Изредка на бирже «Бишлета» разыгрываются комичные сценки. Действующих лиц двое: Ялмар Андерсен и Фернандес Гомес из Испании. Нет, не было и, чует моё сердце, не будет в скоростном беге на коньках фигуры смешнее носатого испанца. Ему под сорок. Держаться на коньках житель типично конькобежной Андалузии научился лет в 25. Фернандес срочно организовал пару чемпионатов страны, в протоколах которых значилось имя лишь одного спортсмена — Гомеса. Созданную кустарём-энтузиастом национальную федерацию приняли в ИСУ. Члены Международного союза конькобежцев качали головами, пожимали плечами, но за вступление нового члена проголосовали единогласно. А что делать — все необходимые формальности были формально соблюдены.
Так Гомес вышел и на международную арену. Этому самому тихоходному конькобежцу мира пришлось бы нелегко и на женских соревнованиях. 500 метров он пробредает секунд за 50–55, пятикилометровку завершает минут за 11–12. Годы идут, и с каждым новым сезоном испанец бежит медленнее и медленнее. К нему привыкли и постепенно из всеобщего посмешища Фернандес превратился во всеобщего любимца. Трибуны «Бишлета» скандируют его имя, а Гомес, никак не заботясь о результатах, еле плетётся по кругу и, подняв огромный нос и руку, приветствует болельщиков.
Серьёзные джентльмены из Совета ИСУ долго и терпеливо обсуждали эти забеги-хохмы. Горячие головы настаивали на дисквалификации. Мудрые предлагали переговорить с чудаком по душам. Но, как выяснилось, Гомес ни разу в жизни не нарушал правил ИСУ. Даже фальстартов никогда не делал — торопиться ему было некуда. Из разговора по душам тоже ничего не получилось. Гомес выдал официальное объяснение: его душа требует участия в мировых первенствах.
Однажды руководители ИСУ облегчённо вздохнули. Денег у Гомеса хватило только на авиабилет Мадрид — Осло. Расплачиваться за гостиницу было нечем. Сказать, что отели в Норвегии просто дороги, — значит, сделать им абсолютно незаслуженный комплимент. Цены за проживание безумны. Как-то Гончаренко и я столкнулись у входа в «Гранд-отель» с Джорджем О'Коннелом. Известный конькобежный судья, дававший старт на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде, а по совместительству адмирал военно-морского флота Соединённых Штатов в отставке, пулей вылетел из вращающихся дверей «Гранда» и едва не сшиб нас своим чемоданом.
— Сто долларов за ночёвку в несчастном постоялом дворе, — адмирал кипел. — Да за эти деньги я лучше буду спать на улице.
— На улице холодно. Заснёте и замёрзнете, — отсоветовал Гончаренко. — Наверно, нашли гостиницу подешевле?
— Нашёл. — Моряк в отставке радости не скрывал.
— А где? — вступил в разговор я.
Адмирал зарделся, насупился, засопел. Но я настаивал, и О'Коннел сдался:
— Понимаете, боюсь, вас с Олегом туда не пустят. Я договорился со знакомым. Мне поставят раздвижную кровать в гостиной американского посольства.
Что говорить о Гомесе, если справиться с ценами «Гранда» не по карману и адмиралу-американцу. Но испанец сражался до конца. Договорился с норвежским журналистом и выступил по радио с короткой и умоляющей речью. Поведал о безденежье и попросил любителей коньков помочь бедному испанскому конькобежцу. Неожиданно призыв-мольба нашла отклик у не особенно щедрых, я бы даже сказал наоборот, жителей Осло. Гомес только и успевал бегать на почту за денежными переводами и благодарить жертвователей. Воодушевлённый испанец побил национальный рекорд на пятикилометровке и ухитрился занять предпоследнее место, опередив итальянца Марчетто.
Соавтором победы неутомимого Гомеса был совсем не любящий пошутить Ялмар Андерсен. Он разыграл на бирже настоящее представление. Вырывал у японцев их электротабло и совал под нос Фернандесу. На ходу обучал его технике бега. Потешая стадион, вёл чуть передвигавшего ноги испанца по графику только что установившего мировой рекорд Хайдена.
Но такие шутки редки. Как редки и мировые рекорды. Биржа до предела взвинчена, взволнованна и не пытается скрыть напряжения, вырывающегося в непрекращающийся крик. Крик-приказ. Крик-мольбу. Крик-подсказку, бьющий в уши и безошибочно отличаемый — конькобежцем. Хотел бы узнать, но не узнаю, не дано, кто же расходует больше сил: по кругу скользящие или около него стоящие? Шкалы Рихтера на этот случай ещё не придумано. Ответ подсказывают элементарные весы. Бывает, за два дня соревнований и тренеры и спортсмены теряют килограмма по четыре. Ничья?
