Читать интересную книгу Реки не умирают. Возраст земли - Борис Бурлак

— Тихая, — добавила Люда Иванова.

— В тихом-то омуте черти водятся. — Ольга коротко покосилась на Люду.

— Хорошо, я подумаю, Оля, — в тон ей ответила Полина.

— Не прогадаете.

— Скажите, Полина Семеновна, а Марат не похож на отца? — спросила Галина, возвращая фотографию.

— Разве характером.

— Вы никогда не рассказывали, как вышли замуж.

— Да-да, расскажите, Полина Семеновна! — поддержала ее Ольга. — Ну, пожалуйста, хотя бы немножко, Полина Семеновна...

Девушки знали только одно: ее муж, капитан Смирнов, был артиллеристом и погиб на Хасане — по времени его злая участь совпадала с военными событиями на востоке. Больше они ничего не знали. Больше им ничего и знать не нужно. Но как она выходила замуж — это совсем другое дело. И Полина, то ли под настроение, то ли уступая девичьему любопытству, рассказала сегодня о тех неимоверно далеких временах.

Она познакомилась с Борисом в летние каникулы в маленьком уральском городке, где, впрочем, был уже аэродром Осоавиахима. Вот на аэродроме и познакомились. Тогда лучшими девушками считались первые парашютистки. Ну и она тоже училась прыгать с вышки, потом с самолета У-2. Борис, окончив военную школу, приехал в отпуск к своим родителям и частенько бывал на летном поле за городом. Новые подруги завидовали ей, Полине, что этот юный красивый командир с двумя кубиками на петлицах выбрал из всех девчат-осоавиахимовок именно нездешнюю студентку. По. вечерам они пропадали в кино: смотрели последние немые фильмы (не зная еще, что кино скоро заговорит во весь голос). Вернее, больше смотрели друг на друга под сбивчивый аккомпанемент старенького клубного пианино. В конце отпуска Борис сделал предложение. Она отказала: слишком мало времени прошло со дня их знакомства, к тому же надо закончить образование, прежде чем выйти замуж. Они расстались, да ненадолго. Борис получил назначение в бывший губернский город, где она жила с детства. Так судьбе угодно было свести их наново. И уж на этот раз отказать такому парню она не решилась, поняв, что любит его. Тетя Вася, ее воспитательница, проворочалась всю ночь и утром сказала: «Ладно, иди, но помни, что вторая любовь случается только в книгах. Все наши бабьи беды происходят от первой ошибки в молодости». И они всплакнули теперь вдвоем, как и полагается накануне свадьбы. Через неделю в деревянном флигельке на берегу Урала собрались сослуживцы Бориса, артиллеристы, и ее однокурсницы-медички. Пели походные боевые песни, танцевали модные фокстроты. Песни нравились тете Васе, однако этих танцев она не одобряла и в заключение попросила гармониста сыграть «Барыню». Как она отплясывала, будто не ее Поленька, а она сама выходила замуж...

На лестнице, ведущей в землянку, послышались чьи-то шаги. Оля и Мелешко переглянулись: кто бы мог быть ночью?

— Не помешал? — спросил Богачев, приподняв угол одеяла, которым был занавешен вход.

— Помешали, — дерзко ответила Ольга.

— Решил навестить в поздний час, завтра будет некогда. — сказал он значительно.

И все поняли, что завтра наступление.

— Чем бы угостить вас, Валентин Антонович? Хотите нашего компота? — предложила Полина.

Майор залпом выпил кружку холодного компота из свежих фруктов.

— Эх, жаль, некому будет собирать яблоки! Пушкари, конечно, постараются, уж они потрясут эти сады, а собрать такую массу падалицы пехоте будет недосуг.

Полина чувствовала себя неловко, когда являлся Богачев: сразу пропадала вся ее солидность, и она, несмотря на годы, оказывалась в роли самой младшей из девчонок, не зная, чем и как занять великовозрастного кавалера. Он не раз выручал ее, выручил и сегодня:

— За вами, Полина Семеновна, шел посыльный штадива, я вернул его, сказав, что сообщу о вызове.

— Да? Тогда нужно идти.

— Идемте, мне по пути.

Девушки понимающе заулыбались, она же всерьез поверила, что ее ждут в штабе дивизии.

Богачев простился с девушками до скорого свидания в Кишиневе и быстро вышел из землянки вслед за Полиной.

Августовская ночь была на диво хороша. Уставшие от непосильной ноши тираспольские сады мирно забылись, задремали под высоким, в бесчисленных звездах, росным небом. Богачев тронул Полину за локоть, она приостановилась.

