Читать интересную книгу Денарий кесаря - Анатолий Дроздов

— Я начну розыск с Кесарии.

— Ты быстро его закончишь. Я дам тебе столько людей, сколько пожелаешь, окажу любую помощь. Сам убедишься, что я прав…

Дальше слушать я не стал и соскользнул с ложа.

— Куда ты? — остановил меня отец.

— Не мешай ему, префект! — засмеялся Пилат и подмигнул мне. — Центуриона ждут. Это интереснее, чем слушать беседу двух стариков…

В пиршественном зале все шло, как предсказала Валерия: рабы бегали с медными тазиками, часть гостей уже лежали бездыханными, те, кто покрепче, громко разговаривали, стараясь перекричать друг друга. Никому не было до меня дела, чему я только радовался. Оказалось, что и в коридоре, куда я вышел, до меня никому нет дела: рабы с блюдами, кувшинами, тазиками, урыльниками сновали взад-вперед, никто не подходил ко мне и не предлагал таинственным шепотом следовать за собой. Стоять в коридоре было неловко, рабы, пробегая мимо, косились; я сердито сорвал с головы венок, бросил его на пол и отправился в свою комнату. «Сейчас возьму деньги, и велю первому же рабу позвать Медею!» — решил я.

В комнате горел светильник, я уже направился к сумке, где хранил кошелек, как заметил тень в углу. Тень колыхнулась, я инстинктивно схватился за пояс. Рука встретила пустоту; я вспомнил, что отправился на пир, как и все, без оружия.

— Я такая страшная, центурион? — Валерия вышла из тени и насмешливо уставилась на меня. Я не нашелся, что ответить. — Чем искать меч, лучше закрой дверь — и покрепче!

Я молча подчинился.

— Что так долго? — спросила Валерия, подходя, и, не дожидаясь ответа, забросила мне руки на шею и впилась в губы. Я задохнулся от страсти. Валерия, присев, подцепила и ловко стащила с меня тунику, затем — набедренную повязку.

— Как ты красив, Марк! — шептала она, гладя мое тело горячими ладонями и целуя его. — Тебе, наверное, не раз говорили это? Эти руки, ноги, гладкая кожа… Ни единого шрама! Глаза, губы… Греческий бог! Как только увидела тебя — еще шел к столу, так и обезумела… Нет, я больше не могу!

Не дав мне расстегнуть сандалии, Валерия оттащила меня к ложу и толкнула на спину. Сама взобралась сверху. Ее стола полетела на пол, через мгновение она овладела мной. Волна блаженства пробежала по моему телу, я потянулся к двум молочным грудям, что колыхались надо мной. Валерия с размаху шлепнула меня по рукам.

— Не смей лапать! Пальцы у тебя железные — останутся синяки! Как потом объяснить мужу?..

Я не успел обидеться — она приникла к моим губам долгим поцелуем. Я обнял ее и изо всех прижал к себе. Она тихо вскрикнула, но не стала вырываться. Только еще быстрее задвигала бедрами, и я, ощутив, как судороги сотрясают мое тело, застонал от блаженства.

— На корабле не было женщин?! — засмеялась Валерия, сползая на бок и приникая щекой к моему плечу. — Скоро ты! Я не утолила даже первый голод.

— Это только начало! — сердито ответил я.

— Знаю! Медея обещала, что ночью ты захлебнешься от счастья?

— Откуда знаешь? — изумился я.

— Она всем так говорит. Моя рабыня видела, кого ты поймал… Завтра дашь Медее денарий и скажешь, что на пиру выпил слишком много… Она будет довольна.

— А я?

— Ты захлебнешься от счастья, как обещали. Только сделает это не сирийская шлюха, а римлянка! Ты ощутишь разницу, обещаю!

Говоря все это, Валерия не прекращала ласкать меня. И вскоре, довольная, вновь оседлала меня.

— То была легкая закуска, центурион! — сказала она, показывая в улыбке белые зубы. — Сейчас тебе подадут лучшие блюда! Я накормлю тебя досыта!

…Она угомонилась только под утро. Обессиленный, я не смог даже встать, чтоб проводить гостью — Валерии пора была уходить. На прощание она прижалась к моей щеке и спросила горячим шепотом:

— Ну, как?

Я промычал нечто нечленораздельное. Она засмеялась:

— Пиратов убивать легче?

Я вздохнул.

— Через три дня Пилат уезжает в Иерусалим и берет меня с собой, — прошептала она. — Уговори отца, чтоб последовал за прокуратором. Здесь я не смогу более приходить к тебе: пиры случаются нечасто. После пира рабы допивают вино и доедают угощение — все заняты, никому нет дела до хозяев. В обычные дни рабы трезвые и хорошо все замечают. Понятно?

Я кивнул.

