звонит – я, оказывается, почти на час позже обычного явился. Ну, думал, добирался долго: был уверен, что вышел-то от Рассветовых в девять.
Усмехнувшись, Зубарев добавил, что Борис был от его визита в восторге: парень – любитель детективов и вдруг сам попал в такую запутанную детективную историю – умолял держать его в курсе – неужели выяснят, кто этот встреченный им в подворотне мужик?
Углов восторгов студента не разделял. Настроение у него было хуже некуда.
Отпустив Зубарева, он нервно закурил.
Итак, что мы имеем. Котов вышел от Нели Королевой примерно в двадцать один час в сопровождении Пашутиной. Котов живет на улице Карла Маркса, в бывшем обкомовском доме, это совсем близко. Дошли они, даже учитывая, что не спешили, не более чем за пятнадцать минут.
Котов выждал минут пять-десять после ее ухода и вернулся. Да, примерно в двадцать один тридцать он входил в ворота… Его видел Крутиков.
Но его ли?! Мыслимо ли, чтобы успешный чиновник, известный и уважаемый в городе человек, Станислав Николаевич Котов, был убийцей? Или даже иначе: возможно ли, чтобы убийцей стал его, Вовки Углова, друг детства – веселый парень, старательный ученик, дружелюбный и располагающий к себе Стаська Кот, у которого всегда можно было списать что задачки, что сочинение?
Верить в это не хотелось. Крутиков мог встретить в подворотне другого, похожего мужчину.
Однако в любом случае алиби у Котова не имелось. Впрочем, и доказательств никаких.
Что-то еще царапало полковника в этом деле.
Почему Стас, поясняя свою незаинтересованность в гибели Соловьевой, пошутил: «Я такие нападки каждый день слышу – если б мстил, мне каждый день душить женщин надо?..»
В газетах сообщалось просто об убийстве. О том, что женщина задушена, милиция сведений не распространяла.
Почему Котов сказал именно «душить»?
«Однако это ни на что не указывает! – возразил сам себе Углов. – Слухи как-то просачиваются… Могла болтать соседкам Лопухова, например, которая видела труп. А Королева могла передать Котову. Тут ничего удивительного».
Второе, на что следовало обратить внимание: сохранившийся только в его памяти вечер убийства Стеллы. Да, сорок лет назад.
Но Углов помнил ту ночь. Размышляя, строя планы, собираясь переменить себя и свою жизнь, он тогда не спал, курил, стоя возле форточки, смотрел в окно на пустынный темный двор.
Видел, как Кот вышел из своего подъезда, прошел в арку, а вернулся минут через тридцать. Мог, конечно, выйти по своим делам. Но мог и обойти дом, войти с улицы в первый подъезд (тогда там летом функционировало парадное). А потом так же, кружным путем, вернуться.
Полковник думал долго, весь рабочий день. Механически отвечал на вопросы подчиненных, механически рапортовал о чем-то по телефону начальнику.
Все три подозрительные ситуации были слишком мелкими и, в общем, не содержали достаточно доказательств… Будь на месте Котова кто-то другой, в этой ситуации Углов обязательно взял бы отпечатки пальцев. Отпечатки из комнаты убитой Соловьевой имелись, можно сличить. Но вызывать известного в городе и весьма уважаемого человека в полицию для неприятной и обидной процедуры взятия отпечатков пальцев на основе незначительных даже в общей сложности и, главное, недоказанных подозрений…
Нет, его не поймет никто: ни Станислав Николаевич, он же Стас Кот, ни начальство… Да Углов сам не понял бы, не работай он в милиции…
«Совсем охренела милиция, черт-те что делается – бандиты распоясались, то и дело разборки в городе устраивают, а милиция вместо того, чтобы с бандитизмом бороться, к приличным людям с глупыми подозрениями пристает!» – вот что он сам сказал бы на каком-нибудь чужом, не своем месте…
Нет, нельзя разрабатывать такое серьезное дело на основе весьма сомнительных подозрений.
«Эта версия ошибочна, ее следует забыть», – к такому выводу пришел к концу рабочего дня начальник убойного отдела полковник Углов. Он никому о своих подозрениях не расскажет.
Следствие зашло в тупик – пожалуй, дело по убийству Соловьевой надо закрывать.
Глава 28
Призрак богатства
Простившись со Стеллой (отвязался с трудом!), Стасик Котов побрел по аллейке в сторону Лопатинского сада.
Собственно, ему никуда не нужно было идти. У него начались каникулы, он приехал в Смоленск отдохнуть: сессия была тяжелая, сдал, как всегда, на пятерки… И надо же – какая неприятная встреча! Как бы не выдала она его – что рассказала, а он не донес… Придется на всякий случай написать.
Придя домой, он сел составлять бумагу.
Подумав, не стал писать, что Стелла сама ему рассказала: это могло на него навлечь подозрения – почему вдруг к нему такое доверие? Лучше, конечно, и не подписывать! Если вдруг девчонка на него донесет – он покажет черновик своего заявления: он забил тревогу первый!
Не изменяя почерк, он сообщил о троих подозреваемых – кроме уже арестованных, включил в это число Стеллу. Не стал писать об археологии – объяснил ночные загородные поездки этой троицы с копанием могил мистическими ритуалами неведомой секты. Про артефакт упоминать не стал: сами увидят при обыске.
А может, не увидят? Все ж эта фигурка очень больших денег стоит, если она из чистого золота. Продавать в качестве артефакта опасно, но можно было бы откалывать небольшие кусочки и жить безбедно от их продажи… Ездить каждое лето в Сочи. А может, там и поселиться… С деньгами все можно.
Он никогда не видел моря. Мать неоднократно рассказывала, как в начале тридцатых, вскоре после замужества, ездила с отцом Стасика на Азовское море, в город Таганрог – до войны у отца там были родственники.
«Вот выучишься на адвоката, – говорила мать, – начнешь зарабатывать хорошие деньги и съездишь в Таганрог – на море посмотришь… Может, и родственников отцовых там найдешь – все дешевле получится, если у