в руках часами держать приходится, так к вечеру руки сами разжимаются.
– Хоть целый день продержу, – бубнил из шлема здоровяк.
– Ладно.
В той же лавке купили они еще и наголенники. Пошли дальше. В следующем торговом дворе выбрали Увальню сапоги с коваными носами и задниками, а еще пояс. И на пояс крепкий тесак в два локтя длиной, с ножнами.
Надели все это и переглянулись, даже мастер, что все это делал, и тот восхитился. Так велик и страшен оказался этот молодой человек в боевом облачении и с мощной алебардой, что даже сам кавалер, встреть его на поле боя, так предпочел бы себе другого врага найти. Но это если, конечно, он не знал бы, что на Увальня доспехи надеты в первый раз.
– Ведаешь, сколько я в твой доспех денег положил? – спросил кавалер, когда уже рассчитался с последним мастером.
– Не ведаю, господин, – доносилось из-под брони.
– Почитай, двенадцать талеров. Это не считая оружия.
– То много, господин, – бубнил здоровяк.
– В деле мне все отработаешь, – сказал Волков.
– Отработаю, если не помру от жары, – заверил его Увалень. – А пока дела нет, дозвольте мне все это снять.
– Шлем сними с подшлемником, к остальному привыкай. Обнашивай.
– Понял! – Молодой человек с радостью снял шлем и подшлемник.
– И пеший теперь все время ходи, – добавил кавалер, садясь на коня.
– Это чтобы он попривык к доспеху? – спросил Максимилиан.
– Да, и еще мне мерина моего жалко.
Они засмеялись. Волков не смеялся уже очень давно. И он, кажется, в первый раз забыл, что отдал замуж свою Брунхильду.
* * *
В главном соборе города Малена собрались люди, да все не последние, все знатные. И многие господа со всего графства съехались, и городские нобили пришли, люди Волкова были, кроме Брюнхвальда. Все в лучших одеждах. Колокола на соборе отбивали «радость», как и положено в свадебный день. Старый епископ Маленский, отец Теодор, и его викарий были в своих парадных одеждах. Святые отцы и служки – все тоже в торжественном, словно праздник какой святой. Колокола звенели, простой люд, зеваки, сбирались у входа, в храм их не допускали, господа ждали в церкви. Жених ждал стоя, хотя надо было бы сесть.
И вот наконец к собору подъехала кавалькада в два десятка верховых в цветах графа, а за ней две кареты. Когда открывалась дверь одной из карет, трубачи сыграли «внимание». Наружу вышел молодой граф фон Мален. Не лакеи, а он сам подал руку выходящей за ним женщине. Голову и лицо ее покрывала прозрачная вуаль из легких кружев. Платье было алым с золотым шитьем. Под звон труб и ликование простолюдинов граф ввел женщину в церковь и торжественно повел по проходу к алтарю. Только там он передал ее руку Волкову. Начался ритуал.
Когда-то в молодости Ярослав Волков представлял себе свою свадьбу, то было на теплом юге. И тогда он мечтал не о дочке графа, а об одной темноволосой красотке, жене колбасника, глупого, но богатого, в сараях которого они стояли на постое. Жена колбасника была ласкова к Волкову, и ему она полюбилась, хоть и старше его лет на десять. Вот на ней он и мечтал жениться. И свадьбу он себе другой представлял. Потом, правда, вся эта дурь из головы у него улетучилась. Хуже ничего нет, как солдату таскать по войнам и кампаниям свою жену. Иной раз бежать надобно, ноги уносить, а тебе жену по обозам искать. Еще и кормить ее, одевать да смотреть, чтобы кто к ней под подол не наведывался. Нет, жениться было делом абсолютно глупым. Да и невесты, честно говоря, попадались все не те, что ему требовались.
Кавалер покосился на свою будущую жену. Она едва доставала ему до плеча. Рука в шелковой белой перчатке, на перчатках дорогие кольца, лицо закрыто вуалью, платье из восточной парчи ценой коров в сорок. Волков отвел взгляд и вдруг подумал, что совсем не волнует его эта свадьба. Он стоит и слушает епископа, который распевно отчитывает свадебный ритуал на языке пращуров, и кавалер радуется, что все слова, что говорит этот поп своим высоким старческим голосом, он понимает. Вот что его радует, а не то, что дочь графа держится за его за пальцы. Только вот молодой граф, что стоит за невестой, бросает на него недоброжелательные взгляды. С чего бы?
Снова городская резиденция, теперь уже Волков и его молодая жена во главе стола, гостей столько, что, сидя, коленями друг друга касаются. На свадьбе старого графа и половины от этого не было. Тут как раз Волков и выяснил, отчего молодой граф на него смотрит зло. Когда кавалер вставал из-за стола, Теодор Иоганн, девятый граф фон Мален, подошел к нему и с заметным недовольством сказал:
– Отчего же вы не сказали мне, брат мой, что отец мой не далее как два дня тому назад обвенчался с вашей сестрой. Отчего на торжество меня не пригласили, отчего втайне от меня сие хранили?
Волков пожал плечами и ответил не без удивления:
– Так отец ваш просил о том, чтобы свадьба была тиха, я-то как раз против был. Но граф настоял на тихом венчании.
– Отчего же он так хотел? – чуть не шипел от злости молодой граф.
– Не знаю, видно, не желал, чтобы вы про то прознали раньше времени.
– А вы и рады были?
– Нет, не рад, – вдруг твердо и без всякого дружелюбия признался кавалер. – Не рад! Я до последней минуты его отговаривал. У нас и другие партии были.
– И чем же он сломил ваше сопротивление? Что было предложено вашей сестре во Вдовий ценз? – говорил все так же ядовито граф.
– Моей сестре было предложено поместье Грюнефельде.
– Грюнефельде!? – Глаза молодого фон Малена чуть не вылезли из орбит, его лицо покраснело, словно кавалер его оскорбил. Волков думал, что фон Мален сейчас сорвется на крик или кинется на него, но граф все же хранил достоинство, присущее высшему сословию, негоже терять его при посторонних. Фон Мален сдержался и просто прошипел: – Прекрасно.
Он кивнул Волкову, показывая, что разговор закончен, и ушел.
Праздник был в самом разгаре, когда по традиции, под шутки и аплодисменты гостей, под тосты и сальные пожелания молодых отправили в опочивальню. Окна в комнате оказались зашторены, горели лампы. Волков разделся сам, лег и долго ждал, пока в соседней комнате, шурша одеждой и выговаривая служанке, его жена готовится к первому их совместному ложу. Странно это звучало – «жена». Но так и было: там, в соседней комнате,