Впадины на щеках конькобежцев. Чёрные мешки под глазами тренеров — неразлучные спутники крупных конькобежных гонок. В раздевалке под трибуной «Бишлета» тихо. Наша команда всегда во второй комнате направо, если стоять спиной к дорожке. И соседи всё те же — молчаливые шведы, которых тешит и бодрит тренер-весельчак Феркерк. Сколько поколений советских спортсменов прошло и вышло через эту скромную раздевалку! Люди менялись — комната, убранная в чисто спартанском стиле, оставалась. Гончаренко разглядел ветхий матрас с наскребёнными буквами — интернациональным «О» и далеко не латинским «Г». Кто бы это написал, а, Олег Георгиевич? Раздевалка насквозь пропахла запахом терпкой растирки, которую, высунув язык, втирает в крепкие молодые тела массажист почему-то неизменно крошечного роста. Не чувствуется только запаха лавра. Давно его сюда не приносили. Последний раз венок притащил Гончаренко в 1956 году.
Олег Георгиевич примостился на краешке скамейки. Греется. Или всматривается в ребят. Кому по силам тяжёлая ноша из лавра? Серёже Березину? Завернувшись в серое солдатское одеяло, он чуть посвистывает во сне. До забега на 5 километров ещё полчаса. Молодец, нервы в порядке. Или Диме Бочкарёву? Огонь-парень. Расхаживает босиком по раздевалке, что-то шепчет, шепчет… Потом просит запасного раздобыть где-нибудь ножнички. Запасной — это не мальчик на побегушках. Он верный оруженосец, ловкий доставала, преданный снабженец. Ребята, лёжа на матах, отдыхают и все просьбы только к нему: «Серёня, принеси водички, чайку, бинтик…» И запасной, безропотно кивнув, стремглав исчезает и быстро возвращается. Ага, вот и ножнички. Бочкарёв снимает спортивную майку, на которую натягивается плотно облегающий комбинезон. Вертит хорошенькую такую маечку в руках и вдруг — раз-два, решительно выстригает из неё здоровенный клок. Всего-то граммов двадцать, а бежать самую капельку, крохотную малость, но полегче. Поможет? Хорошо бы. Бегут на 5 километров, счёт же идёт на граммы и сантиметры. Здесь нет вещей неважных и незначащих. И Гончаренко спокойным своим, несколько певучим голосом говорит ребятам добрые, неслащавые слова, которые, дай бог, пригодятся, вспомнятся, когда выйдут они на норвежский лёд.
Потом, пробежав пятёрку, конькобежцы вернутся в раздевалку измождёнными, обессиленными и рухнут на матрасы. Запасной бросится расшнуровывать коньки. Красавец врач, сунув под нос флакончик с нашатырём, позовёт массажиста: «Вася, давай-ка отмассируй. Завтра — десятка».
За не слишком короткий срок знакомства с Гончаренко лишь раз видел его разъярённым… Наш парень чудом попал в число шестнадцати. Но десять километров не бежал — катил как на прогулке: какая разница — пятнадцатое место или тринадцатое. Я не подозревал, что Олег Георгиевич воспримет это так болезненно. Разнёс конькобежца в пух и прах, да ещё нажаловался начальству. Зачем тратить государственные деньги и возить на чемпионат слабаков? Пусть катается дома, на Пионерских прудах. Вся сборная изумлённо раскрыла рты. От выдержанного и корректного Гончаренко подобного не ожидали. Он ушёл, напоследок хлёстко хлопнув дверью. Паренёк нелепо оправдывался. Густо краснел. Извинился, пролепетав: «Я больше никогда не буду». И обещание сдержал.
Говорят, всё познаётся в сравнении. «Всё» — не уверен. Многое — точно. Мне нравится в раздевалке конькобежцев. Неважно, где она — на «Бишлете», на «Медео»… Атмосфера тут ровная и достойная. Выходящие из двери с табличкой «СССР» пока не чемпионы. Они на подступах к пьедесталу, в двадцатке лучших мира — это уж как минимум. Никогда не замечал и намёка на зазнайство, пренебрежение к соперникам и болельщикам. Любители автографов, караулящие у выхода, щедро одариваются угловатыми, на весу сделанными мальчишескими росписями. Нечего переживать и за журналистов. Они наверняка получат вежливые ответы на свои не всегда тактичные вопросы. Судьям не надо беспокоиться: конькобежцы к старту не опаздывают. Точно так же вели себя великие предшественники — Косичкин, Шилков, Гончаренко… Прекрасные традиции прочно помнятся и неукоснительно поддерживаются. Спасибо тренерам. Это и у них учатся ребята.
Почему пишу об этом? Может быть, я ушёл в сторону от темы этой книги? Нет, думаю, что это отступление правомерно, оправданно. К сожалению, иные наши спортивные деятели, призванные заниматься воспитанием спортсменов, прививают им качества западных звёзд — непомерное самолюбие, потребительство, бахвальство. Откуда пришли к нам все эти амулеты, цепочки, картинные ликования и коллективные объятия на футбольных полях? Оттуда, из-за кордона, где большой спорт — это бизнес, шоу, иногда дурман.