— О чем вы призадумались? Уж не о Хромоногом ли? Поверьте моему слову, что это предсказание о появлении духов ада — не что иное, как предупреждение о нападении в первую безлунную ночь того вражеского племени, вождь которого рассчитывает с помощью суеверного страха победить более многочисленного врага и вернуть своему народу его деревню, поля и леса! — сказал Халлинг.
— Так вы полагаете, что нам придется принимать участие в серьезном сражении?
— Да, уверен в этом. Мало того, я полагаю, что враги явятся сюда со своими союзниками, обложат кругом всю деревню, и нам придется отстаивать не только этих туземцев, но и свою собственную жизнь. Но пока не будем думать об этом! Вон тот коричневый пес как будто чует что-то!
Оказалось, что эта собака действительно напала на след. Убедившись в этом, хозяин спустил ее первой, и все последовали за ней. Более часа приходилось пробираться сквозь самую чащу леса, когда день уже начинал клониться к вечеру, охотники еще долгое время следовали вдоль берега реки. Красный диск солнца стоял уже очень низко, небо казалось совершенно синим. Заходящее солнце освещало своими дрожащими искристыми лучами все до горизонта, придавая своеобразное освещение и колорит и далеким очертаниям гор, и долинам, и холмам, и низинам. Вскоре огненный, затем кроваво-красный и, наконец, бледно-алый диск дневного светила скрылся за горизонтом. Тропический день в несколько минут сменился темной тропической ночью.
— «Хора триста» (hora trista, «печальный час»), — сказал Рамиро, — надо сделать привал, развести костер и ждать появления луны!
Дикари уже добывали огонь для костра, и как только сухие прутья весело запылали, все эти дети жаркой страны, начинавшие дрогнуть и зябнуть, как только скрывалось солнце, с особенным наслаждением грели у огня свои босые ноги и болтали между собой, не отрывая глаз от земли. Дело в том, что «хора триста» в дремучем лесу — недоброе время, в эту пору бродит по лесу всякая нечисть: лешие, ведьмы, тени и демоны — словом, все то недоброе, что при появлении луны тотчас скрывается в тени таинственной чащи или же в глубине ущелий.
Все как-то разом стихло в природе. Только где-то вдали раздавались, точно удары молота, мерные и сильные удары клюва большого дятла. Вдруг раздался звук, весьма похожий на плач маленького ребенка. Бенно поднял голову и прислушался.
— Что это? — спросил он.
— Это ленивец, он, вероятно, висит где-нибудь на суку и объедает листья; его нытье выражает, что он находится в приятном и благодушном настроении духа.
— Я хотел бы посмотреть на этого зверька!
— На обратном пути, сеньор, если хотите, а теперь нам пора уже двигаться дальше. Эти уродливые, ленивые, постоянно полусонные создания висят, подобно большим серым кошкам, на ветвях деревьев почти круглые сутки и увидеть их очень не трудно. А вот и луна!
Разом поднялось повсюду металлическо-звонкое, свистящее жужжанье мириад москитов. Вампиры стали кружиться над головами охотников, а на берегу реки показались важно расхаживающие аисты и цапли и громадные, величиною с большую тарелку, жабы, прыгающие в траве у воды. Серые и черные ночные мотыльки стали кружиться в воздухе, и вдруг послышался шум, похожий на треск и бряцание.
— Это что за звуки? Откуда они?
— Это муравьи разрушители! — сказал сеньор Рамиро. — Взгляните на это прекрасное дерево с густой листвой, ручаюсь вам, что к восходу солнца на нем не останется ни одного листа.
— А вон там что-то трещит, кто-то храпит и сопит в воде! — заметил Халлинг.
— Да, это зеленые лягушки, жабы, гигантские ящерицы и бесформенные, безобразные каракатицы, — сказал Рамиро, — этими водяными обитателями кишит здесь все — и камыши, и водоросли, и прибрежные кусты, и все это поедает и истребляет друг друга. В природе нет мира и спокойствия; все движется и суетится, все чего-то опасается и боится, и повсюду кипит страшная кровавая борьба за существование. В воздухе, и на земле, и в кустах, и в траве, и в корнях деревьев, и в листьях вершины — все спорит и губит одно другое из-за капли росы, из-за лишнего луча солнца, за право дышать воздухом и пользоваться светом.
Птицы пожирают червей, лисица — коршуна и бедных птичек, пума и унце — хитрую лисицу, а их всех губит страшная смертоносная змея. За нею следом уже идет и человек со своим огнестрельным оружием, порохом и свинцом, а этого главнейшего и самого страшного и опасного хищника преследуют ненависть и злоба, зависть и отсутствие любви и еще один худший из всех исчадий ада враг — это корысть, страсть к деньгам и богатству! Она впивается в душу человека, с каждым днем глубже и глубже, и никогда не выпускает своих жертв из своих страшных когтей. Да, никогда! Никогда!
— Вы расстроены, сеньор? — сказал Бенно, — у вас какое-нибудь горе на душе?
— Ах, дитя мое, сохрани вас Господь от всего того, что испытал и пережил я! — воскликнул сеньор Рамиро растроганным голосом.
— Ха! Ха! Ха! Ха! — раздалось громко и насмешливо у него за спиной. Звук этого смеха был до того неприятен, до того раздражал нервы, что на мгновение все кругом смолкло.
Перуанцы стали креститься, туземцы прижались друг к другу, шепча какие-то непонятные слова и стараясь не шевелиться, даже не дышать.
— Ха! Ха! Ха! — засмеялся опять тот же голос, и вслед за тем послышался душераздирающий крик отчаяния, вырвавшийся как будто из сдавленного горла, крик мучительной и ужасной агонии умирающего.
У всех пробежал мороз по коже.
— Пустяки, — сказал Рамиро, — это маленькая птица, величиною не больше воробья — попробуйте кинуть вон в те кусты камешек, и вы увидите, как она вылетит оттуда.
Вспугнутая птица вылетела из кустов и, отлетев немного дальше, снова захохотала, затем смолкла.
— Заметьте, что эта птица поет только ночью, а днем ее никто никогда не видит.
— И вы никогда не видали этой птицы? — спросил Бенно, обращаясь к индейцам. — Вам никогда не случалось убивать ее на охоте?
— О, нет! Нет! Эту птицу посылает на землю Сальрайе, лесной демон-великан, он погубил бы всех нас, если бы мы посмели причинить какой-нибудь вред его черной птице.
— Так вы видели ее, если знаете, что она черная? — сказал Бенно.
— Нет, нет, чужестранец, мы никогда не видели ее, но всякое существо, которое появляется ночью, всегда бывает черное и посылается на землю демонами!
— Это птица пересмешник, из семейства козодоев, — сказал Рамиро, — я ее знаю. Это — маленькая бесцветная птичка, неслышно прилетающая и издающая свои жуткие звуки в ночной тишине.
Между тем собакам снова натерли морды шкурами коз, разорванных ягуаром, и они опять пошли по следу. Благодаря луне, хотя и бывшей на ущербе, было совершенно светло. Берега реки становились чем дальше, тем ниже, и делались все более и более непроходимыми; приходилось прокладывать дорогу с помощью топоров, перерубая лианы толщиной в кулак. На реке стали показываться острова; широкая ее поверхность отливала серебром при свете месяца.