нас в глубоком раздумье, куда и с кем теперь идти. Предложений получилось несколько, но основных направлений теперь два. Вот люди разделяются потихоньку надвое. А ещё делится народ на тех, кому нравился Жендос, и на тех, кто его не любил. Например, есть те, кто любил его, но не хотят идти на Восток, а есть те, кто, напротив, хотят на Восток, но с Жендосом были в напряжённом общении. Второй день к концу уже, а народ всё решается пока.
– Понятно теперь, – ухмыльнулся разведчик. – Но вопрос был другой.
– Как другой?! – на мгновение задумался тот. – Ах да. Ну так, этот же подлиза знатный, язык без костей, в последнее время от него и не отходил совсем, шавка драная. Сладких обещаний нахватался, да и среди отморозков его вооружённых он вертелся всегда. На ум-то им давно приседал. А там, сам знаешь, умишка-то не много. В общем, наподлизывал себе авторитет среди глупцов. Вон, у Рябого два сына. Один, что поумнее, на нашей стороне, а второй упрямый, Шакалёнку этому в рот смотрит. Как не подрались ещё, не пойму. Мамку их жалко, ей-то как? – Топтун опять опомнился и стал спрашивать – Ну, теперь ты. Как? Дошли до людей-то?
– Да. До людей дошли, поговорили даже, – он выдержал паузу, намекая, что ответ закончен, и стал задавать свой следующий назревший вопрос. – И куда теперь идёшь ты и твои люди?
– Да куда мы пойдём-то? – вздохнул Топтун, – Куда все, конечно. Ведь разногласия сейчас между друзьями, братьями, семьями. Вот после этих плясок, – он кивнул на кострище, – будем собираться все, решать куда и как дальше, и кто поведёт. Сейчас ещё многое зависит, что нам ты расскажешь, – тут во взгляде Топтуна проскользнула мольба и сразу же потерялась в сдвинувшихся густых бровях. – Как там люди живут? Много ли их? Чем живут? Женщин, детей много ли?
– Эй-эй! А ну постой, – перебил его Серый. – Много за раз вопросов! За хорошей стеной они все живут. Я лично видел только мужчин и то на почтительном расстоянии, да одного на дереве. Прятался от нас, всё думал, я его не приметил. Разговоры с ними вёл только Академик, он оставил нас ждать, а сам за стены к ним пошёл. С тех пор я его и не видел, – Серый вдруг сам опомнился и переключился на свой вопрос. – Что именно случилось с Жендосом?
– А, ну так он сам виноват, – подключился другой, Топтун даже не стал возражать. – К людям-то надо добрее быть! А не издеваться по поводу и без, – мужик оглядел присутствующих и, поняв, что никто не против его рассказа, продолжил. – Порешила его одна из его баб, Матросиха. Прям ночью пока трахались…
– Постой, – перебил его Серый. – Матросиха? Это которая? Их там у него много…
– Ну, которая с Карпом пришла года два назад, – стал напоминать Топтун. – Жендос её тогда сразу себе забрал. Потом он её на людях плетью порол, за что уж не помню. Так у неё с тех пор вся спина в матроску стала, вот и имя ей нашлось сразу. А то Карп её как-то по-другому называл, что не запомнить было.
– Вот, – стал продолжать второй. – А что?! В шатре же они там. Ну и это, двигаются, шумят. Кто визжит, кто кричит. У него же так обычное дело, – мужик пожал плечами. – Не знаю, у меня как-то не так всё это. Ну, тише как-то намного всё. Ну и вот, никто и не мешает им, значит. А потом Напёрсток прислушался и понял, что только эта визжит, аж рыдает, а тот-то не кричит, да и долго так уже. Ну и решил заглянуть. А там, говорит, картина такая: Жендос на спине, руки в стороны, она верхом на нём и обеими руками ножом его клюёт. Там передних костей-то уже нет, не то, что лица. А сама устала уже вусмерть, но всё равно клюёт его и визжит, и голосу-то уже нет, и в кровище вся, голая! Жуть! Как Напёрстка увидала, так тут же на него кинулась, орёт голосом нелюдским! Ну всё, умом тронулась баба. Тот испугался, конечно, да сразу дуплетом её и убил, короче. А чего её жалеть-то? Всё уж, ума-то нет.
– Ааа-ха-ха-хааа!!! – рассмеялся привязанный разведчик. – Это что же получается? Какая-то Матросиха смелее и сильнее всех вас оказалась?! Коли одна решилась и смогла Жендоса замочить! Здорово!
– Ты это, смейся, конечно, но вот народу-то надо правителя теперь. Какой-никакой, а управлял людьми. А теперь вон, грязь какая-то всем на уши присела, да ещё и норов свой выказывать смеет! – Топтун чуть задумался и продолжил. – Ты уж, конечно, за Жендоса сам по себе думай как хочешь, но вот людьми эта тварь править не должна.
– Согласен с тобой полностью. Слушай, Топтун, я вот смотрю. Витьку этому не до нас сейчас, вон сторожонок мой один возвращается. Ты мне узлы чуток ослабил бы, да нож хороший за сапог, а я бы порешать взялся дела эти непростые?
Топтун жестами дал какие-то указания своим спутникам.
– Вы это, не надо! – паренёк, охранявший заключённого, сбив дыхание, начал громко говорить на подходе. – Уходите все! Сам Виктор, сейчас сам, при всех допрашивать станет. Там закончит и сразу тут станет.
– Кто?! – хором удивились все.
– Так ведь… – парнишка прямо осел от массового непонимания. – Как же ж? Ну Витёк же – это Виктор? Или?
– Это разные люди, лопух! – пояснил один из трёх. – Витька знаю, а Виктора не знаю.
Тот оглянулся в сторону церемонии и, поняв, что сейчас помощи не дождаться, замер в растерянности.
– Тебя как назвали-то? – сменил неудобную для парня тему Серый. – Или как мама звала, какое имя носишь?
– Мама Димой называет, – сначала насупился тот, а потом, подняв голову, сказал. – А Виктор велел, чтобы меня все Дрын называли.
– Слушай, Дрынь, – Серый нарочно смягчил окончание этого имени, а интонацией добавил игривость звучанию. – Ты хороший воин, давай, гони от меня этих мужиков, а то атаману не понравится всё это.
– Так ведь нет атамана-то, дяденька! – искренне удивился Димка, – Вон всё как сейчас-то.
– А Виктор тогда кто?! –