— Никто вас никуда не вызывал. Так что извините меня за маленький обман. Между прочим, ваша дивизия пока во втором эшелоне. Завтра с утра начнут другие.

— Стало быть, завтра?

— Заряженное ружье должно наконец выстрелить.

— Но вы-то куда направляетесь, Валентин Антонович?

— К своему подшефному генералу Шкодуновичу.

— Как, майор шефствует над генерал-майором?

— Не ловите на слове. Командовать корпусом не собираюсь. Это мы в штабе армии называем подшефными тех комкоров, у которых чаще всего бываем по долгу службы... Не сердись, Полюшка, я не мог не увидеть тебя сегодня.

Он впервые обратился к ней на «ты». Полина искоса, украдкой посмотрела на него. До чего же похудел, вытянулся за лето, как зеленый паренек.

— Берегите себя, Валентин Антонович.

— Это в обороне разведчики охотятся за каждым «языком», а в наступлении знай отсчитывай готовеньких пленных.

— Все равно будьте осторожны... — Она вдруг обняла его с девчоночьей неловкостью, наспех поцеловала в щеку. — Ну, ступайте.

Он удержал ее за плечи, крепенькие, уютные, и она, не в силах противиться ему, повиновалась его ответному порыву. Он целовал ее неспешно, бережно, любуясь ее лицом, будто освещенным пе́рловой плиточкой зубов.

— Да ступайте же... — умоляющим голосом сказала она и отстранилась.

Он безвольно отпустил ее, начал закуривать. А она принялась тщательно одергивать гимнастерку, которая всегда рельефно облегала ее невысокую грудь, гибкую талию, крутенькие бедра. «Как идет ей военная форма», — подивился он. Полина хотела поправить волосы. Но где пилотка? Совсем потеряла голову!

Он поднял с травы пилотку.

Она несмело протянула руку, боясь приблизиться к нему даже на полшага. Так они постояли друг против друга на расстоянии, и Полина, отрезвев окончательно, сказала уже тоном старшей:

— Иди, Валентин, отдохни перед боем.

— Какой тут сон! Скорей бы рассветало.

— У меня завтра тоже нелегкий день, — добавила она и пошла к своим девчатам, еще не знавшим не только поздней, но и первой заоблачной любви.

9

Утро 20 августа 1944-года.

Оно тяжело вставало, по-солдатски разгибаясь в полный рост, над затянутым туманцем, седым Днестром, над спящими в тени тираспольских садов траншеями, над зубчатой стеной угрюмой Бендерской крепости, над темной конусообразной высотой «150» — «Суворовой могилой», над синими в переливчатой дали бессарабскими холмами.

Но вот белое августовское солнце уже высветило сторону противника до последнего деревца на кряжистом увале, до самой малой делянки виноградника на ближнем косогоре. Низовой ветерок смахнул с лица земли ночную испарину. Небо засияло пронзительной голубизной прощальных дней лета. И на душе сделалось так же ясно, свежо, прохладно, как и в природе.

Полина стояла около землянки, наслаждаясь утренним покоем в мире. Вдруг плеснулось где-то за лесом отдаленное «ура». Потом еще, за окрестными садами. Еще — совсем близко. Громкое «ура» перекатывалось из края в край, словно на параде, встречные волны эха сшибались над всем плацдармом, не утихая. Одно «ура» — и ничего больше, как в суворовские времена перед штыковой смертельной схваткой. И ни единого выстрела с немецкой стороны: немцы, ошеломленные происходящим, наконец-то с опозданием поняли, что наступает час решающего сражения.

Полина догадалась, что это во всех полках зачитывают обращение Военного совета Третьего Украинского фронта.

Когда заключительное эхо погасло за рекой, установилась иная, напряженная тишина вокруг. На командных и наблюдательных пунктах — от фронтового до полковых — часы, сверенные накануне, синхронно отсчитывали последние минуты. Не поддаваясь нетерпению людей, часовые стрелки слишком медленно приближались к цифре восемь.

И разом, с шумом рассекая упругий, застоявшийся воздух, жар-птицами взмыли к небу сигнальные ракеты. И качнулась, уходя из-под ног, земля. И ударили наперебой дивизионы PC, а за ними тысячи пушек, гаубиц, минометов... Полина торопливо оглянулась: ее девушки выбегали из землянки, проспав самое начало.

В первые секунды еще различались залпы отдельных :батарей, но потом все соединилось в монолитный гул вулканической силы — говорить стало невозможно. Били орудия всех калибров. И сам командующий артиллерией фронта генерал Неделин вряд ли мог сейчас сказать, где тут звонкие подголоски сорокапятки, где голосистые трехдюймовки, а где басы шестидюймовок. Обвальный грохот был невыносимым.