Читать интересную книгу Реки не умирают. Возраст земли - Борис Бурлак

Ольга показала в небо: там плыли, косо перечеркивая большое солнце, длинные вереницы штурмовиков и бомбардировщиков. Но плыли они бесшумно, точно планеры, скользящие по воздушному течению. И бомбовых ударов никто не слышал, хотя самолеты бомбили рядом. Левее Бендер высоко вздымались тучи мельчайшей пыли: она не успевала оседать и, ширясь, охватывала весь запад.

Полина посмотрела на землю, сплошь усеянную яблоками, грушами, ранетками, орехами. (Богачев оказался прав — золотой падалицы сколько угодно, да собирать некому.) Совсем недавно такие грузные, сады налегке раскачивались от буйного наката взрывных волн, которые то немного ослабевали, когда стреляли, как видно, из-за леса, то девятым валом обрушивались на яблони, когда пушки били невдалеке.

Шел второй час артиллерийской подготовки. Вернувшись в землянку, Полина велела девушкам заняться делом, очистить от пыли столы и топчаны. Однако уборка оказалась совершенно бесполезной: сухая глина тонкими струями пробивалась меж потолочных бревен, стекала на пол.

На сто пятой минуте пушечная канонада оборвалась. Но тут же, как мощный аккорд, заключающий орудийную фугу, слитно загремели гвардейские минометы...

Артиллерия сказала свое веское слово. Настал черед пехоты. Кому довелось видеть, как она вымахивает из траншей за огневым валом, тот до конца жизни не забудет этой святой минуты. Полина представила себе общую атаку на всем плацдарме и опять прислушалась: только частые всплески ружейной пальбы да сухой треск ручных гранат. Потом и это все отдалилось. Теперь пушки стреляли, казалось, вяло. Зато самолеты непрерывно гудели над лесом: натужно — те, что в строю шли на бомбежку, и заливисто, весело — что возвращались за Днестр врассыпную.

Раненых еще не было. Полина строила всякие догадки: или дивизия до сих пор находится во втором эшелоне и командир корпуса Шкодунович ждет удобного момента, чтобы ввести ее в прорыв; или немцы уже выбиты из траншей в чистое поле, и тогда скоро надо будет собираться в путь... Поодаль грохнуло несколько снарядов. «Бендерские», — безошибочно отметила для себя Полина. Да, Бендеры ожили. Занимая выгодное положение на правом фланге наступающих, бендерская артгруппа немцев усилила фланкирующий огонь. «Видно, тут, у нас, дело может затянуться», — огорчилась она за генерала Шкодуновича.

Полина знала, что в первые часы наступления, когда солдаты атакуют одну траншею за другой, больше всего потерь. Как ни старательно вспашет землю артиллерия, как ни щедро забросает ее бомбами авиация, но все же именно матушке-пехоте всякий раз приходится, ломать отчаянное сопротивление врага, чтобы полностью расчистить дорогу танкам. Это уже потом, на оперативном просторе, танки и пехота поменяются ролями. А сейчас все надежды на царицу полей.

Раненых привезли поздно вечером. И с этого часа Полина потеряла счет времени.

По числу, а главное, по характеру ранений она убеждалась в том, что на поле боя доходит до рукопашной. Никто в войсковом тылу, кроме медиков, не чувствует так остро, почти физически, весь драматизм происходящего. Верно заметил Богачев: военным хирургам достается самая горечь победы.

Командир санбата прислал в помощь Карташевой еще трех сестер, молодого врача Афанасьева, который и сообщил, что весь батальон прибудет на КП завтра утром. Афанасьеву отвели соседнюю землянку — ее только что освободили офицеры штаба, выехавшие на передний край. Полине стало полегче, хотя раненые все прибывали.

Пожилой, лет пятидесяти, старшина был ранен осколком в правую руку. Когда Полина, осмотрев рану, стала перевязывать, он сделал усилие над собой и улыбнулся.

— Не узнаете, товарищ капитан?

— Разве мы встречались раньше?

— Не помните?.. Оно, конечно, сколько нашего брата проходит через ваши рученьки. А я помню, как сейчас, тот Аульский плацдарм у самого Днепродзержинска. Вы еще отпаивали меня молоком, раздобытым у хозяйки... Видите, выжил, вернулся в дивизию. Легкая у вас рука, товарищ капитан, дай вам бог здоровья.

— Спасибо, — с той же простецкой добротой сказала она, улыбаясь ему в ответ.

— Неужто я теперь отвоевался, товарищ. Капитан?

Она помрачнела, но скрывать не стала:

— К сожалению, да.

— Отвоевался... Я сразу понял, когда меня резануло в локоть. Ну, да поживу остаток левшой. Жалко, поиграть не придется больше.

— Вы что же, гармонист?

— Сызмала. Когда ходил в парнях, то равных не было в округе. Потом играл на чужих свадьбах. Да, выходит, отыгрался...