— Хороший мальчик! — она погладила меня по голове и легонько коснулась губами моей щеки. — Ты даже не представляешь, как я счастлива сегодня. Тебя послали мне боги!..

Когда она шла к двери, походка ее была пружинистой и легкой — как будто и не было бессонной ночи. Это было последним, о чем я успел подумать, закрывая глаза…

2

Пилат оказался прав: розыск в Кесарии не затянулся. Прокуратор дал нам центурию солдат, они получили от отца по денарию с неправильным профилем императора и показали их владельцам гостиниц, лавок и торговых мест, посулив им за каждую такую монету десять из полновесного серебра. Вольноотпущенники Пилата, приставленные к казне, проверили денарии в собранной подати. Ходили по улицам Кесарии и мы с Акимом. После бессонной ночи я еле двигался, зато Аким к моему неудовольствию очень старался: забегал в каждую лавчонку, где сходу совал денарий под нос хозяину. Я с удовольствием оставил бы Акима и пошел спать, но мой друг плохо говорил по-гречески, а местные торговцы-иудеи не всегда понимали латынь.

Результат этой большой суеты оказался смехотворным. В казне фиска неправильных денариев не оказалось вовсе, торговцы, разглядев наши монеты, только качали головами. Зато по городу прошел слух, что приехавший из Рима сенатор скупает фальшивые монеты по десятикратной цене. На следующий день перед резиденцией прокуратора собралась пестрая толпа, в которой толкались как весьма почтенного вида граждане, так и оборванцы самого гнусного вида. Отец распорядился принять всех. За колоннадой резиденции поставили три стола — для отца, меня и Акима, солдаты стали подле нас и у входа. Армия пригодилась. На столы хлынул поток коряво битых подделок из меди, олова, бронзы и даже железа. До сих пор я понятия не имел, сколько фальшивок бродит по затерянным уголкам империи! Неловкость ситуации заключалось в том, что ненужные нам фальшивки подлежали немедленному изъятию без всякой компенсации. Отец представлял в Кесарии власть Рима, а Рим не мог допустить свободного общения подделок. Понятно, что это не нравилось тем, кто рассчитывал с выгодой обменять олово на серебро. Некоторые из просителей пытались протестовать, громко призывая гнев богов, но солдаты споро вразумили их древками пилумов. Бывших владельцев фальшивок отводили во внутренний двор. Нельзя было позволить им вернуться на площадь: ожидавшие своей очереди обитатели Кесарии немедленно разбежались бы. К обеду фальшивок набрался полный мешок, но нужного нам денария среди них не оказалось. Устали мы, устали солдаты, но отец твердо решил не прекращать розыск. Только когда поток посетителей совсем иссяк, из-за колоннады появился толстый и важный грек.

Грек был одет в пестрые одежды, подпоясанные широким атласным поясом. Посмотрев на нас хитрыми темными глазками, гость подошел к столу отца и огладил крашеную хной бороду.

— Меня зовут Плавт, — начал он. — Я содержу гостиницу близ Иерусалимских ворот неподалеку от амфитеатра. Светлые комнаты, мягкие постели, вкусная еда и лучшее в Кесарии вино. А какие у меня рабыни!..

— Что привело тебя? — прервал его отец.

— Мне сказали, ты ищешь это, — ответил Плавт, кладя на стол серебряный денарий. Отец схватил его, и по выражению лица префекта мы с Акимом поняли, что удача наконец-то улыбнулась. Грек это тоже понял.

— Я не сразу разглядел, что это за денарий, а когда увидел, решил оставить себе. Ошибка при чеканке — такая редкость! Я показывал монету друзьям, многие хотели купить ее, предлагая тройную и даже пятикратную цену, но я чту римские законы и не хочу, чтоб меня обвинили в фальшивомонетчестве.

Отец молча отсчитал десять денариев, положил их на стол и прикрыл ладонью.

— Откуда у тебя эта монета?

— Постоялец расплатился, — невозмутимо сказал грек, поглядывая на ладонь сенатора. — Месяца три тому. Получил два сестерция сдачи.

— Кто он?

— Откуда мне знать? — пожал плечами Плавт. — Мы не спрашиваем этого у гостей. Платят — и достаточно.

— Постоялец был римлянином?

— Нет. Я видел много римлян. Он говорил по латыни, но было видно, что не учил этот язык в детстве.

— Он грек?

— По гречески гость говорил еще хуже.

— Он купец?

— Нет. Скорее, лекарь.

— Почему так решил?

— В тот вечер в моей гостинице подрались легионеры: у меня доброе вино… Один достал нож и порезал второго. Постоялец, хотя я не просил его об этом, ловко зашил и забинтовал рану. Причем, сделал это так хорошо, что раненый назавтра опять сидел у меня. Мое вино влечет гостей, даже когда они при смерти…