говорит, что дело Гилбертов — это частный случай. По ее мнению, вы начали проводить эту линию с первого же дня.
Виктор стукнул ладонью по столу.
— Раз она считает, что соблюдать осторожность — это преступление, то пусть уходит! Я думаю, что вы меня понимаете.
Джи Пи мрачно кивнул.
— Да уж. Я знаю, что у вас погиб напарник. И прекрасно понимаю, что, как и почему. Но вы должны понять и ее. Для Сабрины… — он указал на исписанные листки бумаги, — вся жизнь в этом.
— Так не бывает, — отчеканил Виктор.
— Откуда вы знаете, что ей нужно?
Виктор склонился над столом.
— Я хочу на ней жениться. Об этом она вам рассказала?
— Нет. Но, признаться, я задавал себе вопрос, а не случилось ли у нее что-нибудь еще. Я рассудил так: если бы все дело было только в работе, она осталась бы в редакции и повоевала бы с вами.
Виктор подошел к окну и взглянул на небо, затянутое тучами.
— Но она же не осталась у отца и не стала с ним бороться, — возразил он.
— Она любила его. Ей было бы очень больно конфликтовать с ним, поэтому она просто уехала. Похоже, история повторяется. Ей больно оставаться здесь.
Виктор взъерошил волосы.
— Господи, я вовсе не хотел обидеть Сабрину. Я люблю ее.
Джи Пи постучал по столу карандашом.
— Могу себе представить. Но вы слушали голос своего сердца, а не разума.
Виктор хмуро поглядел на редактора.
— Что вы имеете в виду?
— Будь у вас голова на плечах, вы бы поняли, что Сабрине просто необходима настоящая работа. Это часть ее, и без нее жизнь теряет смысл. А вы хотели лишить ее самого главного.
— Черт возьми! Я не собирался отнимать у нее работу. Я всего лишь хотел, чтобы она занималась такими историями, где ее не убьют! Разве я не прав? Неужели надо объяснять, что я не хочу потерять ее?
Джи Пи недоверчиво покачал головой.
— Оглянитесь вокруг, Виктор, и вы увидите, что потерять любимых можно самыми разными путями.
«Потерять любимых можно самыми разными путями». Эти слова неотвязно вертелись у Виктора в мозгу, пока он гнал машину по загородному шоссе к дому Сабрины.
Джи Пи прав, в отчаянии думал он. Он так волновался за ее безопасность, что и не заметил, как оттолкнул от себя девушку. Неужели он опоздал? — спрашивал себя Виктор. А вдруг она уже уехала из города и он потерял ее навсегда?
Сабрина оглядела голые стены своей квартиры. Вещи полностью собраны и погружены в машину. Все готово к отъезду, не готова только она сама.
Ну что за глупости! — ругала она себя. Ее ничто здесь не держит. Из-за Виктора работа потеряла всякий смысл, а сердце превратилось в сгусток ноющей боли. Он может сколько угодно твердить о своей любви. Но он не любит. Или любит по-своему — как отец когда-то любил маму.
Нет, подумала Сабрина, печально вздохнув, надо расстаться сразу и по-хорошему, а потом на новом месте начать жизнь с чистого листа.
Девушка вышла на балкончик и бросила прощальный взгляд на залив, но лучше бы она этого не делала: воспоминания о Викторе тут же нахлынули на нее. Ведь совсем недавно он тоже стоял здесь. Он показался ей тогда очень красивым, сильным и немножко беззащитным. Его волосы развевались на ветру, а лицо было таким задумчивым… В тот вечер она узнала о гибели его родителей и о том, как он еще в детстве решил стать журналистом.
Наверно, тогда Сабрина и влюбилась в него, хотя и не признавалась себе в этом. А теперь? Ей была ненавистна сама мысль о том, что она позволила заморочить себе голову. Это какой-то рок, решила она. Ее все время тянет к властным мужчинам.
Неожиданный стук в дверь испугал девушку. Она заглянула в комнату. Кто же это мог быть? Неужели Виктор?
Нет. Вряд ли. Они вчера уже все сказали друг другу. Скорее всего, хозяйка квартиры пришла попрощаться.
Сабрина торопливо ушла с балкона и нерешительно приблизилась к двери.
— Кто там? — осторожно спросила она и взялась за ручку.
— Это я, Виктор. Открой мне.
Ее первая мысль была прогнать его. Но девушка почувствовала, что он не успокоится и будет беспрерывно колотить в дверь.
Трясущимися руками Сабрина с трудом справилась с замком. Когда дверь наконец открылась, Виктор стремительно влетел в квартиру.
— Что ты здесь делаешь? В Хьюстоне так много преступлений, что ты должен быть занят по горло.
Не обращая внимания на ее иронию, он стоял посреди комнаты и молча дожидался, когда девушка закроет дверь.
— Это я хочу спросить, что ты здесь делаешь.
Сабрина оглянулась и почувствовала, что ее сердечная рана заныла еще сильнее.
— Ты мне больше не начальник. И не твоя забота, где и чем я занимаюсь.
Тяжело дыша, он начал наступать на девушку, и ноздри его дрожали от негодования.
— Ты в этом уверена?
— Абсолютно!
Внезапно Виктор остановился.
— Я пришел сюда не затем, чтобы ругаться с тобой, — серьезно сказал он.
Сабрина вскинула брови, и ее неестественная улыбка выдала тайное желание дать ему оплеуху.
— Очень мило. Но верится с трудом, особенно если учесть, что мы с тобой спорим с первого дня нашей встречи.