— Извините. — Полина отошла к другому раненому. На топчане полулежал, привалившись к земляной шершавой стенке, мертвенно бледный молодой солдат, тоже, как видно, из саперов. Около него суетилась Ольга: она сделала укол, распахнула гимнастерку до маленькой, но глубокой ранки под ключицей и размотала мокрую от крови обмотку на левой ноге. Полина начала обрабатывать раны.

— Люда, — позвала она Иванову, — предупредите шофера, чтобы никуда не отлучался. Скоро будем отправлять автобусы в армейский госпиталь.

Солдат, широкоплечий, белокурый молодец, то сдержанно постанывал, то замолкал, стесняясь женщин.

— Ничего, голубчик, до свадьбы заживет, — пыталась ободрить его ласковая Ольга.

— А ты пойдешь за такого, безногого? — спросил он, уставившись на нее до того светлыми глазами, что в них и смотреть-то без слез было невозможно.

— Ясно, пойду.

— Киркаешты, Киркаешты... Столько отшагал по минным полям — и оступился на каком-то разъезде. Если бы еще под Бендерами — куда ни шло... Что, доктор?

— Полежите до осени.

— Мне бы надо довоевать, они моего отца повесили, а над сестричкой... — Он не договорил, стиснул зубы от боли.

Когда отправили в тыл всех тяжелых, Полина присела поесть. Было за полночь. Бой, кажется; совсем отдалился влево. Значит, прорвать, немецкую оборону тут, под Бендерами, не удалось... Этот богатырь-сапер жалел сегодня, что «оступился» на мало кому известном разъезде Киркаешты, Удивительно это солдатское пристрастие, к историческим местам: будто легче оттого, что тебе не повезет у самых стен знаменитой крепости. Русская натура — умирать, так на виду у всех... А где сейчас Валентин? Где Сергей Митрофанович? Только бы военная судьба оградила их, дело же идет к концу. Нет более несправедливой смерти, чем смерть на пороге победы... «Что это я? — спросила себя Полина. — Устала от бесконечных людских страданий? Но сентиментальность противопоказана врачу».

— Галина, Ольга, ложитесь-ка на часок-другой, мы с Людой подежурим.

— Лучше бы вы, Полина Семеновна, отдохнули, — сказала Мелешко.

— Я прилягу на рассвете.

Она вышла наверх подышать свежим воздухом. На севере, под Бендерами, сухо посверкивали оранжевые вспышки орудийных выстрелов: оттуда били вдоль фронта, на юг, где разметалась по горизонту огненная накипь. Еще дальше подрагивало высокое лимонное зарево, которое доставало, может быть, до самого Черного моря. Не днем, а ночью всего лучше ориентироваться в ходе наступления: ночное небо зеркально отражает события на земле. Полина теперь не сомневалась, что немецкий фронт, прорван именно там, на юге, который сплошь охвачен этим адовым сиянием.

Из гущи сада вымахнули, одна за другой, магниевые вспышки. Полина с опозданием кинулась в ход сообщения. Однако новой батарейной очереди не последовало. Она снова поднялась по сыпучей лестнице и долго смотрела в сторону крепости, откуда только что пальнули для острастки по тихому войсковому тылу. Было непонятно, на что еще надеялись немцы, любой ценой удерживая Бендеры, которые не сегодня-завтра будут окружены намертво.

Командующий фронтом опять почувствовал недомогание, как в июле. Выручал лишь душевный подъем, царивший на передовом командном пункте.

К исходу двадцатого августа 37-я армия Шарохина и 46-я армия Шлемена взломали оборону противника на главном направлении — до сорока километров в ширину и более десяти километров в глубину. Только на участке 57-й армии Гагена,наступавшей в районе Бендер, дела шли хуже. Корпус генерала Шкодуновича хотя и овладел первой линией траншей, отбросив немцев за железную дорогу, но дальше продвинуться не мог. Да и вся 57-я армия не выполнила ближайшую задачу. Это огорчало Федора Ивановича Толбухина, тем паче, механизированные корпуса опаздывали с выходом в район прорыва. (Сказывалось чрезмерное уплотнение войсками не ахти какого плацдарма.)

Вечером, подписав донесение в Ставку, Толбухин распорядился подготовить новый командный пункт: в целом наступление развивалось успешно, и надо было не отставать от войск. До сих пор он находился близ приметного Кицканского монастыря. Был даже соблазн подняться на колокольню, откуда, по словам артиллеристов, можно видеть чуть ли не все поле боя. Командующий артиллерией генерал Неделин не удержался, влез на самую верхотуру. Немцы в Бендерах заметили движение на колокольне, ударили из пушек. Генерал со своими наблюдателями по-ребячьи кубарем скатился вниз по шаткой лестнице. Как ни любил его Федор Иванович за талант, за храбрость, но в сердцах отругал за легкомыслие.