– Не так часто, – усмехнулся Николас.
– А куда деваться?! – жалобно воскликнул Матей. – Эта сушеная конина и лепешки на ослином жире даже хуже копченых сорных мышей, которыми меня потчевали халийцы! О, как я скучаю по картофельному пирогу милой вдовушки Таннекен из благословенного города Верпена…
– Что ты затеял? – прямо спросил Николас.
– Затеял? – У священника забегали глаза.
– Видишь ли, святой отец, – понизил голос Николас, – мне никогда не нравился шепот за спиной… О чем ты постоянно говоришь с мальчиком?
– Э-э… Господин императорский посланник… Ничего предосудительного. Просто… я не хотел вас лишний раз беспокоить… Но поймите меня правильно, если мальчика интересуют некоторые вещи… о которых я могу иметь… некоторое представление… которое может оказаться…
– Говори яснее!
– Дьявольские молитвы! – выпалил отец Матей и испуганно поджал губы.
– Что?! – изумился Николас.
– Прошу вас, господин, не гневайтесь на меня! Я знаю, что такие разговоры вы по роду службы обязаны пресекать! И я вовсе не хочу отправиться на виселицу или на костер. Но… мальчик сильно напуган! Я знаю, вы подобрали его в Верпене после того, как в страшном пожаре сгорел его дом и его семья… Ему многое пришлось перенести. Вы были очень добры, господин посланник!
«Дом и семья? – мысленно проговорил Николас. – Ну что же, так оно примерно и было… Янас явно не из тех, кто болтает лишнее…»
– Понимаете, – вдруг заторопился священник, – ему страшно, и мне тоже… не по себе. Вот мы и пытаемся разобраться. Кто напал на заставу Круда? Если ратников перебили, то где трупы? И что это за огонь такой там бушевал, пожирающий даже камни? Заставу Круда уничтожили не люди… – Матей понизил голос, – не люди, а создания Преисподней!
– Преисподней?
– Да! Саламандры! Я уже говорил об этом. Все сходится: древнее поверье гласит, что их вообще невозможно Убить, ибо они суть субстанция огня. Можно лишь покорить, сведя в стеклянный сосуд солнечные лучи от семи зеркал, установленных по кругу на равном расстоянии друг от друга…
– Об этом вы и говорили?
– Да, господин. Сами понимаете, суеверия объявлены Дьявольскими молитвами, вот мы и старались вас, человека государственного, не волновать попусту. Простите великодушно.
Николас на минуту задумался.
– Припоминаю твою пьяную болтовню, – кивнул он. – И то, как Балбрак велел тебе заткнуться. Видать, он хорошо и давно тебе знает.
– Хорошо и давно, – подтвердил отец Матей.
– Стало быть, причина твоего изгнания из Верпена – тяга не только к выпивке, а еще к вредным суевериям, запрещенным императорским указом?
Проповедник насупился:
– Учтите, господин посланник, я сам сознался!.. Слабость моя к крепким напиткам не давала мне на одном месте уживаться подолгу. Я много странствовал, а в странствованиях чего только не наслушаешься! Да, господин, признаюсь, я знаю сказок и преданий больше любого бродячего менестреля. Но обнаруживать в наше время это знание опасно… Вот я и молчал о том, почему мне пришлось покинуть Верпен и бежать в дикую Халию! Разболтаешься где-нибудь в трактире или кабаке, а добровольные доносители государя-императора тут как тут… Ух, господин, если б вы знали, сколько я от них натерпелся! Гадины, подлые душонки! И отец Лансам, чтоб ему пусто было, самый гадкий и подлый из всех доносчиков… Да он просто не знал, к чему придраться, чтобы избавиться от меня! Он завидовал моему дару красноречия – только и всего! Ух, господин, если мне когда-нибудь посчастливится вернуться в Верпен, я с этим дьяволом в обличье агнца посчитаюсь…
– Угомонись.
– Не беспокойтесь, господин посланник. Если вам наши разговоры не нравятся, то мы их, конечно, немедленно прекратим. И о Преисподней, и о Ключнике…
Николас, уже собравшийся возвращаться к месту привала, резко развернулся:
– Как ты сказал?!
– Э-э… О Ключнике… Видите ли, господин посланник, мальчик отчего-то очень интересуется этой частью святого пророчества.
– И?
– А что я могу сказать ему, кроме того, что уже все знают?
Николас сглотнул и с трудом перевел дыхание. Янас что-то знает. Откуда? Он не говорил ему про эльваррум. И он не видел Ключа. Никто не видел Ключа… Да, мальчик что-то знает, и это знание явно мучает его. А странное поведение по ночам? Как быть с этим?
– Господин посланник… – робко позвал Матей.
Николас рассеянно посмотрел на него.
– Может быть, вы дадите мне закончить?..
– Что закончить? Ах да… – Он отвернулся и, ломая кусты, двинулся прочь. Но скоро остановился и опять посмотрел на священника, заставив того конфузливо вскрикнуть и вскочить.
– А знаешь, – проговорил Николас, – мне кажется, это твое знание старых сказок нам еще пригодится…
Через полчаса они снова шли по лесу. Николас впереди, с обнаженным мечом в руках, а Янас и Матей – за ним.
«Что-то происходит с Империей, – стучали в голове Николаса неотвязные мысли. – Что-то непонятное и потому – страшное. И каждый это понимает. Но боится поверить. Дело здесь не только в святом пророчестве, Уже начавшем исполняться. Чем ближе мы к Пелипу, тем очевиднее перемены. Следовательно, ключ к разгадке – там, на севере, где стоит лагерем мятежный граф… Или ключ к разгадке – у меня за спиной, в старом мешке?..»
Странно он себя чувствовал. Всю жизнь избегая кипящей вокруг него людской жизни, теперь он ощущал себя в самом ее эпицентре. Это эльваррум, собирание которого было смыслом его существования, привел его сюда.
Третья ночь прошла спокойно. Николас вечером, на привале, пытался улучить минутку, чтобы продолжить разговор с Матеем, но священник упорно отказывался понимать, о чем идет речь. Легли спать на берегу круглого, словно блюдце, лесного озера. А наутро исчез Янас Топорик. И случилось вот это…
– Я ж только по… помыться хотел, – бормотал священник, комкая рясу на коленях. – Слышу – плеск… Гляжу, а там, за камышами кто-то… Я им: «Деточки, дочери мои, что же вы делаете здесь? Купаетесь, родненькие мои? А они молчат и так – шу-шу-шу – будто перешептываются. И вроде не шелохнутся, а все ближе и ближе ко мне. У меня почему-то голова закружилась, я сразу вспомнил, что крест снял, когда в воду входил… Я им: «Деточки, вы бы отвернулись, а я на бережок выберусь…» Срамно все-таки, они девицы невинные, а я тут, старый козел, в адамовых одеяниях. Не отвечают. И все ближе ко мне! Тут одна как нырнет! Страх меня взял! Бросился я на берег, да не успел… И если бы не вы, господин!..
И отец Матей сокрушенно посмотрел на собственную левую ногу, понизу замотанную тряпицей, из-под которой все еще сочилась кровь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});